(no subject)
Немного лысый, Николай Степанович очень страдал от вшей. Он боролся с ними с самого детства и даже когда врачи окончательно вывели тварей с поверхности его тела, он чувствовал, что некоторым врагам удалось прорваться под кожу и изнутри отравлять его жизнь. Николай отчаянно терся об острые грани всевозможных предметов, щипал себя больно за жирные ляжки, радуясь ярким, как сливы, синякам, но бой продолжался без видимых достижений. Прохожие сторонились чудного мужчины, избегали смотреть на его странную тряску и считали его сумасшедшим. Особенное непонимание Николай встречал в те моменты, когда потереть задубевшую шкуру было не обо что, кроме тела случайного гражданина. Николай исхитрялся прижаться к какой-нибудь дамочке брюхом и с наскоку им потереться, пока живая терка не отпрыгивала от него как блоха. Порываясь продолжить движения, Николай старался догнать шуструю тетку, но она ускорялась с недостижимой для него скоростью и он в свербящей нужде переключался на другого беднягу. Однажды Николай Степанович долго терся о спящего бродягу, наполяя его пьяный сон сильной морской качкой. Позиции блох постоянно менялись и Николаю приходилось следовать театру военных действий. Укачавшегося бродягу противно стошнило, но разъяренный Николай лишь отмахнулся от рвоты и продолжил гнать насекомых к шее. Там он сумел окружить их кольцом и не дать прорваться за уши, после чего принялся истреблять негодяев. Лупя грязным ботинком бродяги по своей шее, он расправлялся со вшами и очень радовался характерным щелчкам, с которыми трескались их ненавистные панцири. Очнувшийся от шторма бродяга был очень испуган и полагал, что провалился в ад. Оскаленное лицо Николая Степановича, оргазмирующего в предчувствии победы, окончательно помутило бродягу и он погрузился в полуобморочный сумрачный сон. В последствии, бедняга почти не пил, помятуя горячечный бред. Николай Степанович же, одержав победу, с пунцовым и потным лицом, шагал в сторону дома. Отобрав у ребенка детский флажок, он воткнул его в карман своего пиджака и четко выстукивал победный марш. Вздернув жирную голову, он уверенной поступью, вызывавшей дрожание щек, продвигался по городу и изумленные взгляды прохожих понимал как ликующий трепет пред доблестью солдата-победителя. Дома Николай опрокинул в себя большую кастрюлю с супом и протолкнул в глотку несколько куриц. Жена, удивленная сиянием мужа, не знала, с какими словами ему подластиться. Довольный собой Николай, объявил себя победителем и потребовал от жены принимать его как великого воина. Весь вечер с пластинок звучали победные марши, а жену Николай заставлял придумывать и зачитывать поздравленья с победой. Уже ощущая себя, стоящим в блестящем мундире на художественном полотне, Николай нагонял воздухъ в щеки и со свистом стравливал излишки, выпучивая глаза. В самый сладостный миг, когда он, как желанный носитель победы, уже взбирался на согласную отдаться жену, за плечом что-то слегка заметно зачесалось. Облитый ведром холодной воды, Николай моментально забыл о половых пожеланиях, и застыв монолитной фигурой, прислушивался к плечу. В нем снова что-то настоячиво зачесалось и члены победителя мгновенно устремились вниз. Недобитки вновь бросили вызов его воинскому величию и это значит, что предстоит новый бой. Присев на растекшуюся как плюха теста жену, он горько заплакал. Под его протяжный вой все новые и новые покалывания отзывались в груди, ногах, животе, и даже в заду. Враг собрал целые полчища, но сердце Николая больше не чувствовало сил на новую схватку и отбивало морзянку о стремительной капитуляции..