.
Ночью опять не спалось. Я пыталась уснуть и достичь расстворения в черном самозабвении, но сознание упортно цеплялось за явь, как шуруп вворачиваясь в мою усталость и ночное оцепенение. Несколько раз я вставала и слушала, как растут в темноте цветы. Они шептали мне что-то на своем медленном языке и голоса их были похожи на голос языков пламени, разрезающих черноту ночного леса. Наслушавшись их шуршание, я возвращалась в постель, остывшую и измятую, и укрывалась одеялом, не чувствуя своих ног. Бессонница выстужала рассудок, вдыхала холод в уставшую сопротивляться грудь и обеляла брови. Как снежная королева, отдыхающая в своих ледяных покоях, я лежала в квадратной пустоте тесной комнаты и думала о своей старшей сестре. Мне вспоминались ее длинные и красивые пальцы, которыми она ворошила мои непослушные волосы. А потом она показывала мне театральное представление. Недалеко от дома она нашла мертвую кошку с разодранным брюхом. Очень радостная своей находкой, сестра принесла ее в дом, надела через отверстие в животе на руку и начала рассказывать от ее имени сказку. Мне нравилось сидеть рядом, вдыхая запах случившейся смерти, смотреть на оскаленную пасть и стеклянные глаза дохлой кошки. Сестра делала разные движения и окоченевшие лапы мертвого зверя, похожие на покрытые шерстью палки, двигались, будто смерть передумала и отступила. Тихим голосом, идущим из чрева сестры, вела свой рассказ кошка. Она говорила что-то про своих погибших котят и про луну, которая проткнула острым серпом ее душу. Рассказала про мучения и смерть, а еще про странное место, где собираются все погибшие кошки. До самого вечера я слушала представление, а потом мы с сестрой выбросили кошку, сели в темноте на пол, обняли друг друга и заснули со слезами на дне наших душ. Вспоминая сестру, я думала, что она теперь там же, где обретают покой отстрадавшие земную жизнь кошки. Она, верно, стала их королевой, я представляла себе ее, сидящей на красивом троне, покрытой блестящей и пушистой накидкой, а у ее ног лежат прижавшись кошки. Их глаза прищурены и вечный полусон, в котором они пребывают, окутывает пространство покоем. Сестра сидит с застывшей навечно улыбкой и легкими, как невесомость, движениями, гладит своих любимиц, в глазах каждой из которых вселенная. Перед тем, как выбросить закончевшую представление мертвую кошку, сестра вытащила у нее из пасти клык и отдала мне. Я носила его при себе как медальон или оберег, а еще часто держала во рту, пытаясь принять его будто собственный зуб. Зуб потерялся на похоронах сестры. Мне кажется, я случайно его проглотила, когда гроб опускали в землю и ливень хлестал мои щеки. Он до сих пор во мне, я чувствую, что глубоко внутри он начал обрастать плотью, сначала нежной и слабой, а затем более грубой. Со временем он вырос в полноценную кошку, которая спит в моем животе и иногда дергает лапами. Тогда я ощущая ее словно ребенка, который еще не родившись, толкает изнутри свою мать. Моя внутренняя кошка всегда со мной и ее спокойное мурчание похоже на голос сестры. За этими мыслями подступил рассвет. Несколько раз я вставала и залезала под ковер, лежащий на полу. Мне казалось, что там спокойней и безопасней. Свернувшись клубком, я лежу поверх одеяла и смотрю одним зрачком на серый рассвет. Мой разум прошит электричеством ночи и бессонная пустота сосет изнутри вакуум. Где-то глубоко в животе подала движение лапкой моя внутренняя кошка. Ее бесконечно долгий и спокойный сон - это изнанка моей бессонницы. Я улыбнулась и крошечная слеза скатилась по желобку маленькой морщинки к высохшим за ночь губам. Кончиком языка впитала соленую каплю, зрачки набухли новым рассветом..