...
На ларьке, где я обычно перед работой покупаю булки, коими потом в течение дня питаюсь, наблюдал с утра сцену. Кассирша с красным лицом и припухшими глазами плакала, товарки ее утешали:
- Да найдет он себе работу. И жилье найдет. Или ты его к себе в комнату не пустишь?
А она отвечает:
- Так ведь было все - и работа, и жилье, и в один момент все пропало.
Я уже почти выбрасываю из головы свои булки и начинаю проникаться участием к горю простой русской женщины (видимо, из глубинки), которая теперь должна вписать какого-то обормота, который умудрился разом прощелкать все, без чего и аборигенам-то тяжело в Мск, не то что приезжим. Но тут ее товарка выдает глубочайшую философскую мысль:
- Чего ты плачешь, как будто кто-то умер? Оно ведь знаешь как бывает - оно (плохое, в смысле) от чего-то отводит.
То есть, случилось полное говно, чтобы не случилось потом еще более полное и совсем безвыходное говно.
И вот я думаю: это крайняя степень неизлечимого оптимизма - такого своеобразного и характерного только для русских людей? Или это такой философский взгляд на вещи, такой среднерусский безрадостный дзен, суровый, как выбор между говнокофе на ларьке за 50 рублей и говнокофе в "Шоколаднице" за 150. В этом есть что-то самурайское. Или, вот, помните - в "Мемуарах гейши"? "Я накажу тебя сильно, чтобы Матушка не наказала еще сильнее". И есть, в этом, безусловно, что-то очень мудрое, очень жизненное, ибо Мироздание чаще всего именно таким образом нас и наставляет: для тех, кто не понял с перового раза, урок повторяется, но уже в куда более жесткой форме.
Но черт возьми, все равно хотелось спросить этих женщин: как вы, сердечные, доехали-то до жизни такой?
- Да найдет он себе работу. И жилье найдет. Или ты его к себе в комнату не пустишь?
А она отвечает:
- Так ведь было все - и работа, и жилье, и в один момент все пропало.
Я уже почти выбрасываю из головы свои булки и начинаю проникаться участием к горю простой русской женщины (видимо, из глубинки), которая теперь должна вписать какого-то обормота, который умудрился разом прощелкать все, без чего и аборигенам-то тяжело в Мск, не то что приезжим. Но тут ее товарка выдает глубочайшую философскую мысль:
- Чего ты плачешь, как будто кто-то умер? Оно ведь знаешь как бывает - оно (плохое, в смысле) от чего-то отводит.
То есть, случилось полное говно, чтобы не случилось потом еще более полное и совсем безвыходное говно.
И вот я думаю: это крайняя степень неизлечимого оптимизма - такого своеобразного и характерного только для русских людей? Или это такой философский взгляд на вещи, такой среднерусский безрадостный дзен, суровый, как выбор между говнокофе на ларьке за 50 рублей и говнокофе в "Шоколаднице" за 150. В этом есть что-то самурайское. Или, вот, помните - в "Мемуарах гейши"? "Я накажу тебя сильно, чтобы Матушка не наказала еще сильнее". И есть, в этом, безусловно, что-то очень мудрое, очень жизненное, ибо Мироздание чаще всего именно таким образом нас и наставляет: для тех, кто не понял с перового раза, урок повторяется, но уже в куда более жесткой форме.
Но черт возьми, все равно хотелось спросить этих женщин: как вы, сердечные, доехали-то до жизни такой?