Отчество
Ему было 11, когда его мать вторично вышла замуж. Ну, как вышла? Просто Иван Петрович, главбух леспромхоза, потерявший ногу на войне и ковылявший на протезе опираясь на трость, взял свои вещички, сказал жене прости, я ухожу к Гале, перешёл улицу наискосок и пришёл к ним жить. До этого они жили втроём: мама Галя, он и младший братец Вовка, мамкин любимчик, ябеда и плакса. Вовка был младше его на четыре года и у него был настоящий отец Мыкола Килемей из Самбора, мамин земляк, и Вовка носил фамилию своего отца. А у него была фамилия матери - Шарий. Отца у него не было, точнее, он ничего о нём не знал. Когда родился Вовка, и Мыкола Килемей из сурового дядьки превратился в доброго заботливого отца, он впервые поинтересовался у мамы, где его отец. Мама очень рассердилась, сказала, что он сейчас разбудит своими глупыми вопросами Вовку и прогнала его от себя.
С тех пор, сколько он помнил себя, а помнил он себя именно с тех пор, т.е. всю его сознательную жизнь, вопрос кто его отец, и кто он сам стоял перед ним, требовал своего разрешения. Когда он пошёл в школу, ему дали отчество, такое же как у Вовки - Николаевич.
- Николай -- так звали моего отца?
-Так зовут отца Вовки.
- Но он же Мыкола
- Мыкола - это по-украински, по-русски будет Николай.
Мыкола - Николай умер через год в своей постели, ночью во сне. Остановилось сердце. Пришедшие на похороны перешёптывались - такая тяжёлая жизнь и такая лёгкая смерть. Гарный хлопец Мыкола Килемей так и не узнал, что значит слово, кацапское, которое он выговорить не мог -- КОЛ-ЛА-БО-РА-ЦИ-О-НИСТ. Это диковинное слово было в его приговоре и перекочевало в бумагу, являвшуюся основным его документом. Ни Галю его черноокая, звкiнчившая десять классiв, ни ее пiдруга Ганка, вчiтельниця немецкой мови, не розумiлi, що це таке.
Тогда же он увидел свою метрику. Она была выдана Бобровским сельсоветом в 1954 году и в ней говорилось, что он родился 12 апреля 1952 года в Мордовии, в/ч…, в графе отец стоял прочерк и отчества не было. Тогда он решил спросить про своего отца у Анны Васильевны, учительницы, она часто к ним заходила, оставляла своего косоглазого Санька, и они с матерью оживлённо щебеча на смешном певучем украинском шли в клуб, где крутили кино или в гости к кому-то, где играла гармошка и патефон; выпив, пели песни за столом, потом сдвигали столы и лавки и танцевали так, что пол, стены, весь дом ходил ходуном. Иногда мать забирала их с собой на гулянку, ну а если гулянка происходила в доме Анны Васильевны, то обязательно брала их с Вовкой с собой. У Анны Васильевны были очень интересные книги: Город Солнца Кампанеллы, Остров Утопия Томаса Мора, Кандид Вольтера. Все эти книги он прочитал и как мог пересказал черномазому Саньку, не умевшему читать, и про Город Солнца, и про Утопию и ещё много всяких книг, запоем прочтенных им ещё в первом - втором классе. Безграмотный Санёк слушал, раскрывши рот, про приключения Робинзона Крузо, про Остров Сокровищ, леденящую кровь историю про покойников, растущих под землёй, про страшного Вия и т.д. (Через много лет, когда Санек стал Александром Семёновичем и принялся читать книги, непрочтённые в детстве, он удивился точности пересказа 9-ти -- 10-летнего пацана своему 7-ми -- 8-летнему другу.) А однажды, копаясь в ящике, куда Анна Васильевна упрятывала от Санька особо важные книги (Санёк, как настоящий варвар, брал книгу, потом рвал её, не находя в ней картинок - одни бессмысленные буквы), он извлёк словарь иностранных слов русского языка и отыскал в нём загадочное слово из паспорта Мыколы-Николая: коллаборационист. К его великому разочарованию оказалось, что коллаборационист -- это всего лишь навсего сотрудник, а не супер-пупер шпион, как думалось. Он раньше полагал, что только среди ссыльных, какими были его мать, Анна Васильевна, Мыкола, могли быть коллаборационисты, а оказывается, они везде - у матери в конторе, у Анны Васильевны в школе, везде, куда ни глянь, коллаборационисты. Он рассказал об этом Саньку, узкие казахские глаза Санька сделались круглыми: только что старший друг, умевший читать, рассказал о страшных людоедах, посетивших остров Робинзона Круза, и назывались они канибароцисты, и вот оказывается, они везде…
И тогда он первый раз обратился к Анне Васильевне, знает ли она, кто его отец. Он знал, что Анна Васильевна вместе с его мамой и еще одной украинкой, тоже Анной по фамилии Лечко, были доставлены в посёлок в трюме деревянной баржи в самом конце навигации по Енисею в 1952 году. Баржу ту тут же поставили на прикол, и она мирно догнивала полузатопленной. Он и Санёк много раз тайком залезали по сгнившей лестнице в рубку, в ней находился огромный деревянный штурвал; в трюм, в котором везли на вечную ссылку их матерей и его самого, совсем ещё младенца, так что он ничего не помнил, в трюм попасть уже было невозможно, он почти весь был под водой.
Он спросил у Анны Васильевны, знает ли она, кто его отец? Ответ был категорический: нет
С тех пор, сколько он помнил себя, а помнил он себя именно с тех пор, т.е. всю его сознательную жизнь, вопрос кто его отец, и кто он сам стоял перед ним, требовал своего разрешения. Когда он пошёл в школу, ему дали отчество, такое же как у Вовки - Николаевич.
- Николай -- так звали моего отца?
-Так зовут отца Вовки.
- Но он же Мыкола
- Мыкола - это по-украински, по-русски будет Николай.
Мыкола - Николай умер через год в своей постели, ночью во сне. Остановилось сердце. Пришедшие на похороны перешёптывались - такая тяжёлая жизнь и такая лёгкая смерть. Гарный хлопец Мыкола Килемей так и не узнал, что значит слово, кацапское, которое он выговорить не мог -- КОЛ-ЛА-БО-РА-ЦИ-О-НИСТ. Это диковинное слово было в его приговоре и перекочевало в бумагу, являвшуюся основным его документом. Ни Галю его черноокая, звкiнчившая десять классiв, ни ее пiдруга Ганка, вчiтельниця немецкой мови, не розумiлi, що це таке.
Тогда же он увидел свою метрику. Она была выдана Бобровским сельсоветом в 1954 году и в ней говорилось, что он родился 12 апреля 1952 года в Мордовии, в/ч…, в графе отец стоял прочерк и отчества не было. Тогда он решил спросить про своего отца у Анны Васильевны, учительницы, она часто к ним заходила, оставляла своего косоглазого Санька, и они с матерью оживлённо щебеча на смешном певучем украинском шли в клуб, где крутили кино или в гости к кому-то, где играла гармошка и патефон; выпив, пели песни за столом, потом сдвигали столы и лавки и танцевали так, что пол, стены, весь дом ходил ходуном. Иногда мать забирала их с собой на гулянку, ну а если гулянка происходила в доме Анны Васильевны, то обязательно брала их с Вовкой с собой. У Анны Васильевны были очень интересные книги: Город Солнца Кампанеллы, Остров Утопия Томаса Мора, Кандид Вольтера. Все эти книги он прочитал и как мог пересказал черномазому Саньку, не умевшему читать, и про Город Солнца, и про Утопию и ещё много всяких книг, запоем прочтенных им ещё в первом - втором классе. Безграмотный Санёк слушал, раскрывши рот, про приключения Робинзона Крузо, про Остров Сокровищ, леденящую кровь историю про покойников, растущих под землёй, про страшного Вия и т.д. (Через много лет, когда Санек стал Александром Семёновичем и принялся читать книги, непрочтённые в детстве, он удивился точности пересказа 9-ти -- 10-летнего пацана своему 7-ми -- 8-летнему другу.) А однажды, копаясь в ящике, куда Анна Васильевна упрятывала от Санька особо важные книги (Санёк, как настоящий варвар, брал книгу, потом рвал её, не находя в ней картинок - одни бессмысленные буквы), он извлёк словарь иностранных слов русского языка и отыскал в нём загадочное слово из паспорта Мыколы-Николая: коллаборационист. К его великому разочарованию оказалось, что коллаборационист -- это всего лишь навсего сотрудник, а не супер-пупер шпион, как думалось. Он раньше полагал, что только среди ссыльных, какими были его мать, Анна Васильевна, Мыкола, могли быть коллаборационисты, а оказывается, они везде - у матери в конторе, у Анны Васильевны в школе, везде, куда ни глянь, коллаборационисты. Он рассказал об этом Саньку, узкие казахские глаза Санька сделались круглыми: только что старший друг, умевший читать, рассказал о страшных людоедах, посетивших остров Робинзона Круза, и назывались они канибароцисты, и вот оказывается, они везде…
И тогда он первый раз обратился к Анне Васильевне, знает ли она, кто его отец. Он знал, что Анна Васильевна вместе с его мамой и еще одной украинкой, тоже Анной по фамилии Лечко, были доставлены в посёлок в трюме деревянной баржи в самом конце навигации по Енисею в 1952 году. Баржу ту тут же поставили на прикол, и она мирно догнивала полузатопленной. Он и Санёк много раз тайком залезали по сгнившей лестнице в рубку, в ней находился огромный деревянный штурвал; в трюм, в котором везли на вечную ссылку их матерей и его самого, совсем ещё младенца, так что он ничего не помнил, в трюм попасть уже было невозможно, он почти весь был под водой.
Он спросил у Анны Васильевны, знает ли она, кто его отец? Ответ был категорический: нет