Советский апокалипсис - воспоминания Адама Мацедоньского о первой советской оккупации (Pl, Ru)
Адам Мацедоньский - родился в 1931 году во Львове, студент Академии Изящных искусств и Ягеллонского Университета, после аресте в 1952 году был вынужден прервать обучение. Под угрозой ареста укрывался на Западных Землях, много раз подвергался допросам в Управлении Безопасности. С 1955 года рисовальщик в «Пшекруе», «Дзеннике Польском» и других печатных изданиях. В 1960 году принимал участие в обороне креста в Новой Гуте. С 1976 года сотрудничал с Комитетом Защиты Рабочих. После убийства Сташека Пыяса был связан с краковским Студенческим Комитетом Солидарности. Автор идеи и основатель Катынского Института. 13 декабря 1981 года интернирован. В 1984 году - один из основателей Катынских Семей в Кракове.
____________________________________
Адам Мацедоньский, талантливый рисовальщик и отважный оппозиционер, 14 июня 2011 года получил награду от Института Национальной Памяти, престижное звание «Хранителя Национальной Памяти». По этому случаю мы представляем фрагмент воспоминаний Адама Мацедоньского, касающийся первой советской оккупации 1939-1941 годов. Мы получили ещё одну - хотя бы после Зофии Коссак - великолепный образ-документ, касающийся советских времён и советских порядков.
17 сентября 1939 r. Красная армия вторглась на территорию Польши.
Воспоминания, представленные ниже, изданы в виде книги: «Оставшееся в памяти. С Адамом Мацедоньским беседует Анна Зехентер (Краков, 18.06.2011).
Адам Мацедоньский: И именно там, во Львове на Лычаковской, нас застала война. Трудно поверить, как вдруг распалась вся наша жизнь. Ещё за пару месяцев до этого мы отдыхали в Березовице, я ещё плавал в Серете, ещё пёк кукурузу с местными украинскими детьми, мы прекрасно понимали друг друга, потому что в школе во Львове нас учили украинскому - такие были правила на территориях, где жили русины. Кроме того, брат матери женился на украинке, так что кузины из Березовицы были по происхождению полу-украинками, о чём они потом даже вспоминать не хотели, потому что насмотрелись на страшную резню поляков. (…)
В конце лета 1939 года мы вернулись во Львов. Вдруг слышим по радио, что началась война. Выли сирены, поскольку немцы уже в первый день атаковали Львов с воздуха. Я пошёл в начальную школу на Зиморовица, чтобы записаться в третий класс, но нам сказали, что уроков не будет. Я помню, с какой радостью бежал с друзьями домой, крича: «Война, война!».
Мы страшно радовались, потому что были воспитаны на мифе победы. Первая война, о которой молились поляки, дала нам независимое государство. Я учил песенки:
Наши бравые солдаты
На постах стоят
И поют большевикам,
Что их не боятся.
Нисколько.
Постоянно вспоминали Львовских Орлят - юных защитников польского Львова во время польско-украинской войны 1918-1919 годов и польско-большевистской 1920 года. Дети тогда сражались за город на всех улицах, в бой шли целые школьные классы, целые дворы. Самому младшему защитнику было девять лет, сорока из них - от десяти до двенадцати, более семидесяти - по тринадцать, более ста - по четырнадцать. Пятнадцати- и шестнадцатилетних было более тысячи. Взрослые рассказывали нам о четырнадцатилетнем Юреке Битшане , что он сражался в первых рядах, что погиб на Лычаковском кладбище, незадолго до того, как пришла помощь из Львова.
Мы с друзьями думали, что теперь мы будем совершать героические подвиги. Ведь опять война, значит, мы получим винтовки и будет защищать Львов - как наши отцы - и победим, конечно …
Мой отец в это время возил продовольствие на линию фронта - ведь Львов защищался почти так же долго, как Варшава, до 21 сентября. Он всегда возвращался домой потный, потому что было жарко, брился, менял рубашку и снова уезжал. А один раз он заплакал. Мама спрашивает, что случилось, а отец говорит, что такая красивая молоденькая девушка, может, лет шестнадцати, была ранена в окопе. В плечо. Отец хотел отвезти её в больницу, но она ему сказала, что это ничего, что она будет стрелять другой рукой.
В 1939 году город также защищали львовские дети. С тех времён сохранилась песенка о львовских батярах, которые стреляли в немцев из пушки. Во всём Львове полно было беженцев. В нашей квартире поселили семью из Познани.
Анна Зехентер: В разных воспоминаниях о 1939 годе момент вступления советов на польскую землю представляется как вторжение азиатов - диких и ужасных. Вы помните красноармейцев?
Адам Мацедоньский: Те впечатления глубоко врезались мне в память. Когда русские вошли во Львов, самым ужасным был тот смрад, который они принесли с собой, - страшный. Львов живописно расположен на холмах. Всюду парки, сады, полно цветов, кусты сирени, каштаны. Город, по образу жизни близкий к средиземноморскому, потому что ежедневно на бульварах бывало гуляние, все элегантно одетые, прогуливались, встречались, кланялись, знакомились, проявляли взаимное уважение.
И вдруг надвинулась эта вонь, такой страшный смрад. Потому что большевики, которые вошли, не выглядели как армия - это была орда нищих и попрошаек, а к тому же дикарей. Шинели были драные, у некоторых такие длинные, что волочились по земле. И все - страшно низкие. Моя мама смотрела в окно, потому что день и ночь охраняла дом, смотрела из-за занавески и вдруг воскликнула: "О, Боже, да ведь они детей в армию берут!". Потому что эти большевики были все такие маленькие. Это была оголодавшая орда раскосых, больных выродков. У многих не хватало глаза либо нос был совершенно изуродованный, потому что среди них царил сифилис. Они воняли потом, блевотиной - ведь они пили водку из алюминиевых фляжек. Это же очень вредно - алюминий со спиртом. Им нечего было есть, только пили, поэтому с голоду они отнимали у детей бутерброды. Первые их слова, которые мы, дети, выучили, это «Dawaj kuszat!», то есть «Давай есть!». Весь этот сброд, эти дикари - это не были солдаты.
Когда они вошли в Краков в 1945 году, то это были солдаты, откормленные американцами, в мундирах. А те, в 1939 году, это были вечно пьяные дикари. Как бы под воздействием наркотиков, но это, скорее всего, были голод и алкоголь. Они были в любую минуту готовы убить, то и дело стреляли в воздух, чтобы вызывать страх. Они нас ненавидели, потому что это был другой мир, другие люди, богатый город. Они разграбили всё. Да, это правда, они ели липучку от мух - потому что до войны липучку делали на меду, ну, кто-то им сказал, что это леденцы для детей, и они эту липучку разворачивали и лизали.
Об этом писала Каролина Ланцкороньская, которую война застала во Львове. Она запомнила землистые лица солдат, огромный портрет Сталина над кафедрой в первый день учебного года в Университете Яна Казимира и впечатление, что пришла чужая культура с чуждым нам менталитетом.
Анна Зехентер: Даже сильно увлечённый до войны коммунистическими идеями поэт Александр Ват говорил в изданной после войны книге-беседе с Чеславом Милошем «Мой век»: «Эти лица монголоидов, это жалкое обмундирование. (...) Первых русских я видел в Луцке - эти монгольские шлемы с тряпичным острым верхом, такие тряпочные пикельхаубе. И это Азия, но уже такая наиболее азиатская. (…) То, о чём я не задумывался во время моего увлечения коммунизмом, - азиатский облик. Азия - Европа, я считал, что это такая болтовня антисоветской публицистики, что это относится к XIX веку и является весьма поверхностным. А тут вдруг - Азия абсолютная!».
Адам Мацедоньский: Потом, после этой первой волны, приехали офицеры с жёнами и детьми - лучше одетые, чище одетые, сытые. А их жёны накрашены были, извините, как львовские проститутки, только ещё более некрасивые. Красные береты, красные губы. Их женщины на самом деле на бал в честь годовщины революции надели ночные рубашки - это всем известная история. Они вышли из нищеты, так откуда им было знать, как выглядит элегантное бельё. (…)
Ночами слышны были выстрелы, просьбы о помощи, крики. Один раз мама позвала нас к окну и показала через занавеску, как большевики в этих островерхих шапках вели какого-то студента. Одного молодого парня конвоировали чуть не десять человек, в руках у них были винтовки с длинными штыками, они кололи его, чтобы не сбежал. "Боже, что они с ним сделают", - сказала мама. Они вели его в сторону вокзала Лычаков.
На мужчин в те дни напал страх. Мой отец скрывался, домой заходил только чтобы переодеться, но ходил небритый, никогда не мыл рук, потому что тот, у кого чистые руки и лицо, да ещё, не дай Бог, очки и интеллигентный вид, был пропащий человек. Тогда надо было выглядеть, как рабочий. Отца кто-то выдал нквдешнику на улице, но в участке коммунист еврейского происхождения сказал: "Нет, это порядочный, это наш человек, он не служил в полиции, он рабочий, посмотрите на его руки и лицо". У этих советов так были промыты мозги, что они верили, будто бы каждый поляк - пан и кровопийца. Интеллигентное лицо означало смерть. (…)
Анна Зехентер: Примерно в это время произошли события, которые через много лет сыграли важную роль в вашей жизни: осенью 1939 года советская армия брала в плен польских солдат, которые - в огромном большинстве - не вступали с ними в бой, послушные приказу Главнокомандующего Рыдза-Смиглы. Офицеров отправили в лагеря в Козельске, Старобельске и Осташкове.
Адам Мацедоньский: К нам, в Злочов, вплоть до начала 1940 года приходили письма и открытки от попавшего советский плен самого младшего брата моего отца, поручика 52 пехотного полка в Тарнополе, Юзефа Мацедоньского. До войны он был канцеляристом в Городском Управлении в Злочове. Его призвали в армию незадолго до начала войны, он попал в лагерь в Старобельске. Это всё, что мы тогда о нём знали.
Между тем наступил день святого Николая, в школе уже не было польских учителей - я помню украинку из-под Винницы, пани Тушиньскую, которая знала польский и учила нас.
- Дети, какой сегодня день? - спрашивает она 6 декабря 1939 года.
- Святого Николая, проше пани, - отвечаем мы хором и с радостью, потому что мы ожидали, что что-то получим.
- А почему вы так радуетесь? - продолжает Тушиньская.
А мы ей:
- Потому что святой Николай приносит подарки.
А она:
- Святой Николай уже дал вам сегодня что-нибудь?
- Ещё нет, проше пани, ещё нет!
- Так помолитесь ему, - говорит она, - может, он вам что-нибудь даст.
Мы не очень понимали, что она имеет в виду, и как мы должны молиться.
- Говорите так, - серьёзно поучает нас Тушиньская, - дорогой святой Николай, дай нам подарок. Повторяйте так, пока он не придёт с подарками.
Мы были уверены, что придёт - как бывало каждый год - кто-нибудь, наряженный святым Николаем, и мы что-нибудь получим. Ну, мы начинаем:
- Дорогой святой Николай, приди к нам! И подари что-нибудь хорошее.
А тут - ничего. Мы тогда ещё раз:
- Святой Николай, приди к нам!
- Ну и что, - торжествует пани Тушиньская. - Где ваш святой Николай?
- Не знаем, - мы были несколько растеряны.
- Ну, тогда попробуйте попросить: «Дорогой батька Сталин, дай подарки».
Мы сразу же сообразили, как это у детей бывает, и зовём хором «батьку Сталина». Двери открываются, входит совет в форме нквдешника, с красным околышем на фуражке, выбритый и надушенный так, что весь класс сразу пропах духами. За ним - двое sołdatów вносят огромную корзину, полную шоколадок из краковских фабрик Адама Пясецкого, а также львовской фирмы Паровая Фабрика Сахара и Шоколада HAZET. Всё польское, краденое. И к этому прилагались красные флажки.
Анна Зехентер: Родители ничего не объясняли детям? Что это пропаганда …
Адам Мацедоньский: Нет, нет. Мы же во всём этом жили, нам ничего не надо было объяснять - мы помнили жизнь перед вторжением Советов. Родители предостерегали нас: «Будьте осторожны, чтобы вас не убили, не ограбили, не уходите одни далеко от дома». Мы быстро узнали, что в костёле Матери Божией Остробрамской на Верхнем Лычакове бывают нелегальные уроки религии. Этот прекрасный костёл стоит до сих пор, после Второй мировой войны он был закрыт и превращён в книжный склад, а в 1992 году его передали Грекокатолической Церкви, теперь он называется Церковь Покровы Пресвятой Богородицы.
Я ходил туда по вечерам на уроки вместе с приятелями. Молодые священники-салезианцы учили нас религиозным песням: «Взгляни, святой Станислав, на этих детей милосердно», точно не помню, что дальше …
В сентябре 1939 года Советы развесили объявления, чтобы все полицейские и полицейские чиновники явились на Зелёную Рогатку, где они получат работу и новые документы. Мой отец решил пойти туда, но по дороге поглядывал, нет ли какой ловушки. Ну и заметил, что улица, которая туда вела, была загорожена, тупик без выхода, а за заборами с обеих сторон он разглядел замаскированные пулемётные точки. Он прыгнул куда-то в сторону, через забор, и ему удалось предупредить друзей, чтобы не ходили туда. Но некоторые его знакомые погибли. Тех, кто пришёл, Советы расстреляли на месте. С тех пор отец прятался.
Когда начались вывозки польских семей вглубь Советов, родители решили, что надо бежать под немецкую оккупацию.
Анна Зехентер: Это было уже после двух первых депортаций в феврале и апреле 1940 года?
Адам Мацедоньский: Да, мы успели перед третьей вывозкой в июне 1940 года.
Анна Зехентер: В марте 1940 года, между первой и второй депортацией, Политбюро ВКП(б) приняло решение об убийстве около 25,7 тысяч поляков из лагерей для военнопленных и тюрем.
Адам Мацедоньский: Мы тогда не знали о судьбе польских офицеров. Мы были свидетелями дантовых сцен в самом Львове: нквдешники забирали поляков из домов по ночам, вытаскивали людей на мороз и снег, слышны были крики и плач. Некоторые скрывались в самом городе, например, к нам переехала жена полицейского, друга моего отца, Станислава Ходора. Его вывезли, потому что он не скрывался, а пани Ходор с дочкой моего возраста, Ромой, нашла приют у нас. Эта девочка уже никогда больше не увидела своего отца. Самые необходимые вещи у нас были собраны. Днём мы спали, ночью сидели на чемоданах, потому что тогда ходило НКВД. Мама продала рояль. Мы ожидали, что нас вывезут, потому что забирали всех полицейских с семьями - такие слухи ходили. Люди говорили, что полицейских или сразу на месте убивают или куда-то вывозят. Мы только ждали подходящего момента, чтобы бежать.
Несколько раз Советы приезжали к нашему дому, выкрикивали фамилию «Мацедоньский», но к нам не попадали. Нам повезло, потому что дом стоял на Лычаковской, и во всех документах было обозначено «Лычаковская», между тем как вход в нашу квартиру находился на боковой улице Добжаньского. Два раза нас искали и два раза не попали. Когда, наконец, они сообразили войти с другой стороны, нас уже не было. Тогда они взяли кузена моей матери, его фамилия была Грабец - это девичья фамилия молей матери - и вместе с невестой вывезли в Сибирь, потом их погнали в Казахстан. По дороге она умерла, а он выжил и вышел с армией Андерса. До недавних пор жил в Америке.
В 1940 году мы бежали из Львова. Согласно советско-немецким договорённостям, поляки, родившиеся на территориях, которые после 17 сентября 1939 года оказались под немецкой оккупацией, имели право туда вернуться, если имели документы, свидетельствующие о том, что они действительно там родились. Когда об этом узнала моя мать, которая родилась в Мельце, она немедленно начала хлопотать о разрешение на выезд под немецкую оккупацию.
Мы поехали в Пшемышль с пани Ходор, её дочерью Ромой и нашим соседом, родившимся в Поморье. В Пшемышле, в вилле, окружённой высоким забором, находилось главное немецко-советское управление. Вокруг ограждения ходили казаки в шапках, большей частью пьяные, стреляли в воздух, и пройти было невозможно. А тут толпы ожидают, кто-то составляет список очерёдности, но всё попусту - этих людей были тысячи. Они хотели к немцам, они предпочитали немцев. Анджей Вайда этого в фильме «Катынь» не показал.
Мать - умная и ловкая - принялась разузнавать, как бы туда войти. Ну и заметила, что один из этих казаков за бутылку водки отодвигает доску в высоком ограждении и разрешает проскользнуть. Мама, красивая женщина, подошла к нему, поговорила, дала ему бутылку водки, он отодвинул доску в заборе, и мы прошли к этой вилле - все: пани Ходор с ребёнком и этот мужчина с Поморья. Внутри немцы и русские записывали все данные. Мы были страшно нагружены: у меня было два портфеля и рюкзак, сестра несла чемодан, мама тоже, пани Ходор - рюкзак. Мама показала какие-то документы из Мельца и получила билеты как «жительница Генерального Губернаторства». Это было в начале мая 1940 года.
Нас подвергли обыску, во время которого Советы нас ограбили, отняли деньги. За рояль мама получила множество довоенных серебряных монет, которые спрятала в лотках со смальцем. Советский солдат сразу сунул туда пальцы, поковырял штыком и всё выковырял. Хорошо хоть смалец у нас не отняли, потому что потом он очень пригодился.
Нас ожидал ещё только переход на немецкую сторону. Я помню какую-то женщину, тащившую по шпалам тюфяк, набитый сеном, на котором лежал маленький ребёнок. Когда тюфяк подскакивал, ребёнок с него сваливался. Ей помогли немцы, впрочем, к нам они тоже подошли, взяли тяжёлые вещи. Меня, ребёнка, больше всего поразил вид немцев: чистых, выбритых и трезвых. Они не ругались, а тащили наши пожитки. Некоторые разговаривали со мной на странном для меня тогда польском языке - может быть, это были силезцы… Когда мы оказались на той стороне, я спросил маму: "Мы уже в Раю?". Я на самом деле думал, что мы умерли и попали в Рай.
Анна Зехентер: Именно тогда проходила операция по вывозу партиями узников из Козельска, Старобельска и Осташкова и их убийство в Катыни, Харькове, а также Калинине - нынешней Твери. Позже всего, 22 мая, закончились казни в Калинине.
Адам Мацедоньский: Мы понятия не имели, что именно тогда погиб самый младший брат отца, о котором я уже упоминал, Юзеф, узник Старобельска. Его убили Советы в Харькове весной 1940 года … Сегодня я знаю, что в составленной НКВД «Описи учётных документов военнопленных, которые покинули лагерь НКВД в Старобельске», он фигурировал под номером 2148.
Kraków, 18.06.2011. Źródło .
Click to view→ Довоенный Львов в кино и на фотографии. Во время Второй мировой войны под немецкой и советской оккупацией. В результате решений трех великих держав, принятых на Ялтинской конференции, он оказался в границах СССР, и польское население было перемещено советскими властями. С 1991 года в пределах независимой Украины.
PL → Sowiecka apokalipsa - wspomnienia Adama Macedońskiego .
По теме:
Wilno i Warszawа - życie codzienne międzywojennej
Польская оккупация Западной Украины в 1918-1939 годах. Как это было
Lwów - Prehistoria, czasy przedlokacyjne
Антиеврейские погромы в Украине летом 1941 года
Оni byli dziwni, małego wzrostu, na krzywych nogach, brzydcy ... Byli strasznie głodni!
Wojna Rosyjska dla tych, którzy chce zrozumieć Rosję i Rosjan (PL)
Kto i jak rozpętał drugą wojnę światową
Polacy i żydzi po II wojnie światowej
Дзесяць малавядомых фактаў пра ўз'яднанне Беларусі ў 1939 годзе (By)
Polscy bohaterowie wojenni
Operacje wojskowe w Niemczech i ZSRR. Оkupacja Polski
Правда о Катыни - Документальные свидетельства о вине НКВД СССР в Катынской трагедии
Film "Katyn" (Pl)
Украинский катынский список. Как НКВД уничтожал поляков в Украине
Преступления НКВД на територии Западной Украины
Українці - друзі поневолі або смертельні вороги? (Рl)
Што адбылося у Беларусі з габрэямі - Як было насамрэч?
Жуткие будни Варшавского гетто … театры, рестораны, по ночам слышались крики евреев
Автор-составитель ©Czesław List
Назад → Історія України Historia Polski История России Рашизм