Анн Бренон. Биография Пейре Отье. Часть 5. Старший Пейре из Акса. Глава 19. Устроитель
19
УСТРОИТЕЛЬ
Бывший нотариус, Добрый Человек, являлся также Старшим маленькой Церкви. Как найти самое точное слово, чтобы назвать эту группу Добрых Людей, бросивших вызов миру? Отрядом, общиной, Церковью? Мы рассмотрим и уточним все эти термины. Можно сказать, что следуя за Пейре Отье и его людьми от Сабартес до Тулузен и Разес, на протяжении пяти лет этого первого - восходящего - этапа их апостольского служения, между 1300 и 1305 годами, мы будем неотвратимо ощущать, что перед нами разворачивается очень волевое и одновременно согласованное предприятие. Сотканная из подпольных сетей, которые терпеливо восстанавливались среди верующих, эта система действий открывается нам как продуманная и структурированная; движимая постоянной энергией и управляемая с поразительным умением. Добрым Людям, и особенно Пейре Отье, было не занимать ни усилий, ни силы убеждения. Они неустанно, одни или группами по двое проповедников, пользуясь защитой и помощью своих проводников, агентов, верующих, отдавали этому делу себя самих. И видно, что они ничего не делали наудачу - даже если они вынуждены были подчиняться форсмажорным обстоятельствам своего служения, которые случались у них сплошь и рядом.
Церковь, воодушевленная волей реконкисты, на момент, который мы рассматриваем, кажется, начала достигать исключительно позитивных результатов. Тихо, постепенно, вера катаров вновь возродилась от Пиренеев до Нижнего Керси. Было бы странно, если бы Пейре Отье не был душой и мозгом этого начинания. Душой, потому что он был Старшим общины, облеченным определенным религиозным и харизматическим авторитетом ордена святой Церкви; но также он был и мыслящим мозгом, как бывший поверенный графа де Фуа, ученый клерк и умелый юрист, наделенный грозной сноровкой острого интеллигентного ума. Не говоря уже о его вере и человеческой воле. Даже если источники, которыми мы располагаем, к сожалению, предоставляют нам только скромные упоминания на этот счет, этих упоминаний такое огромное количество, что они позволяют видеть всю картину.
Старший Церкви Божьей
Также нельзя отрицать, что Добрый Человек Пейре имел определенное влияние на своих братьев, и потому его можно определить как лидера их общины. Однако, место Пейре Отье в религиозной иерархии катаров не превышало ступени Старшего. Мы уже вспоминали о том факте, что последняя известная в истории Церковь катаров - та, которая была уничтожена Инквизицией в XIV веке - была Церковью в полном и строгом смысле этого слова. Она уже не была территориальной Церковью, как Церкви Лангедока под конец XII - началo XIII века, когда общины собирались на ассамблеи, чтобы установить границы. Разбросанная между Пиренеями и Центральным Массивом, а также частично находившаяся за горами в итальянском убежище, эта окситанская Церковь придерживалась собственного единства, идентичности и епископальной иерархии, будучи независимой от всякого другого епископа, возглавлявшего остатки итальянских или боснийскую Церкви.
Окситанский катарский епископ, о котором известно, что он пребывал на Сицилии в последние годы XIII века - Раймонд Изарн - был ли он прямым наследником последних епископов Тулузен, укрывшихся в Италии после Монсегюра? Был ли кто-либо еще подле него, кто имел отношение к бывшим Церквям Каркассес, Альбижуа, и даже Аженэ? У нас остались некоторые сведения, позволяющие заподозрить то, что кое-кто из религиозной катарской иерархии Альбижуа и Аженэ выжил - к примеру, возможно, это был Добрый Человек и иерарх Раймонд де Кастельно, умерший в испанском изгнании, на руках Гийома Белибаста, в 1316 году [1].
Как бы там ни было, остатки структурированной Церкви, собравшейся вокруг Раймонда Изарна, несмотря на географическую разбросанность, представляли собой иерархические ступени: диакон, община Добрых Мужчин во главе со Старшим и община Добрых Женщин. На окситанской земле отряд Добрых Людей после великого возвращения нисколько не прервал общение с иерархией в убежище, и распространил свою деятельность на бывшие территории Церквей Тулузен и Разес, а также на часть территорий Каркассес и Альбижуа. Этот отряд, по необходимости мобильный, тем не менее, представлял собой общину; и во главе этой общины стоял Старший Пейре Отье - что являлось эквивалентом приора в католических орденах. Если бы он был Старшим столетием назад, то его предназначением было бы руководить мужским монашеским домом в какой-нибудь бургаде. Старший не имел права уделять повторное утешение; вместе со своей общиной он должен был каждый месяц принимать визит диакона для коллективного покаяния aparelhament или servisi [2]. Старший должен был следить за соблюдением правил, руководить обучением послушников, перед тем, как представить их к посвящению через возложение рук диакона или епископа. В начале XIV века, стоя во главе разбросанной общины, он мог только стараться поддерживать связь и единство внутри своей команды - но имея лишь полномочия Старшего, причем даже используя их по максимуму, он, если чувствовал в этом нужду, прибегал к авторитету своей далекой иерархии, то есть диакона, Мессера Берната.
Команда последних Добрых Людей была больше, чем Церковью stricto sensu, потому что Пейре Отье не был ни епископом, ни даже диаконом, и представляла собой также монашескую мужскую общину. Это был эквивалент старого катарского дома, члены которого, из-за преследований, обязаны были жить поодиночке, но всегда старались объединиться при первой возможности. Я хочу подчеркнуть фразу мужской дом, потому что дома Добрых Женщин в мирное время имели своих игумений или приорисс. Добрая Женщина Жамета в Тулузе принципиально была независима от Старшего Добрых Мужчин, но оторванной от Добрых Женщин на Сицилии. Потому она оставалась одна - или в присутствии возможной послушницы Эксклармонды. Команду Добрых Людей, эту простую мужскую общину из дюжины монахов, Старшим которой был Пейре Отье, подчиняющуюся иерархической власти диакона в Ломбардии и епископа на Сицилии, мы часто будем ради удобства называть Церковью. Маленькой Церковью этой хрупкой катарской реконкисты.
Пейре Отье, безусловно, был здесь главным. И не просто потому, что везде мы натыкаемся на него, но и потому, что в инквизиторских архивах, где упоминаются Добрые Люди, его имя систематически называется первым: Пейре Раймонд дез Уго… видел «пять еретиков, а именно Пейре Отье, Жаума, его сына, Гийома Отье, Амиеля, Пейре Раймонда из Сен-Папуль…» [3]. Мы можем продолжать подобные примеры до бесконечности. Но даже это предпочтение Старшего, которое мы видим в рассказах допрашиваемых верующих или инквизиторской фразеологии, как минимум доказывает, что инквизитор рассматривал Пейре Отье как главного еретика.
Исполняя традиционную роль Старшего, Добрый Человек Пейре постоянно заботился о том, чтобы собирать вместе, так часто, как это было возможным, свою общину. Несмотря на трудности подполья, связь между Добрыми Людьми, кажется, никогда не ослаблялась. Без сомнения, Старший собирал своих братьев как можно регулярнее для исполнения общинных обрядов, но иногда и по дисциплинарным вопросам. В нескольких случаях завеса над этими событиями приподнимается: из какого-нибудь признания проводника или верующего мы можем узнать о существовании или даже о мотивах подобных собраний Добрых Людей. Старший председательствует, его советы, скорее всего, очень весомы, но решения, касающиеся дисциплины Церкви, принимаются коллективно. Так, проводник Пейре Раймонд дез Уго вспоминает, что Старший собрал в Тулузе Добрых Людей Жаума, Амиеля и Пейре Раймонда, чтобы решить проблему касательно завещания верующей из Кабардес; в другой раз они собрались в Борне, в каммас Испанцев Фор, чтобы положить конец спору между Добрыми Людьми Амиелем и Пейре Раймондом. Но у Бараньоны Пейре, в Сен-Сюльпис, Старший присутствует только вместе со своим сыном Жаумом, вынося постановление о проступке Доброго Человека Амиеля, представшего перед ними, «и согрешившего против секты». Именно тогда было принято решение послать грешника в Италию, в сопровождении Мартина Франсе, чтобы он получил повторное утешение у диакона - поскольку Старший не мог этого сделать [4].
Пейре Раймонд дез Уго - один из свидетелей, сообщающих о большом - или больших - собрании/ях из пяти или шести Добрых Людей, состоявшемся/ихся в Лиму, под руководством Пейре Отье в доме Мартина Франсе (и возможно, в Аксе у Раймонда Гарсена) в 1301 и 1302 гг. Один из вопросов повестки дня собрания было дисциплинарное постановление о случае с двумя согрешившими, и даже падшими Добрыми Людьми, Понсом из Авиньонет и Понсом Бэйлем. Торжественный и публичный характер этой ассамблеи - где присутствовали проводники, верующие, и даже заинтересованные члены семьи согрешивших Добрых Людей - являлся демонстрацией единства и общности Церкви, реставрированной в Окситании Пейре Отье, но также и ее внутренней силы. Можно попробовать перечислить присутствовавших монахов, упоминаемых в различных показаниях: Пейре, Гийом и Жаум Отье, Андрю из Праде, Пейре Раймонд из Сен-Папуль и Амиель из Перль, затем двое виновников торжества - Понс из Акса и Понс де На Рика - то есть, в целом восемь Добрых Людей. Конечно, не всегда и не каждый раз они присутствовали в таком количестве, и не собирались так постоянно, но эта цифра достаточно впечатляюща, особенно если учесть, что в целом количество этой группы никогда не превышало двенадцати. Но даже сведенная к горсти подпольных монахов, Sancta Gleisa всегда функционировала соборно, принимая решения на ассамблеях, как во времена окситанских епископов до преследований [5], и по образцу ранней христианской Церкви - то есть, для Добрых Людей, Церкви апостолов.
Безоговорочный авторитет
Однако, в этой красивой архитектуре Церкви, построенной из людей, появлялись и трещины. Приговоры Бернарда Ги практически оставляют нам только скудные обрывки информации о душе катарской реконкисты - плохо датируемые, плохо локализуемые, иногда не совсем понятные. Известно, что реестр Жака Фурнье бесконечно более пространный и точный. К несчастью, он содержит всего лишь несколько прямых свидетельств относительно Пейре Отье. Три показания по-настоящему выводят Старшего на сцену: Гийома Эсканье, Себелии Пейре и Пейре Маури, и они уже были использованы в этой книге. И мы вновь к ним вернемся, потому что, несмотря на свою ограниченность - все они говорят о деревне Арк до 1305 года - они помогают нам приблизиться к Старшему, к его способу бытия, к его поведению, и даже понять некоторые аспекты его отношений как с верующими, так и с его братьями.
Мы уже много раз упоминали здесь о «сплетнях» Себелии Пейре, вдовы богатого скотовода из Арка, женщины, по-видимому, болтливой от природы; и кроме того, очень злобно настроенной к Добрым Людям своей молодости, которым она приписывает все несчастья своей жизни. По поводу влияния Пейре Отье на команду Добрых Людей, по крайней мере, на тех, кого она знала, она передает некоторые разоблачения, несколько недоброжелательные, но точные. Складывается впечатление, что разгорелось нечто вроде классового конфликта между изысканными Добрыми Людьми из Акса, происходившими из нотариального рода, и их собратом Андрю из Праде, бедным ткачом с гор, который даже не знал латыни.
В 1303-1304 годах, Андрю из Праде приходил один, трижды, в общину верующих Арка, чтобы утешать умирающих - которые все, впрочем, в конце концов выздоровели: старая Гайларда Эсканье, грудной ребенок самой Себелии Пейре, и Раймонд Пейре-Сабартес. Именно в связи с этими миссиями угнездились недоразумения и развязались языки.
Главная проблема была связана со случаем маленькой Жаметы. Гийом Эсканье рассказывает, что супруг Пейре-Сабартес, в отчаянии видя, как их ребенок, которому не было еще двух лет, чахнет, стал умолять Доброго Человека Андрю уделить ребенку consolament. После долгих объяснений, что это невозможно, потому что девочка еще не достигла сознательного возраста, Андрю из Праде уступил и уделил ребенку утешение, а та возьми и выздоровей [6]. Версия Себелии Пейре более драматична [7]. Несчастная мать возложила на своего мужа и Доброго Человека всю ответственность за это дело, и отметила, что после consolament девочки Андрю из Праде - нелепо, но следуя логике - рекомендовал ей не кормить ее грудью. Разумеется, Себелия, как и всякая мать на ее месте, даже и не собиралась слушать и дала грудь больному ребенку, уничтожив предполагаемое действие уделенного таинства. Рассказывая более подробно, чем Гийом Эсканье, она отмечает, что малышка Жамета вначале поправилась, но это была всего лишь отстрочка на год. После чего последовала сильная ссора между супружеской четой Пейре и первый осадок злобы Себелии против Добрых Людей.
Но это испытание, кажется, сблизило верующего Раймонда Пейре-Сабартес и Доброго Человека Андрю из Праде. Немного позже, скотовод тоже сильно заболел, а Добрый Человек дал ему утешение, и долго после этого дежурил у его ложа. Скорее всего, именно тогда они вели долгие беседы между собой. Потом больной стал выздоравливать; однажды, прямо со своего ложа, обращаясь к верующим, пришедшим его навестить - всему клану Белибастов, Гайродам, Марти-Мауленам и Пейре Маури - он произнес целую защитную речь в пользу Доброго Человека Андрю, присутствующего там же. Слова скотовода были умеренные по выражению, но ясные по смыслу. Прежде всего, он объяснил, что «Пейре, Гийом и Жаум Отье, поскольку они ученые и все их любят, получают множество даров». Таким образом, сейчас они ни в чем не нуждаются. А вот что касается, продолжал Раймонд, этого бедного Андрю Тавернье, так это совсем другое дело, - «он человек простой, и у него нет столько друзей и связей», как у его почитаемых собратьев, и который по этой причине живет в большой бедности. И тогда выздоравливающий сразу же организовал среди гостей сбор средств в пользу Доброго Человека из народа, призвав их уточнять, чтобы они не говорили, что жертвуют для Церкви Божьей - потому что Андрю из Праде должен будет в таком случае разделить все с другими - но лично этому Доброму Человеку…
Такие подробности из уст верующего разъясняют для нас интересный способ финансового управления подпольной Церкви: независимо от общинной кассы, распределяемой коллективно, и, скорее всего, являвшейся основой выживания для всех, а также использовавшейся в чрезвычайных обстоятельствах, каждый Добрый Человек имел возможность улучшить свою повседневную жизнь, приобретая «одежду, книги и удовлетворяя другие нужды», используя подношения, предлагаемые ему лично.
Все гости раскрыли кошельки; поскольку у молодого Пейре Маури не было денег, он продал одну из своих овец Раймонду Пейре, чтобы тоже что-то дать. Собрали больше десяти малых турских ливров, и еще пятьдесят су, потом семь су… И Добрый Человек отправился в путь с кругленькой суммой. Однако, Себелия Пейре, обращаясь к инквизитору, не оставила все так: она вложила в уста Андрю из Праде ядовитое обвинение против его изысканных собратьев из Акса. Якобы Добрый Человек доверительно сказал ей, что он сожалеет о том, что последовал за Пейре и Гийомом Отье, и что он «так быстро сделался еретиком», не зная их истинного способа поведения: то есть, их жадности и скупости.
Они собирали столько денег, что когда Гийом Отье приходил к своей жене Гайларде, то оба они засовывали головы в сундук и любовались деньгами, которые они собрали. А ведь по их правилам и обрядам, они не должны ничего принимать, кроме как на насущные нужды.
Конечно, это обвинение карикатурно; к тому же, происходит не из первых рук, и от свидетельницы, которая явно не грешит снисходительностью к Добрым Людям. Но нельзя сказать, что оно не содержит ни доли правды. Даже если эпизод с сундуком, полным золота, явно принадлежит к разряду фантазий, эта фантазия Андрю из Праде, более или менее оформленная Себелией, является разоблачающей: мы можем видеть, что Добрый Человек, по крайней мере, на время, охвачен явной завистью к Пейре, Гийому и возможно, к Жауму Отье. Пастух Пейре Маури, свидетельству которого можно больше доверять, чем показаниям Себелии Пейре, со своей стороны, приводит версию, которая дополняет и разъясняет этой поток оплошностей и злобы [8].
Фактически, Добрый Человек Андрю открыл и Пейре Маури свои претензии к двум бывшим нотариусам, сказав ему, «что Пейре Отье и Гийом, его брат, очень хотят доминировать над другими Добрыми Людьми». Он привел пример знаменитых тканей, изготовленных в Лиму из шерсти, подаренной верующими «всем христианам», и из которой «Пейре и Гийом Отье забрали себе лучшую часть, а другим Добрым Христианам оставили худшую». Вот это уже более конкретная вещь, чем сундук с сокровищами. Кажется, что Добрый Человек Андрю чувствовал себя обделенным своими собратьями. Конец разговора, как передает его Пейре Маури, был таков:
Видя это [говорит Пейре Маури], я дал Праде [Тавернье] большой турский ливр серебром, и он меня спросил, даю ли я эти деньги ему, или всей Церкви. Я ответил ему, что он может делать с этим все что хочет.
Фактически, если Пейре Маури пришел побеседовать именно с Андрю из Праде и спровоцировал его на разговор об отношении последнего с его собратьями из Акса, так это для того, чтоб прояснить для себя проблемы, возникшие в связи с consolament малышки Жаметы, больного ребенка четы Пейре-Сабартес. Явно, что в течение некоторого времени этот случай мучил юного пастуха. Будучи интеллигентным, и хорошо понимающим катаризм, он знал, какая разница существует между попами, которые крестят новорожденных, и Добрыми Людьми, уделяющими consolament, крещение покаяния и посвящения, только взрослым верующим, способным к различению добра и зла, и готовым добровольно посвятить этому себя. Ведь именно сам Пейре Отье объяснил ему это, еще в первый раз, когда проповедовал ему.
[В нашей Церкви], когда человеку исполняется пятнадцать лет - но мы предпочитаем восемнадцать - и если он имеет различение добра и зла, и если он хочет принять нашу добрую веру и стать нашим верующим, то после того, как мы получим от него обещание, что он будет нашим верующим, тогда мы говорим ему добрые слова надежды… И таковое крещение является добрым и прочным, потому что это сам верующий обязывается быть добрым и верным [9].
Пейре Маури, чтобы найти выход из психологической драмы, порожденной consolament грудного ребенка, которая, возможно, тревожила всю общину верующих Арка, начал с того, что пошел, в сопровождении еще нескольких людей, спрашивать совета по этому поводу у Пейре Отье, эталона Доброго Человека - который тогда находился в Лиму. Ответ Пейре Отье, осмотрительный, но твердый, неоднозначно осуждал поступок Андрю из Праде:
Он [мне ответил, что] не считает, что это было хорошо, что эта девочка была еретикована, потому что она не имела устремления; и, сказал он, Добрый Христианин не должен возлагать руки на таких маленьких детей, не имеющих еще устремления. Что в этом следует довериться Богу. Я ему ответил, что, насчет взрослых детей, тоже, наверное, следует довериться Богу. Услышав это, Добрый Человек засмеялся…
Собственно, с этими заметками Старшего Пейре Маури потом явился в Арк к Доброму Человеку Андрю. Который, в свою очередь ответил - как Пейре Маури, так и опосредованно своему ученому собрату и Старшему, «что для таких детей Добрый Христианин должен делать все, что может, и что Бог тоже так сделает, если захочет [10].
Именно тогда Добрый Человек из земли д'Айю выдвинул это обвинение перед Пейре Маури против доминирования и алчности Пейре и Гийома Отье, что, без сомнений, становится ясным в общем контексте. Зависть Андрю из Праде к двум бывшим нотариусам далеко превосходит простые денежные проблемы: мы не зря говорили о классовом конфликте, и явно здесь мы сталкиваемся именно с подобным явлением. Зависть к более ученым собратьям, к их прекрасным уверенным манерам, к элегантности их одежд, к их знакомствам со знатными и именитыми людьми, со стороны человека из народа, неграмотного, вынужденного жить в своей вере и своем служении в тени этих слишком блестящих проповедников. К тому же, Добрый Человек явно впал в раздражение против своего видного Старшего, поскольку тот позволил себе покритиковать его оплошность перед верующим - а верующий еще и высказал ему это.
Скорее всего, в том же контексте мы можем поставить некоторые размышления Старшего, предупреждающего Пейре Маури об опасности введения в искушение Добрых Людей, задавая им слишком много настоятельных вопросов, на «которые они не знают, как отвечать».
Мы не знаем, был ли этот конфликт урегулирован коллективно, на собрании Церкви, или угас сам собою, потому что состояние источников не позволяет дать ответ на этот вопрос. Впоследствии Добрый Человек Андрю появляется в документах исключительно как идеальный спутник остальной команды - особенно Жаума и Гийома Отье. Последнему он стал ритуальным компаньоном, и оставался им до самого конца и самых худших испытаний. Понятно, что все эти волнения порождаются тем, что и между Добрыми Людьми могли выявиться разногласия, и что, несмотря на высокую духовность, которая была их движущей силой, они не могли постоянно находиться над своей человеческой природой: Амиель из Перль против Пейре Раймонда из Сен-Папуль, Андрю из Праде против Пейре и Гийома Отье. Отметим также, что Пейре Отье предстает для верующих, как для Пейре Маури и его друзей, безоговорочным религиозным авторитетом, тем, с которым консультируются; а качество рефлексий Старшего, переданных молодым пастухом, демонстрирует обоснованность подобного доверия. Бывший нотариус показывает истинную мудрость суждений, придающих авторитет как его собственным словам, так и всей Церкви; с высоты своего взгляда он без труда возвышается над проблемами - и никогда не теряет чувства юмора.
Однако, Добрый Человек и Старший Церкви Божьей, Пейре Отье, остается великим персонажем, имеющим сильное влияние на своих собратьев и верующих - до такой степени, что иногда возбуждает гнев и зависть. Тем более, что доминирующая позиция Старшего и значение его личности среди Добрых Людей, только усиливается присутствием в той же команде его брата и сына - бесспорно, внутреннего «клана Отье». Кажется, что Пейре Отье поддерживает особо привилегированные отношения со своим сыном Жаумом; будучи постоянным soci своего отца, молодой человек фигурирует в качестве его помощника. Часто их изображают вместе во время проповедей: Жаум читает Писание, а Пейре его комментирует. Даже иногда говорят, что сын превосходит отца. Всё указывает на то, что молодой клирик сам является сильной личностью, обладающей большой харизмой. Воспитанный своим отцом и составляющий вместе с ним сильную единую команду, он, конечно же, представлял в его глазах будущее Церкви.
Также неоспоримо и то, что навыки и знания бывшего именитого человека позволили Пейре Отье, окруженного к тому же еще и мужественной командой, заложить солидные основы реконкисты.
[1] Это предположил с определенной степенью правдоподобия Жан Дювернуа. Кроме того, известно также о существовании общины трех Добрых Людей в Альбижуа, без связи с общиной Пейре Отье, и преследуемых епископом и инквизитором Альби Бернардом де Кастанет. Дювернуа, Пьер Отье, р. 29.
[2] Ритуал этой катарской версии монашеской исповеди находится в преамбуле к описанию consolament, в Лионском Ритуале катаров на окситан (Рук. Лион, BM, PA 36). Перевод и комментарии в Нелли, Ecritures, p. 225-227.
[3] Culpa Пейре Раймонда дез Уго, Mur, B.G.Limb, 68.
[4] Там же.
[5] Вспомним здесь большие катарские ассамблеи в Сан-Фелис-Лаурагес (1167), Мирпуа (около 1205) и Пьоссе (1225).
[6] Гийом Эсканье, J.F. 562.
[7] Себелия Пейре, J.F. 575-577.
[8] Пейре Маури, J.F. 940.
[9] Пейре Маури, J.F. 925.
[10] Пейре Маури, J.F. 940.
УСТРОИТЕЛЬ
Бывший нотариус, Добрый Человек, являлся также Старшим маленькой Церкви. Как найти самое точное слово, чтобы назвать эту группу Добрых Людей, бросивших вызов миру? Отрядом, общиной, Церковью? Мы рассмотрим и уточним все эти термины. Можно сказать, что следуя за Пейре Отье и его людьми от Сабартес до Тулузен и Разес, на протяжении пяти лет этого первого - восходящего - этапа их апостольского служения, между 1300 и 1305 годами, мы будем неотвратимо ощущать, что перед нами разворачивается очень волевое и одновременно согласованное предприятие. Сотканная из подпольных сетей, которые терпеливо восстанавливались среди верующих, эта система действий открывается нам как продуманная и структурированная; движимая постоянной энергией и управляемая с поразительным умением. Добрым Людям, и особенно Пейре Отье, было не занимать ни усилий, ни силы убеждения. Они неустанно, одни или группами по двое проповедников, пользуясь защитой и помощью своих проводников, агентов, верующих, отдавали этому делу себя самих. И видно, что они ничего не делали наудачу - даже если они вынуждены были подчиняться форсмажорным обстоятельствам своего служения, которые случались у них сплошь и рядом.
Церковь, воодушевленная волей реконкисты, на момент, который мы рассматриваем, кажется, начала достигать исключительно позитивных результатов. Тихо, постепенно, вера катаров вновь возродилась от Пиренеев до Нижнего Керси. Было бы странно, если бы Пейре Отье не был душой и мозгом этого начинания. Душой, потому что он был Старшим общины, облеченным определенным религиозным и харизматическим авторитетом ордена святой Церкви; но также он был и мыслящим мозгом, как бывший поверенный графа де Фуа, ученый клерк и умелый юрист, наделенный грозной сноровкой острого интеллигентного ума. Не говоря уже о его вере и человеческой воле. Даже если источники, которыми мы располагаем, к сожалению, предоставляют нам только скромные упоминания на этот счет, этих упоминаний такое огромное количество, что они позволяют видеть всю картину.
Старший Церкви Божьей
Также нельзя отрицать, что Добрый Человек Пейре имел определенное влияние на своих братьев, и потому его можно определить как лидера их общины. Однако, место Пейре Отье в религиозной иерархии катаров не превышало ступени Старшего. Мы уже вспоминали о том факте, что последняя известная в истории Церковь катаров - та, которая была уничтожена Инквизицией в XIV веке - была Церковью в полном и строгом смысле этого слова. Она уже не была территориальной Церковью, как Церкви Лангедока под конец XII - началo XIII века, когда общины собирались на ассамблеи, чтобы установить границы. Разбросанная между Пиренеями и Центральным Массивом, а также частично находившаяся за горами в итальянском убежище, эта окситанская Церковь придерживалась собственного единства, идентичности и епископальной иерархии, будучи независимой от всякого другого епископа, возглавлявшего остатки итальянских или боснийскую Церкви.
Окситанский катарский епископ, о котором известно, что он пребывал на Сицилии в последние годы XIII века - Раймонд Изарн - был ли он прямым наследником последних епископов Тулузен, укрывшихся в Италии после Монсегюра? Был ли кто-либо еще подле него, кто имел отношение к бывшим Церквям Каркассес, Альбижуа, и даже Аженэ? У нас остались некоторые сведения, позволяющие заподозрить то, что кое-кто из религиозной катарской иерархии Альбижуа и Аженэ выжил - к примеру, возможно, это был Добрый Человек и иерарх Раймонд де Кастельно, умерший в испанском изгнании, на руках Гийома Белибаста, в 1316 году [1].
Как бы там ни было, остатки структурированной Церкви, собравшейся вокруг Раймонда Изарна, несмотря на географическую разбросанность, представляли собой иерархические ступени: диакон, община Добрых Мужчин во главе со Старшим и община Добрых Женщин. На окситанской земле отряд Добрых Людей после великого возвращения нисколько не прервал общение с иерархией в убежище, и распространил свою деятельность на бывшие территории Церквей Тулузен и Разес, а также на часть территорий Каркассес и Альбижуа. Этот отряд, по необходимости мобильный, тем не менее, представлял собой общину; и во главе этой общины стоял Старший Пейре Отье - что являлось эквивалентом приора в католических орденах. Если бы он был Старшим столетием назад, то его предназначением было бы руководить мужским монашеским домом в какой-нибудь бургаде. Старший не имел права уделять повторное утешение; вместе со своей общиной он должен был каждый месяц принимать визит диакона для коллективного покаяния aparelhament или servisi [2]. Старший должен был следить за соблюдением правил, руководить обучением послушников, перед тем, как представить их к посвящению через возложение рук диакона или епископа. В начале XIV века, стоя во главе разбросанной общины, он мог только стараться поддерживать связь и единство внутри своей команды - но имея лишь полномочия Старшего, причем даже используя их по максимуму, он, если чувствовал в этом нужду, прибегал к авторитету своей далекой иерархии, то есть диакона, Мессера Берната.
Команда последних Добрых Людей была больше, чем Церковью stricto sensu, потому что Пейре Отье не был ни епископом, ни даже диаконом, и представляла собой также монашескую мужскую общину. Это был эквивалент старого катарского дома, члены которого, из-за преследований, обязаны были жить поодиночке, но всегда старались объединиться при первой возможности. Я хочу подчеркнуть фразу мужской дом, потому что дома Добрых Женщин в мирное время имели своих игумений или приорисс. Добрая Женщина Жамета в Тулузе принципиально была независима от Старшего Добрых Мужчин, но оторванной от Добрых Женщин на Сицилии. Потому она оставалась одна - или в присутствии возможной послушницы Эксклармонды. Команду Добрых Людей, эту простую мужскую общину из дюжины монахов, Старшим которой был Пейре Отье, подчиняющуюся иерархической власти диакона в Ломбардии и епископа на Сицилии, мы часто будем ради удобства называть Церковью. Маленькой Церковью этой хрупкой катарской реконкисты.
Пейре Отье, безусловно, был здесь главным. И не просто потому, что везде мы натыкаемся на него, но и потому, что в инквизиторских архивах, где упоминаются Добрые Люди, его имя систематически называется первым: Пейре Раймонд дез Уго… видел «пять еретиков, а именно Пейре Отье, Жаума, его сына, Гийома Отье, Амиеля, Пейре Раймонда из Сен-Папуль…» [3]. Мы можем продолжать подобные примеры до бесконечности. Но даже это предпочтение Старшего, которое мы видим в рассказах допрашиваемых верующих или инквизиторской фразеологии, как минимум доказывает, что инквизитор рассматривал Пейре Отье как главного еретика.
Исполняя традиционную роль Старшего, Добрый Человек Пейре постоянно заботился о том, чтобы собирать вместе, так часто, как это было возможным, свою общину. Несмотря на трудности подполья, связь между Добрыми Людьми, кажется, никогда не ослаблялась. Без сомнения, Старший собирал своих братьев как можно регулярнее для исполнения общинных обрядов, но иногда и по дисциплинарным вопросам. В нескольких случаях завеса над этими событиями приподнимается: из какого-нибудь признания проводника или верующего мы можем узнать о существовании или даже о мотивах подобных собраний Добрых Людей. Старший председательствует, его советы, скорее всего, очень весомы, но решения, касающиеся дисциплины Церкви, принимаются коллективно. Так, проводник Пейре Раймонд дез Уго вспоминает, что Старший собрал в Тулузе Добрых Людей Жаума, Амиеля и Пейре Раймонда, чтобы решить проблему касательно завещания верующей из Кабардес; в другой раз они собрались в Борне, в каммас Испанцев Фор, чтобы положить конец спору между Добрыми Людьми Амиелем и Пейре Раймондом. Но у Бараньоны Пейре, в Сен-Сюльпис, Старший присутствует только вместе со своим сыном Жаумом, вынося постановление о проступке Доброго Человека Амиеля, представшего перед ними, «и согрешившего против секты». Именно тогда было принято решение послать грешника в Италию, в сопровождении Мартина Франсе, чтобы он получил повторное утешение у диакона - поскольку Старший не мог этого сделать [4].
Пейре Раймонд дез Уго - один из свидетелей, сообщающих о большом - или больших - собрании/ях из пяти или шести Добрых Людей, состоявшемся/ихся в Лиму, под руководством Пейре Отье в доме Мартина Франсе (и возможно, в Аксе у Раймонда Гарсена) в 1301 и 1302 гг. Один из вопросов повестки дня собрания было дисциплинарное постановление о случае с двумя согрешившими, и даже падшими Добрыми Людьми, Понсом из Авиньонет и Понсом Бэйлем. Торжественный и публичный характер этой ассамблеи - где присутствовали проводники, верующие, и даже заинтересованные члены семьи согрешивших Добрых Людей - являлся демонстрацией единства и общности Церкви, реставрированной в Окситании Пейре Отье, но также и ее внутренней силы. Можно попробовать перечислить присутствовавших монахов, упоминаемых в различных показаниях: Пейре, Гийом и Жаум Отье, Андрю из Праде, Пейре Раймонд из Сен-Папуль и Амиель из Перль, затем двое виновников торжества - Понс из Акса и Понс де На Рика - то есть, в целом восемь Добрых Людей. Конечно, не всегда и не каждый раз они присутствовали в таком количестве, и не собирались так постоянно, но эта цифра достаточно впечатляюща, особенно если учесть, что в целом количество этой группы никогда не превышало двенадцати. Но даже сведенная к горсти подпольных монахов, Sancta Gleisa всегда функционировала соборно, принимая решения на ассамблеях, как во времена окситанских епископов до преследований [5], и по образцу ранней христианской Церкви - то есть, для Добрых Людей, Церкви апостолов.
Безоговорочный авторитет
Однако, в этой красивой архитектуре Церкви, построенной из людей, появлялись и трещины. Приговоры Бернарда Ги практически оставляют нам только скудные обрывки информации о душе катарской реконкисты - плохо датируемые, плохо локализуемые, иногда не совсем понятные. Известно, что реестр Жака Фурнье бесконечно более пространный и точный. К несчастью, он содержит всего лишь несколько прямых свидетельств относительно Пейре Отье. Три показания по-настоящему выводят Старшего на сцену: Гийома Эсканье, Себелии Пейре и Пейре Маури, и они уже были использованы в этой книге. И мы вновь к ним вернемся, потому что, несмотря на свою ограниченность - все они говорят о деревне Арк до 1305 года - они помогают нам приблизиться к Старшему, к его способу бытия, к его поведению, и даже понять некоторые аспекты его отношений как с верующими, так и с его братьями.
Мы уже много раз упоминали здесь о «сплетнях» Себелии Пейре, вдовы богатого скотовода из Арка, женщины, по-видимому, болтливой от природы; и кроме того, очень злобно настроенной к Добрым Людям своей молодости, которым она приписывает все несчастья своей жизни. По поводу влияния Пейре Отье на команду Добрых Людей, по крайней мере, на тех, кого она знала, она передает некоторые разоблачения, несколько недоброжелательные, но точные. Складывается впечатление, что разгорелось нечто вроде классового конфликта между изысканными Добрыми Людьми из Акса, происходившими из нотариального рода, и их собратом Андрю из Праде, бедным ткачом с гор, который даже не знал латыни.
В 1303-1304 годах, Андрю из Праде приходил один, трижды, в общину верующих Арка, чтобы утешать умирающих - которые все, впрочем, в конце концов выздоровели: старая Гайларда Эсканье, грудной ребенок самой Себелии Пейре, и Раймонд Пейре-Сабартес. Именно в связи с этими миссиями угнездились недоразумения и развязались языки.
Главная проблема была связана со случаем маленькой Жаметы. Гийом Эсканье рассказывает, что супруг Пейре-Сабартес, в отчаянии видя, как их ребенок, которому не было еще двух лет, чахнет, стал умолять Доброго Человека Андрю уделить ребенку consolament. После долгих объяснений, что это невозможно, потому что девочка еще не достигла сознательного возраста, Андрю из Праде уступил и уделил ребенку утешение, а та возьми и выздоровей [6]. Версия Себелии Пейре более драматична [7]. Несчастная мать возложила на своего мужа и Доброго Человека всю ответственность за это дело, и отметила, что после consolament девочки Андрю из Праде - нелепо, но следуя логике - рекомендовал ей не кормить ее грудью. Разумеется, Себелия, как и всякая мать на ее месте, даже и не собиралась слушать и дала грудь больному ребенку, уничтожив предполагаемое действие уделенного таинства. Рассказывая более подробно, чем Гийом Эсканье, она отмечает, что малышка Жамета вначале поправилась, но это была всего лишь отстрочка на год. После чего последовала сильная ссора между супружеской четой Пейре и первый осадок злобы Себелии против Добрых Людей.
Но это испытание, кажется, сблизило верующего Раймонда Пейре-Сабартес и Доброго Человека Андрю из Праде. Немного позже, скотовод тоже сильно заболел, а Добрый Человек дал ему утешение, и долго после этого дежурил у его ложа. Скорее всего, именно тогда они вели долгие беседы между собой. Потом больной стал выздоравливать; однажды, прямо со своего ложа, обращаясь к верующим, пришедшим его навестить - всему клану Белибастов, Гайродам, Марти-Мауленам и Пейре Маури - он произнес целую защитную речь в пользу Доброго Человека Андрю, присутствующего там же. Слова скотовода были умеренные по выражению, но ясные по смыслу. Прежде всего, он объяснил, что «Пейре, Гийом и Жаум Отье, поскольку они ученые и все их любят, получают множество даров». Таким образом, сейчас они ни в чем не нуждаются. А вот что касается, продолжал Раймонд, этого бедного Андрю Тавернье, так это совсем другое дело, - «он человек простой, и у него нет столько друзей и связей», как у его почитаемых собратьев, и который по этой причине живет в большой бедности. И тогда выздоравливающий сразу же организовал среди гостей сбор средств в пользу Доброго Человека из народа, призвав их уточнять, чтобы они не говорили, что жертвуют для Церкви Божьей - потому что Андрю из Праде должен будет в таком случае разделить все с другими - но лично этому Доброму Человеку…
Такие подробности из уст верующего разъясняют для нас интересный способ финансового управления подпольной Церкви: независимо от общинной кассы, распределяемой коллективно, и, скорее всего, являвшейся основой выживания для всех, а также использовавшейся в чрезвычайных обстоятельствах, каждый Добрый Человек имел возможность улучшить свою повседневную жизнь, приобретая «одежду, книги и удовлетворяя другие нужды», используя подношения, предлагаемые ему лично.
Все гости раскрыли кошельки; поскольку у молодого Пейре Маури не было денег, он продал одну из своих овец Раймонду Пейре, чтобы тоже что-то дать. Собрали больше десяти малых турских ливров, и еще пятьдесят су, потом семь су… И Добрый Человек отправился в путь с кругленькой суммой. Однако, Себелия Пейре, обращаясь к инквизитору, не оставила все так: она вложила в уста Андрю из Праде ядовитое обвинение против его изысканных собратьев из Акса. Якобы Добрый Человек доверительно сказал ей, что он сожалеет о том, что последовал за Пейре и Гийомом Отье, и что он «так быстро сделался еретиком», не зная их истинного способа поведения: то есть, их жадности и скупости.
Они собирали столько денег, что когда Гийом Отье приходил к своей жене Гайларде, то оба они засовывали головы в сундук и любовались деньгами, которые они собрали. А ведь по их правилам и обрядам, они не должны ничего принимать, кроме как на насущные нужды.
Конечно, это обвинение карикатурно; к тому же, происходит не из первых рук, и от свидетельницы, которая явно не грешит снисходительностью к Добрым Людям. Но нельзя сказать, что оно не содержит ни доли правды. Даже если эпизод с сундуком, полным золота, явно принадлежит к разряду фантазий, эта фантазия Андрю из Праде, более или менее оформленная Себелией, является разоблачающей: мы можем видеть, что Добрый Человек, по крайней мере, на время, охвачен явной завистью к Пейре, Гийому и возможно, к Жауму Отье. Пастух Пейре Маури, свидетельству которого можно больше доверять, чем показаниям Себелии Пейре, со своей стороны, приводит версию, которая дополняет и разъясняет этой поток оплошностей и злобы [8].
Фактически, Добрый Человек Андрю открыл и Пейре Маури свои претензии к двум бывшим нотариусам, сказав ему, «что Пейре Отье и Гийом, его брат, очень хотят доминировать над другими Добрыми Людьми». Он привел пример знаменитых тканей, изготовленных в Лиму из шерсти, подаренной верующими «всем христианам», и из которой «Пейре и Гийом Отье забрали себе лучшую часть, а другим Добрым Христианам оставили худшую». Вот это уже более конкретная вещь, чем сундук с сокровищами. Кажется, что Добрый Человек Андрю чувствовал себя обделенным своими собратьями. Конец разговора, как передает его Пейре Маури, был таков:
Видя это [говорит Пейре Маури], я дал Праде [Тавернье] большой турский ливр серебром, и он меня спросил, даю ли я эти деньги ему, или всей Церкви. Я ответил ему, что он может делать с этим все что хочет.
Фактически, если Пейре Маури пришел побеседовать именно с Андрю из Праде и спровоцировал его на разговор об отношении последнего с его собратьями из Акса, так это для того, чтоб прояснить для себя проблемы, возникшие в связи с consolament малышки Жаметы, больного ребенка четы Пейре-Сабартес. Явно, что в течение некоторого времени этот случай мучил юного пастуха. Будучи интеллигентным, и хорошо понимающим катаризм, он знал, какая разница существует между попами, которые крестят новорожденных, и Добрыми Людьми, уделяющими consolament, крещение покаяния и посвящения, только взрослым верующим, способным к различению добра и зла, и готовым добровольно посвятить этому себя. Ведь именно сам Пейре Отье объяснил ему это, еще в первый раз, когда проповедовал ему.
[В нашей Церкви], когда человеку исполняется пятнадцать лет - но мы предпочитаем восемнадцать - и если он имеет различение добра и зла, и если он хочет принять нашу добрую веру и стать нашим верующим, то после того, как мы получим от него обещание, что он будет нашим верующим, тогда мы говорим ему добрые слова надежды… И таковое крещение является добрым и прочным, потому что это сам верующий обязывается быть добрым и верным [9].
Пейре Маури, чтобы найти выход из психологической драмы, порожденной consolament грудного ребенка, которая, возможно, тревожила всю общину верующих Арка, начал с того, что пошел, в сопровождении еще нескольких людей, спрашивать совета по этому поводу у Пейре Отье, эталона Доброго Человека - который тогда находился в Лиму. Ответ Пейре Отье, осмотрительный, но твердый, неоднозначно осуждал поступок Андрю из Праде:
Он [мне ответил, что] не считает, что это было хорошо, что эта девочка была еретикована, потому что она не имела устремления; и, сказал он, Добрый Христианин не должен возлагать руки на таких маленьких детей, не имеющих еще устремления. Что в этом следует довериться Богу. Я ему ответил, что, насчет взрослых детей, тоже, наверное, следует довериться Богу. Услышав это, Добрый Человек засмеялся…
Собственно, с этими заметками Старшего Пейре Маури потом явился в Арк к Доброму Человеку Андрю. Который, в свою очередь ответил - как Пейре Маури, так и опосредованно своему ученому собрату и Старшему, «что для таких детей Добрый Христианин должен делать все, что может, и что Бог тоже так сделает, если захочет [10].
Именно тогда Добрый Человек из земли д'Айю выдвинул это обвинение перед Пейре Маури против доминирования и алчности Пейре и Гийома Отье, что, без сомнений, становится ясным в общем контексте. Зависть Андрю из Праде к двум бывшим нотариусам далеко превосходит простые денежные проблемы: мы не зря говорили о классовом конфликте, и явно здесь мы сталкиваемся именно с подобным явлением. Зависть к более ученым собратьям, к их прекрасным уверенным манерам, к элегантности их одежд, к их знакомствам со знатными и именитыми людьми, со стороны человека из народа, неграмотного, вынужденного жить в своей вере и своем служении в тени этих слишком блестящих проповедников. К тому же, Добрый Человек явно впал в раздражение против своего видного Старшего, поскольку тот позволил себе покритиковать его оплошность перед верующим - а верующий еще и высказал ему это.
Скорее всего, в том же контексте мы можем поставить некоторые размышления Старшего, предупреждающего Пейре Маури об опасности введения в искушение Добрых Людей, задавая им слишком много настоятельных вопросов, на «которые они не знают, как отвечать».
Мы не знаем, был ли этот конфликт урегулирован коллективно, на собрании Церкви, или угас сам собою, потому что состояние источников не позволяет дать ответ на этот вопрос. Впоследствии Добрый Человек Андрю появляется в документах исключительно как идеальный спутник остальной команды - особенно Жаума и Гийома Отье. Последнему он стал ритуальным компаньоном, и оставался им до самого конца и самых худших испытаний. Понятно, что все эти волнения порождаются тем, что и между Добрыми Людьми могли выявиться разногласия, и что, несмотря на высокую духовность, которая была их движущей силой, они не могли постоянно находиться над своей человеческой природой: Амиель из Перль против Пейре Раймонда из Сен-Папуль, Андрю из Праде против Пейре и Гийома Отье. Отметим также, что Пейре Отье предстает для верующих, как для Пейре Маури и его друзей, безоговорочным религиозным авторитетом, тем, с которым консультируются; а качество рефлексий Старшего, переданных молодым пастухом, демонстрирует обоснованность подобного доверия. Бывший нотариус показывает истинную мудрость суждений, придающих авторитет как его собственным словам, так и всей Церкви; с высоты своего взгляда он без труда возвышается над проблемами - и никогда не теряет чувства юмора.
Однако, Добрый Человек и Старший Церкви Божьей, Пейре Отье, остается великим персонажем, имеющим сильное влияние на своих собратьев и верующих - до такой степени, что иногда возбуждает гнев и зависть. Тем более, что доминирующая позиция Старшего и значение его личности среди Добрых Людей, только усиливается присутствием в той же команде его брата и сына - бесспорно, внутреннего «клана Отье». Кажется, что Пейре Отье поддерживает особо привилегированные отношения со своим сыном Жаумом; будучи постоянным soci своего отца, молодой человек фигурирует в качестве его помощника. Часто их изображают вместе во время проповедей: Жаум читает Писание, а Пейре его комментирует. Даже иногда говорят, что сын превосходит отца. Всё указывает на то, что молодой клирик сам является сильной личностью, обладающей большой харизмой. Воспитанный своим отцом и составляющий вместе с ним сильную единую команду, он, конечно же, представлял в его глазах будущее Церкви.
Также неоспоримо и то, что навыки и знания бывшего именитого человека позволили Пейре Отье, окруженного к тому же еще и мужественной командой, заложить солидные основы реконкисты.
[1] Это предположил с определенной степенью правдоподобия Жан Дювернуа. Кроме того, известно также о существовании общины трех Добрых Людей в Альбижуа, без связи с общиной Пейре Отье, и преследуемых епископом и инквизитором Альби Бернардом де Кастанет. Дювернуа, Пьер Отье, р. 29.
[2] Ритуал этой катарской версии монашеской исповеди находится в преамбуле к описанию consolament, в Лионском Ритуале катаров на окситан (Рук. Лион, BM, PA 36). Перевод и комментарии в Нелли, Ecritures, p. 225-227.
[3] Culpa Пейре Раймонда дез Уго, Mur, B.G.Limb, 68.
[4] Там же.
[5] Вспомним здесь большие катарские ассамблеи в Сан-Фелис-Лаурагес (1167), Мирпуа (около 1205) и Пьоссе (1225).
[6] Гийом Эсканье, J.F. 562.
[7] Себелия Пейре, J.F. 575-577.
[8] Пейре Маури, J.F. 940.
[9] Пейре Маури, J.F. 925.
[10] Пейре Маури, J.F. 940.