Анн Бренон. Биография Пейре Отье. Часть 4. Реконкиста. Глава 15. Церковь Севера
15
ЦЕРКОВЬ СЕВЕРА
В первые годы реконкисты подпольная Церковь довольно быстро и достаточно хорошо структурировалась вокруг Пейре Отье в городе Тулузе - под самым носом у всех вражеских властей: Инквизиции, епископа и королевского сенешаля. Сам Старший останавливался там много раз, по дороге между своими миссиями в Сабартес, Разес, Лаурагес или в долины Тулузен, а ряды Добрых Людей росли. Всё указывает на то, что Пейре Отье сделал из великого города главную штаб-квартиру религиозной реконкисты катаризма на севере. Это было большим дерзновением, но все риски были стратегически просчитаны.
Прежде всего, это был благоприятный период. Тулузская Инквизиция на то время пребывала в состоянии кризиса: в город прибыли королевские следователи. Бернат Делисье и делегация жителей Каркассона подали им обоснованные жалобы. Под конец 1301 г. король Филипп Красивый сместил доминиканского инквизитора Фулько де Сен-Жорж, работавшего вместе со своими собратьями в Каркассоне (Никола д'Аббевиль) и Альби (епископ Бернард де Кастане) [1]. Несмотря на назначение в 1302 г. нового инквизитора по имени Гийом Мурис, эта репрессивная институция отныне функционировала с перебоями, дав Добрым Людям ту же ненадежную отстрочку в Тулузе, что и в Сабартес, Лаурагес или Разес - фактически до времени искоренения «каркассонского безумия». Кроме того, укоренение Добрых Людей в этом городе было далеко не случайным.
Еретическая Тулуза
Удивительно, до какой степени продуманно места подпольных явок - дома Церкви или временные убежища - были избраны в кварталах за городскими стенами: там было легче скрыться; легче раствориться среди местного населения, разношерстного и подвижного. Часто такие явки размещались вблизи больниц и лепрозориев, и даже в еврейских кварталах. Некоторые упоминания об этой интенсивной подпольной жизни, вытянутые на свет инквизиторским следствием и потому известные нам, позволяют очертить вокруг красно-кирпичного центра Тулузы, где размещались властные структуры, своего рода круг географии исключения - и можно сказать даже сопротивления - места, где жили нищие, евреи, прокаженные и еретики. [2]
С северной стороны, за воротами Пузонвилль, находился дом верующего Мартина де Пруад, а недалеко от лепрозория Пузонвилль, тот самый монастырь Святого Креста, в церкви которого Жаум Отье проповедовал однажды ночью для верующих. На северо-западе, в квартале Базакль, за пределами квартала Сен-Сернен, находился надежный дом Раймонда и Гайларды Сартров: рядом с ним был брод Базакль, удобный тем, что в случае опасности там легко можно было перейти Гаронну. Чуть выше по течению, был квартал Сен-Пьер де Кузен, где жил Гийом де Пруад. Но этот квартал находился в пределах укреплений Сен-Сернен, и Добрые Люди не рисковали там жить. На западе, по другую сторону от брода Базакль, на левом берегу Гаронны, находился квартал Сен-Сиприен, считавшийся настолько неблагополучным, что в более поздние времена городские власти строили там только благотворительные заведения. В Сен-Сиприен легко было раствориться, укрывшись, например, в каком-нибудь из полузаброшенных садов, возле больницы Сен-Жак или Дорад, а размещение в тех же местах двух лепрозориев создавало отличные возможности для подпольных религиозных собраний.
Еще немного выше по течению Гаронны, находился остров Тунис, соединенный мостом с правым берегом и кварталом Дальбад, и иногда соединяемый с левым берегом через «старый мост», которым пользовались при опасности наводнения (он был снесен в XIV веке во время многочисленных паводков). Здесь был расположен новый квартал, с доступным жильем, построенный в конце XIII века королевским сенешалем и населенный ремесленниками и работниками, сошедшимися практически отовсюду. Но если верующие там были активны - Фелипа Маурель, вдова столяра, Матью Айкарт, красильщик, и некоторые другие - тем не менее, Добрые Люди не рисковали там прятаться. С южной стороны, за Нарбоннскими воротами, находился квартал Сен-Катрин, где верующий Пейре Элия время от времени предоставлял убежище Пейре и Жауму Отье. Иудейское звучание фамилии этого доброго верующего не случайно: он живет в южном внешнем квартале, где практически находился один из первых еврейских кварталов в Тулузе, вместе с его «старым кладбищем». Был ли Пейре Элия, добрый верующий из Тулузы, таким же потомком бывшей иудейской семьи, как возможно, Мерсенда Соломон в Аксе?
На востоке, по другую сторону ворот Сен-Этьен, располагалась новая бастида Этуаль с одноименной улицей, где открылся дом, являющийся настоящей религиозной основой и бьющимся сердцем Церкви в Тулузе. Там жила Добрая Женщина Жаметта и ее компаньонка Эксклармонда, а время от времени в этом доме бывали Добрые Люди Фелип, Пейре, Жаум и Пейре Раймонд, в то время как знаменитый проводник Пейре Бернье обеспечивал дому «католическую» респектабельность женатого человека.
И, наконец, на северо-востоке мы видим тот самый квартал Матабю, находящийся за одноименными воротами и явно загородный, где молодые люди любили тратить деньги. Там же мы встречаем и Доброго Человека Пейре Отье с его проводником Пейре Сансом (возможно, они тогда там жили?), как однажды, зимним днем 1299-1300 года студент Пейре де Люзенак тоже наткнулся на них. К тому же у обочины главной дороги находился лепрозорий.
Несмотря на очень отрывочный характер имеющейся у нас документации, мы можем составить эту карту. Но не стоит обманываться. Мы не говорим о том, что подпольная Церковь заняла стратегические позиции вокруг города, но, скорее, о том, что она понемногу пыталась укореняться в надежных убежищах и создавать из них базы для дальнейшей деятельности, с тем, чтобы всегда был открыт путь к бегству в случае опасности. Но сложно не увидеть в этой выстраиваемой сети убежищ сознательный план, координацию и волю. Вряд ли стоит лишний раз говорить, что эту волю и эти планы мы уже видели в Сабартес, потому что они принадлежали Старшему Пейре из Акса, стоявшему во главе маленькой группы Добрых Людей и методически расширявшему сферу деятельности этой группы.
Не стоит удивляться относительно народному характеру социального состава тулузских верующих, что соответствует размещению, иногда граничащему с зонами исключения, убежищ для подпольных монахов вокруг города. Даже если долины и холмы тулузских земель и их окрестностей - Лантарес и Лаурагес - в XIII ст. были преимущественно катарскими (в то время, возможно, еще больше, чем хребты и долины графства Фуа) ересь и там сохраняла свой «сельский» характер: она намного менее проникала в большие города, средоточие графской и епископской власти. Так было в Каркассоне, Нарбонне, Альби и, возможно, в Фуа. Как мы знаем, в Окситании катаризм никогда не был городским феноменом, как, по-видимому, в Северной Италии, а религией мелких кастральных сеньорий. А под катком французского, королевского и католического владычества второй половины XIII века, когда полностью изменился городской менталитет, Добрые Люди реконкисты не могли рассчитывать, особенно в историческом сердце Тулузы, на ту же поддержку крупных фамилий из еретических родов, как в бургадах Сабартес. Тулузские верующие эпохи реконкисты, как мы можем видеть, происходили из более народных и подвижных пластов общества - ремесленников, лавочников и работников, часто мигрантов из более или менее далеких окрестных деревень, особенно тех, где старая ересь была еще очень даже жива. Само собой, что эти мигранты предпочитали селиться в новых кварталах на периферии города, где жить было легче и дешевле.
Но и генерализировать все это мы не можем. Среди тулузских верных Добрых Людей было несколько дам, принадлежавших к богатой буржуазии, как Бернада и Жоана де Сен-Фой, или Жентиль Барра, происходящая из богатой землевладельческой семьи региона Верфей и вышедшая замуж в городе. Об остальных трудно сказать более точно. Ну, и в порядке исключения, иногда поддержку последним катарам оказывали представители правящих классов: последний из Гомервиллей, некоторые клирики - и, скорее всего, банкир Узальгулье, живший в собсвенном городском отеле с патрицианской башней.
Верующие деревень
Между обществом добрых верующих Сабартес и добрых верующих Тулузен была существенная разница. В графстве Фуа, в начале XIV века, все социальные группы от сеньоров до крестьян, в какой-то степени хранили привязанность к Церкви Добрых Людей - дошедшие до нас архивы Инквизиции даже содержат больше информации о верности представителей правящих классов, знати и дворян castra, судейских и бюргеров городов. Наоборот, в Тулузе, епископском, инквизиторском и королевском городе, последний еретический порыв кажется более народным. Можно поставить вопрос: было ли еретическое сообщество за пределами Тулузы, в переплетении бургад и сельских сеньорий, окружавших великий город, ближе к тулузскому или же формировалось по примеру Сабартес? Раньше сельские сеньории Тулузен, Лантарес, Лаурагес, Альбижуа, благодаря вовлечению своих аристократических кланов, долго составляли спинной хребет окситанского катаризма. Насилие и ужасы XIII века, крестовый поход, Инквизиция, французское завоевание, сломали и раздавили это еретическое общество. Что же осталось на заре XIV века?
Пейре Отье и его маленькая Церковь представляли собой поздних наследников великих катарских епископов Тулузен XIII века; но их верные, как на равнинах, так и в самом городе, по-видимому, в большинстве своем являлись выходцами из народа: будучи обитателями скорее деревень, чем замков, они чаще были крестьянами и ремесленниками. Конечно, в инквизиторской документации, которой мы располагаем, есть очень много неясностей. Ни реестры Жоффре д’Абли, ни Жака Фурнье, ни тем более приговоры Бернарда Ги, почти никогда не дают возможности выявить социальное происхождение и ремесло осужденных. Можно задать несколько вопросов о социальном происхождении некоторых семей верующих: например, Лантар, из дома Ружис, в Монклер-эн-Керси: не являются ли они фаидитской ветвью, лишенной имущества и обедневшей, престижной катарской семьи совладельцев Ланта? Вердены, обитавшие в деревне Буильяк - происходили ли они из старой сеньоральной фамилии Верден-на-Гаронне, или просто были выходцами из этого города? Клайраки, из Верльяк-на-Теску, а также Сальветаты, Прюнеты, или Уго, из Уго возле Тарабеля, были ли они знатью или крестьянами? Трое братьев Морвилль, Раймонд, Жоан и Бернат, без сомнения, принадлежат к аристократии Лантарес. Но, несмотря на эти исключения, в общем и целом мы можем заключить, что мелкая и средняя сельская знать Тулузен и Лаурагес, бывшая носителем катаризма в XIII веке, практически не представлена в XIV веке среди последних верующих.
Разумеется, причиной этому явилось то, что эта аристократия, как правило, была сломлена крестовыми походами и королевскими завоеваниями, и ее либо заменили в ее владениях крестоносными или католическими династиями - или она покорилась и примирилась, принося отныне оммаж королю, а не виконту Тренкавелю или графу Тулузскому. Таким же образом именитые люди бургад - нотариусы, законники, чиновники, бальи, консулы и муниципальные чиновники - после установления королевского сенешальства в Тулузе, в большинстве своем совершили поворот к монархической реальности. Здесь, после покорения последнего династического графа в годы падения Монсегюра, Инквизиция больше никогда не испытывала сопротивления своим действиям. Отныне ересь пряталась в тайне крестьянских хижин.
Сотни имен в списке осужденных Бернардом Ги, где встречаются даже целые семьи [3], и которые мы чаще всего встречаем рядом с именем Пейре Отье, -преимущественно являются именами людей из народа. В Лантарес, в Тулузен, в Лаурагес, в нижнем Альбижуа, в нижнем Керси, в Тулузской Гаскони это Жероты из Орин, Дюраны из Бельвез, Думенки, Меркадье, Сикарды или Фор, называемые Испанцами, из Борна, Саллес из Верльяк-на-Теску, Пурсели и Мансипы из Луган, Гаски из Варенн, Магры и Миры из Верфей, Алигюйе, Капюсы или Мораны из Мирпуа-на-Тарне, Сикарды и Изарны из Вилльмур, Амиели и Ги из Ла Гарда де Верфей, как и Фор, Бернье и Изаб из Верден-Лаурагес, или Сикре из дома Саллиез возле Сегревилля… И многие, многие другие, с которыми мы здесь еще пересечемся, но большинство из них вынуждены будем оставить в тени. Всё это были крестьянские семьи. Но несмотря на сухость и скудность упоминаний, даже в этой среде мы можем выявить, как и в лучшие времена катарского золотого века в castra Лаурагес, настоящих катарских матриархинь, уважаемых вдов и глав домов, направляющих к вере Добрых Людей весь свой линьяж. Таковой была Бараньона Пейре из Сен-Сюльпис на берегах Тарна, получившая добрый конец из рук Пейре Отье, или Бланка Гвиберт, из Фергюс, ее сыновья, дочери, зятья и внуки.
Через родственников самих Добрых Людей, многие из которых происходили из Лаурагес и Тулузен, через дома друзей, поддерживавших и обеспечивающих их подпольное служение, через тесную сеть проводников, многие из которых были родом из удивительной деревни Верден-Лаурагес, мы попытаемся приблизиться к годам катарской реконкисты, устроенной Пейре Отье вдали от его родных гор в графстве Фуа.
Кадры Церкви
Вокруг Старшего Пейре из Акса в годы тулузской реконкисты сразу же сплотилась группа христиан, состоящая из его сына Жаума и Пейре Раймонда из Сен-Папуль, к которым вскоре присоединился Амиель из Перль. Трое арьежцев, и один человек родом из Лаурагес, который, возможно, несмотря на долгое отсутствие в родных местах, поддерживал связи с родиной. Известно, что Пейре Раймонд Сартр где-то в 1291 году покинул Сен-Папуль и горные хребты Монтань Нуар, чтобы пойти в Италию и креститься. В деревне у него оставалась сестра, Раймонда, бывшая замужем за Мартином Баррье, и брат, добрый верующий Бертран Сартр, совершивший вместе с Пейре Раймондом путешествие в Ломбардию, и вскоре попавший в поле зрения Инквизиции [4]. По-видимому, было сложно следовать подпольной вере в такой бургаде как Сен-Папуль, бенедиктинские аббаты которого являлись естественными пособниками Инквизиции. Благодаря поддержке и связям Доброго Человека Пейре Раймонда, а также прекрасному знанию возможных еретических мест, продемонстрированному верным агентом Пейре Сансом, из Ла Гарде де Верфей, маленькая группа сразу же укоренилась и в Лантарес. Там для них всегда был готов приют в доме Уго, возле Тарабель, вся семья которых, в полном составе, была верующей. Один из представителей этой очень сплоченной семьи, Пейре Раймонд дез Уго, поселился в Тулузе, стал там ремесленником, и известен как один из знаменитых проводников Пейре Отье.
Сопровождаемые Пейре Сансом, Добрые Люди установили контакт и с верующими бургад нижней долины Тарна - Рабастен, Мирпуа-на-Тарне, Сен-Сюльпис; севера Тулузен - Борн и Верльяк-на-Теску; а на западе они достигли даже границ Гаскони - в Буильяке, Комбружьере и Лавите в Ломани Пейре Отье проповедовал и утешал умирающих [5]. Добрые Люди ходили по одному или по двое, сопровождаемые проводником, от одного тайного убежища к другому, что позволяло им организовывать свои действия. Culpa проводника Пейре Раймонда дез Уго дает нам ясную информацию на эту тему [6]: мы видим, что приблизительно в 1301 году, вместе со своим товарищем Гийомом Фалькетом он сопровождал Добрых Людей Пейре и Жаума Отье из Лиму в Тулузу. В другой раз он сопровождал Доброго Человека Пейре Раймонда до Борна, в дом семьи Фор по прозвищу Испанцы. Там Пейре Раймонд встретился со своими духовными братьями Пейре, Жаумом и Амиелем, чтобы наконец урегулировать конфликт между ним и Добрым Человеком Амиелем. Потом проводник отвел Доброго Человека обратно в Тулузу. Где-то между 1302 и 1303 годом проводник сопровождал Пейре Отье из Тулузы в Сен-Сюльпис-на-Тарне, в дом дамы Бараньоны Пейре, чтобы он мог там встретиться со своим сыном Жаумом и Амиелем из Перль. Вместе с ними был еще Мартин Франсе из Лиму, важный агент подпольной Церкви.
Тогда состоялась достаточно торжественная церемония, в которой участвовали и двое проводников. Трое Добрых Людей обменялись между собой ритуальным приветствием, в том числе тройным поцелуем мира. «Далее, - уточняет Пейре Раймонд дез Уго, - было решено, что еретик Амиель пойдет с Мартином Франсе в Ломбардию, к Старшему еретику Бернату Одуэ, чтобы тот повторно утешил означенного Амиеля, согрешившего против секты». На этот раз путешествие проводника должно было быть намного длиннее, чем обычно. Заметим, что Пейре Раймонд дез Уго из незнания или по недосмотру употребляет перед инквизитором слово Старший, для обозначения Берната Одуэ, но при этом говорит о его функции исповедника, принадлежащей диакону. Добрый Человек Амиель, серьезно нарушив правила (сказал ли он ложь? съел ли какой-то запрещенный продукт? согрешил с женщиной?), должен был воссоединиться со своей верой и с Церковью. Старший, то есть Пейре Отье, не имел таких полномочий, чтобы отпустить ему этот грех, и потому Амиелю следовало поспешить предстать перед диаконом, находившимся в Ломбардии.
Еще через некоторое время в подобной же ситуации оказались молодые Добрые Люди Понс Бэйль и Понс де На Рика. Их тоже отправили для воссоединения с Церковью «к главному еретику на Сицилию», согласно выражению culpa их проводника, Гийома Фалькета [7]. Между тем, диакон, живший в Ломбардии, Бернат Одуэ - иногда его еще называют Мессер Бернат или Бернат из Монтегут - лично явился в Окситанию, по просьбе Старшего Пейре Отье, с пастырским визитом. Он достаточно быстро вернулся в свое убежище, вместе со своим племянником и товарищем, Добрым Человеком Матью Герма. Нам относительно хорошо известно об этом путешествии из свидетельства племянницы диакона. Иногда даже сухие инквизиторские резюме способны передать настоящую солидарность, объединяющую Добрых Людей и их семьи [8]. Это свидетельство позволяет нам также понять как именно Пейре Отье и другие Добрые Люди после своего великого возвращения смогли вновь оживить подпольную сеть верующих.
Мы знаем, что большая часть семьи Одуэ-Герма, родом из castrum Монтегут, между Лаурагес и Альбижуа, совершила коллективное путешествие в Италию вместе с Мессером Бернатом [9]. На переломе XIII-XIV веков на родине осталась Бернада, сестра Матью Герма, которая была замужем за «Гийомом из Монтегут, возле Сан-Фелис», и матерью многочисленных детей. Разумеется, дядя диакон дал ее адрес Добрым Людям, возвращавшимся из Италии. Прежде всего, к Бернаде наведались Пейре и Жаум Отье. Мы можем даже уловить атмосферу гостеприимства во время этого визита. Старший и его сын приглашены за семейный стол. Во время трапезы ведется дружеская беседа, а прибывшие рассказывают вести «издалека». Пейре Отье рассказывает Бернаде и ее мужу, что в Ломбардии он был товарищем, soci, их почитаемого дяди, диакона Берната. Что последний звал и их в свое итальянское убежище, для спасения их душ. Наконец, Добрый Человек сумел своими проповедями настолько оживить веру племянницы диакона и ее мужа, что они заключили с ним и Жаумом пакт convenensa для спасения своих душ. Пейре Отье приходил в дом Бернады Герма много раз, иногда один, иногда вместе со своим сыном Жаумом, и всегда встречал там теплую и дружескую атмосферу, и всегда там для него был накрыт стол, за которым можно было поесть, выпить и поговорить.
Бернада Герма говорит инквизитору, что Старший Пейре из Акса и его сын Жаум, в трудно определимую дату (1304?) решили послать кого-нибудь в Ломбардию за ее дядей, диаконом Бернатом Одуэ. Проводник для этого предприятия был избран не просто так - это кузен Бернады Герма, Виталь Одуэ, внебрачный сын диакона. Бернада присутствовала при разговорах о его отбытии. По возвращении Виталь Одуэ сам пришел к ней сообщить, что привел своего отца, которого оставил у одной верующей в Верден-Лаурагес, и что в Ломбардии он видел своего кузена Матью Герма, ставшего Добрым Человеком. Немного погодя в дом к Бернаде прибывает Добрый Человек Пейре Раймонд из Сен-Папуль. Выпив вина в кругу друзей, он дает Бернаде деньги для всех ее детей, мальчиков и девочек, и говорит, что он является (или был?) soci Берната Одуэ и Матью Герма. Передал ли эти деньги для детей Бернады ее дядя диакон, или это была инициатива самого Доброго Человека Пейре Раймонда? Чуть позже, некий посланник, без сомнения Виталь Одуэ, приглашает Бернаду и ее мужа лично встретиться с дядей-диаконом в тайном месте. Встреча происходит ночью, возле соседнего castrum Кассес.
Подле диакона присутствует и Добрый Человек Пейре Раймонд, как его возможный soci. Однако цель встречи была не чисто религиозной. Бернат Одуэ рассказывает своей племяннице о ее матери и сестре, последовавших в Ломбардию, «говоря, что они не живут больше в этом мире, но достигли хорошего конца, из чего (Бернада) поняла, что они умерли в вере и секте еретиков». Диакон также сделал племяннице подарок - «25 белых турских ливров» (турских ливров серебром) и оставил ее мужу Гийому из Монтегут на хранение завернутые в ткань золотые денье - деньги, которые тот должен был передать в Тулузу через посредничество Виталя Одуэ.
Нам неизвестны точные причины, по которым Пейре Отье вызвал диакона из убежища именно в этот период своей окситанской миссии. Но как бы там ни было, этот эпизод, как и итальянские путешествия за отпущением грехов Добрых Людей Амиеля из Перля, Понса Бэйля и Понса де На Рика свидетельствуют о четкой организации последней катарской Церкви, которая, даже будучи разорванной между Италией и Окситанией из-за нужд подполья, тем не менее, сохраняла свое религиозное и институциональное единство.
Сеть проводников и подпольных домов
Эта немногочисленная Церковь, в которой было чуть больше дюжины служителей, все же имела структуру и соответствующую иерархию - ordenament de sancta Gleisa - от епископа до диакона, от диакона до Старшего, от Старшего до Добрых Людей, оживляя сеть верующих, которые понемногу, особенно в Тулузен и Лаурагес, возвращались к старым религиозным практикам. В Окситании вокруг Пейре Отье эта Церковь стала сразу же расти; вначале первые крещения в Сабартес (1300-1301), затем присоединяются Фелип де Талайрак и Жаметта (1302-1303), и начинается обучение новых послушников. Фелип де Талайрак и Гийом Отье взялись обучать юного Раймонда Фабра из Кустауссы; сам Пейре Отье занялся образованием своего верного помощника Пейре Санса. Связи крепились.
Знаменитые проводники еретиков, которым доверяли миссии как окситанские Добрые Люди, так и иерархия в убежище, бороздившие дороги в Италию, преимущественно были сыновьями - и даже дочерьми - особо преданных семей верующих. Они первыми уходили за горы и сопровождали туда близких. В Сабартес мы уже видели таких, но хватало их и в Тулузен: выходцы из Верден-Лаурагес - Гийом Фалькет, Пейре Бернье, Сердана Фор; но также Раймонд де Верден из Буильяка, Пейре Раймонд дез Уго, из Тарабель, Дюран Барро, из Борна, и многие другие. Это также были сыновья, братья, зятья или племянники Добрых Людей - Герма, Сартры, На Рика из Авиньонет, и даже Отье - особенно если вспомнить юного Бон Гийома.
Проводниками местного масштаба, «на каждый день», сопровождавшими Добрых Людей от одного укрытия к другому, как в Тулузен, так и в Сабартес, были молодые люди из семей верующих, предлагавших убежище Добрым Людям. Например, можно назвать двух сыновей дамы Бараньоны Пейре, жившей в Сен-Сюльпис на Тарне: Жаум, сопровождавший Доброго Человека Фелипа из Верльяк-на-Теску до Тулузы, где он жил тогда на улице Этуаль, вместе с Доброй Женщиной Жаметтой; Раймонд, провожавший Доброго Человека Амиеля из Сен-Сюльпис до Тулузы. Раймонд также принес Пейре и Жауму Отье отрезы льняной ткани, чтобы они могли сшить себе штаны и рубахи [10]. Или Виталь Гвиберт, сын Бланки, матриархини из Фергюс, бывший проводником подпольщиков [11]. Такими были Дюраны из Бельвез, Саллес из Верльяка-на-Теску, Райне из Сен-Сюльпис, Пурсели из Луган, Гаски из Варенн, Меркадье из Борна, и многие другие.
Убежища у очагов верующих могли располагаться в деревнях: как в бургаде Ла Гард де Верфей, в доме Пейре Санса и его братьев. Местный нотариус, Гийом Меркадье и его жена Раймонда, посещали там два раза в 1302 году Добрых Людей Пейре и Жаума Отье. Они сидели возле очага - Жаум читал Писание, а Пейре проповедовал [12]. Убежища могли находиться в задних комнатах ремесленников Борна, Вилльмура-на-Тарне или Рабастен, на улицах городов и городков. Но также и в сельской местности - такими были хутора Уго в Лантарес, Саллиез в Лаурагес, Ружис на границах Монклер-де-Керси. Это могли быть очень изолированные укрепленные хутора, как у Саллес из Верльяка, на берегу реки Теску, или на выселках Бельвез, с бледных холмов которых уже виднелись первые горы Керси.
Семьи верующих, матери которых принимали, а сыновья провожали Добрых Людей, часто были связаны друг с другом. Выглядело так, как если бы от одной деревни к другой начало формироваться какое-то братство верующих; как если бы еретическое общество пыталось, более или менее сознательно, сомкнуть ряды и укрепить связи, чтобы встретить во всеоружии опасность - то есть происки Инквизиции и ставшее обязанностью доносительство. Такие связи видны между семьями верующих в Верден-Лаурагес - Фор, Бернье, Изаб; но также можно привести пример дочерей Бланки Гвиберт, из Фергюс, вышедших замуж за братьев Фабр из Мезен, дочерей Бараньоны Пейре, бывших замужем за Райне из Сен-Сюльпис; дочерей Клайрак из Верльяк-на-Теску, вышедших замуж за Гаска из Варенн и Дюрана из Бельвез. Очень похожий феномен, хотя и менее выразительный, наблюдался внутри сельской знати первых годов XIII века, когда они пытались объединиться перед злосчастьями крестовых походов. И здесь тоже чувствуется влияние еретического рода? Забота о том, чтобы не выдать себя, не пустить волка в овчарню? Последние сети катарского сопротивления были все еще семейным делом - подполье было семейной тайной, объединявшей доверенных лиц.
Таков был этот образ мира - каким бы иллюзорным он ни был - тулузских владений маленькой Церкви Пейре Отье, затронутых реконкистой, мира, который мы на время покидаем. В Верльяке Добрые Люди могли рассчитывать на многие убежища, начиная от несомненно патрицианского дома семьи Клайрак. Прежде всего, это родители, Гийом и Сапта де Клайрак, в доме которых юная Кастеляна, будучи еще подростком, много раз видела Пейре и Жаума Отье. Там она научилась совершать melhorier, там слушала проповеди, которые произвели на нее неизгладимое впечатление. Чуть позже, узнав, что Пейре Отье прячется в другом доме, она пыталась с ним встретиться. Она принесла ему хлеб и булочки, возможно, испеченные матерью, надеясь, что ее допустят к подпольщику - но хозяева дома, из предосторожности, взяли подарки, но не дали ей войти.
Однако, через несколько месяцев или лет, когда Кастеляна де Клайрак вынуждена была покинуть родительский дом, чтобы выйти замуж за человека, избранного ей родителями - доброго верующего Думенка Дюрана, родом из Бельвез, но работающего кожевенником в Рабастен - она смогла преодолеть предостережения безопасности. Перед тем, как выйти замуж, она хотела встретиться лично с Пейре Отье, и будучи допущенной к Старшему в его убежище, долго с ним говорила. Посоветовал ли он ей выйти замуж за доброго верующего, которого выбрал ей отец? «Лучше посадить добрую смокву перед порогом, чем злобную колючку…», говаривал десять лет спустя Добрый Человек Гийом Белибаст, озабоченный тем, чтобы молодые верующие женились друг на друге [13]. И Кастеляна принесла в дар святому человеку Пейре Отье, как и положено, восковую свечу [14].
[1] Об этом периоде кризиса см. Michel Roquebert, Les Cathares de la chute de Montsegur aux derniers buchers, 1244-1329, Perrin, 1998, p. 427-430.
[2] Для этого вывода нами использована карта, в приложении к замечательному очерку Грегора Уилда «Происхождение городского средневекового кладбища: пример погребальной топографии Тулузы (ок. 250 - ок.1350)» в Archeologie du Midi Medievals, t. 17, 1999, p. 1-24.
[3] Приговоры Бернарда Ги, Tabula omnium personarum sequentis libri. B.G. Pal. 98-175.
[4] Раймонда Баррьер, Крест, B.G.Limb, 108; Бертран Сартр, Беглец, B.G.Limb, 258. Этот последний, арестованный каркассонской Инквизицией в 1305 году, был освобожден за обещание привести к инквизитору своего брата, но исчез сразу после выхода из тюрьмы. Осужден заочно в 1319 году, никогда не был пойман.
[5] Culpa Раймонда Донс, B.G.Limb, 155.
[6] Culpa Пейре Раймонда дез Уго, Mur. B.G.Limb, 68-69.
[7] Culpa Гийома Фалькета, Mur. B.G.Limb, 13-14. Мы не знаем, почему их не послали к диакону Бернату Одуэ, которого они могли тогда встретить в Ломбардии или даже в Окситании. Или их грех был столь велик, что требовалось вмешательство епископа?
[8] Culpa Бернады Герма, Mur. B.G.Limb, 75-76.
[9] См. глава 8.
[10] Culpa Жаума и Раймонда Пейре, Mur. B.G.Limb, 58-59.
[11] Culpa Виталя Гвиберта, Mur. B.G.Limb, 24.
[12] Culpa Гийома и Раймонды Меркадье, Mur. B.G.Limb, 61-62.
[13] Пейре Маури, J..F. 1013.
[14] Culpa Кастеляны Дюран, Mur. B.G.Limb, 54-55.
ЦЕРКОВЬ СЕВЕРА
В первые годы реконкисты подпольная Церковь довольно быстро и достаточно хорошо структурировалась вокруг Пейре Отье в городе Тулузе - под самым носом у всех вражеских властей: Инквизиции, епископа и королевского сенешаля. Сам Старший останавливался там много раз, по дороге между своими миссиями в Сабартес, Разес, Лаурагес или в долины Тулузен, а ряды Добрых Людей росли. Всё указывает на то, что Пейре Отье сделал из великого города главную штаб-квартиру религиозной реконкисты катаризма на севере. Это было большим дерзновением, но все риски были стратегически просчитаны.
Прежде всего, это был благоприятный период. Тулузская Инквизиция на то время пребывала в состоянии кризиса: в город прибыли королевские следователи. Бернат Делисье и делегация жителей Каркассона подали им обоснованные жалобы. Под конец 1301 г. король Филипп Красивый сместил доминиканского инквизитора Фулько де Сен-Жорж, работавшего вместе со своими собратьями в Каркассоне (Никола д'Аббевиль) и Альби (епископ Бернард де Кастане) [1]. Несмотря на назначение в 1302 г. нового инквизитора по имени Гийом Мурис, эта репрессивная институция отныне функционировала с перебоями, дав Добрым Людям ту же ненадежную отстрочку в Тулузе, что и в Сабартес, Лаурагес или Разес - фактически до времени искоренения «каркассонского безумия». Кроме того, укоренение Добрых Людей в этом городе было далеко не случайным.
Еретическая Тулуза
Удивительно, до какой степени продуманно места подпольных явок - дома Церкви или временные убежища - были избраны в кварталах за городскими стенами: там было легче скрыться; легче раствориться среди местного населения, разношерстного и подвижного. Часто такие явки размещались вблизи больниц и лепрозориев, и даже в еврейских кварталах. Некоторые упоминания об этой интенсивной подпольной жизни, вытянутые на свет инквизиторским следствием и потому известные нам, позволяют очертить вокруг красно-кирпичного центра Тулузы, где размещались властные структуры, своего рода круг географии исключения - и можно сказать даже сопротивления - места, где жили нищие, евреи, прокаженные и еретики. [2]
С северной стороны, за воротами Пузонвилль, находился дом верующего Мартина де Пруад, а недалеко от лепрозория Пузонвилль, тот самый монастырь Святого Креста, в церкви которого Жаум Отье проповедовал однажды ночью для верующих. На северо-западе, в квартале Базакль, за пределами квартала Сен-Сернен, находился надежный дом Раймонда и Гайларды Сартров: рядом с ним был брод Базакль, удобный тем, что в случае опасности там легко можно было перейти Гаронну. Чуть выше по течению, был квартал Сен-Пьер де Кузен, где жил Гийом де Пруад. Но этот квартал находился в пределах укреплений Сен-Сернен, и Добрые Люди не рисковали там жить. На западе, по другую сторону от брода Базакль, на левом берегу Гаронны, находился квартал Сен-Сиприен, считавшийся настолько неблагополучным, что в более поздние времена городские власти строили там только благотворительные заведения. В Сен-Сиприен легко было раствориться, укрывшись, например, в каком-нибудь из полузаброшенных садов, возле больницы Сен-Жак или Дорад, а размещение в тех же местах двух лепрозориев создавало отличные возможности для подпольных религиозных собраний.
Еще немного выше по течению Гаронны, находился остров Тунис, соединенный мостом с правым берегом и кварталом Дальбад, и иногда соединяемый с левым берегом через «старый мост», которым пользовались при опасности наводнения (он был снесен в XIV веке во время многочисленных паводков). Здесь был расположен новый квартал, с доступным жильем, построенный в конце XIII века королевским сенешалем и населенный ремесленниками и работниками, сошедшимися практически отовсюду. Но если верующие там были активны - Фелипа Маурель, вдова столяра, Матью Айкарт, красильщик, и некоторые другие - тем не менее, Добрые Люди не рисковали там прятаться. С южной стороны, за Нарбоннскими воротами, находился квартал Сен-Катрин, где верующий Пейре Элия время от времени предоставлял убежище Пейре и Жауму Отье. Иудейское звучание фамилии этого доброго верующего не случайно: он живет в южном внешнем квартале, где практически находился один из первых еврейских кварталов в Тулузе, вместе с его «старым кладбищем». Был ли Пейре Элия, добрый верующий из Тулузы, таким же потомком бывшей иудейской семьи, как возможно, Мерсенда Соломон в Аксе?
На востоке, по другую сторону ворот Сен-Этьен, располагалась новая бастида Этуаль с одноименной улицей, где открылся дом, являющийся настоящей религиозной основой и бьющимся сердцем Церкви в Тулузе. Там жила Добрая Женщина Жаметта и ее компаньонка Эксклармонда, а время от времени в этом доме бывали Добрые Люди Фелип, Пейре, Жаум и Пейре Раймонд, в то время как знаменитый проводник Пейре Бернье обеспечивал дому «католическую» респектабельность женатого человека.
И, наконец, на северо-востоке мы видим тот самый квартал Матабю, находящийся за одноименными воротами и явно загородный, где молодые люди любили тратить деньги. Там же мы встречаем и Доброго Человека Пейре Отье с его проводником Пейре Сансом (возможно, они тогда там жили?), как однажды, зимним днем 1299-1300 года студент Пейре де Люзенак тоже наткнулся на них. К тому же у обочины главной дороги находился лепрозорий.
Несмотря на очень отрывочный характер имеющейся у нас документации, мы можем составить эту карту. Но не стоит обманываться. Мы не говорим о том, что подпольная Церковь заняла стратегические позиции вокруг города, но, скорее, о том, что она понемногу пыталась укореняться в надежных убежищах и создавать из них базы для дальнейшей деятельности, с тем, чтобы всегда был открыт путь к бегству в случае опасности. Но сложно не увидеть в этой выстраиваемой сети убежищ сознательный план, координацию и волю. Вряд ли стоит лишний раз говорить, что эту волю и эти планы мы уже видели в Сабартес, потому что они принадлежали Старшему Пейре из Акса, стоявшему во главе маленькой группы Добрых Людей и методически расширявшему сферу деятельности этой группы.
Не стоит удивляться относительно народному характеру социального состава тулузских верующих, что соответствует размещению, иногда граничащему с зонами исключения, убежищ для подпольных монахов вокруг города. Даже если долины и холмы тулузских земель и их окрестностей - Лантарес и Лаурагес - в XIII ст. были преимущественно катарскими (в то время, возможно, еще больше, чем хребты и долины графства Фуа) ересь и там сохраняла свой «сельский» характер: она намного менее проникала в большие города, средоточие графской и епископской власти. Так было в Каркассоне, Нарбонне, Альби и, возможно, в Фуа. Как мы знаем, в Окситании катаризм никогда не был городским феноменом, как, по-видимому, в Северной Италии, а религией мелких кастральных сеньорий. А под катком французского, королевского и католического владычества второй половины XIII века, когда полностью изменился городской менталитет, Добрые Люди реконкисты не могли рассчитывать, особенно в историческом сердце Тулузы, на ту же поддержку крупных фамилий из еретических родов, как в бургадах Сабартес. Тулузские верующие эпохи реконкисты, как мы можем видеть, происходили из более народных и подвижных пластов общества - ремесленников, лавочников и работников, часто мигрантов из более или менее далеких окрестных деревень, особенно тех, где старая ересь была еще очень даже жива. Само собой, что эти мигранты предпочитали селиться в новых кварталах на периферии города, где жить было легче и дешевле.
Но и генерализировать все это мы не можем. Среди тулузских верных Добрых Людей было несколько дам, принадлежавших к богатой буржуазии, как Бернада и Жоана де Сен-Фой, или Жентиль Барра, происходящая из богатой землевладельческой семьи региона Верфей и вышедшая замуж в городе. Об остальных трудно сказать более точно. Ну, и в порядке исключения, иногда поддержку последним катарам оказывали представители правящих классов: последний из Гомервиллей, некоторые клирики - и, скорее всего, банкир Узальгулье, живший в собсвенном городском отеле с патрицианской башней.
Верующие деревень
Между обществом добрых верующих Сабартес и добрых верующих Тулузен была существенная разница. В графстве Фуа, в начале XIV века, все социальные группы от сеньоров до крестьян, в какой-то степени хранили привязанность к Церкви Добрых Людей - дошедшие до нас архивы Инквизиции даже содержат больше информации о верности представителей правящих классов, знати и дворян castra, судейских и бюргеров городов. Наоборот, в Тулузе, епископском, инквизиторском и королевском городе, последний еретический порыв кажется более народным. Можно поставить вопрос: было ли еретическое сообщество за пределами Тулузы, в переплетении бургад и сельских сеньорий, окружавших великий город, ближе к тулузскому или же формировалось по примеру Сабартес? Раньше сельские сеньории Тулузен, Лантарес, Лаурагес, Альбижуа, благодаря вовлечению своих аристократических кланов, долго составляли спинной хребет окситанского катаризма. Насилие и ужасы XIII века, крестовый поход, Инквизиция, французское завоевание, сломали и раздавили это еретическое общество. Что же осталось на заре XIV века?
Пейре Отье и его маленькая Церковь представляли собой поздних наследников великих катарских епископов Тулузен XIII века; но их верные, как на равнинах, так и в самом городе, по-видимому, в большинстве своем являлись выходцами из народа: будучи обитателями скорее деревень, чем замков, они чаще были крестьянами и ремесленниками. Конечно, в инквизиторской документации, которой мы располагаем, есть очень много неясностей. Ни реестры Жоффре д’Абли, ни Жака Фурнье, ни тем более приговоры Бернарда Ги, почти никогда не дают возможности выявить социальное происхождение и ремесло осужденных. Можно задать несколько вопросов о социальном происхождении некоторых семей верующих: например, Лантар, из дома Ружис, в Монклер-эн-Керси: не являются ли они фаидитской ветвью, лишенной имущества и обедневшей, престижной катарской семьи совладельцев Ланта? Вердены, обитавшие в деревне Буильяк - происходили ли они из старой сеньоральной фамилии Верден-на-Гаронне, или просто были выходцами из этого города? Клайраки, из Верльяк-на-Теску, а также Сальветаты, Прюнеты, или Уго, из Уго возле Тарабеля, были ли они знатью или крестьянами? Трое братьев Морвилль, Раймонд, Жоан и Бернат, без сомнения, принадлежат к аристократии Лантарес. Но, несмотря на эти исключения, в общем и целом мы можем заключить, что мелкая и средняя сельская знать Тулузен и Лаурагес, бывшая носителем катаризма в XIII веке, практически не представлена в XIV веке среди последних верующих.
Разумеется, причиной этому явилось то, что эта аристократия, как правило, была сломлена крестовыми походами и королевскими завоеваниями, и ее либо заменили в ее владениях крестоносными или католическими династиями - или она покорилась и примирилась, принося отныне оммаж королю, а не виконту Тренкавелю или графу Тулузскому. Таким же образом именитые люди бургад - нотариусы, законники, чиновники, бальи, консулы и муниципальные чиновники - после установления королевского сенешальства в Тулузе, в большинстве своем совершили поворот к монархической реальности. Здесь, после покорения последнего династического графа в годы падения Монсегюра, Инквизиция больше никогда не испытывала сопротивления своим действиям. Отныне ересь пряталась в тайне крестьянских хижин.
Сотни имен в списке осужденных Бернардом Ги, где встречаются даже целые семьи [3], и которые мы чаще всего встречаем рядом с именем Пейре Отье, -преимущественно являются именами людей из народа. В Лантарес, в Тулузен, в Лаурагес, в нижнем Альбижуа, в нижнем Керси, в Тулузской Гаскони это Жероты из Орин, Дюраны из Бельвез, Думенки, Меркадье, Сикарды или Фор, называемые Испанцами, из Борна, Саллес из Верльяк-на-Теску, Пурсели и Мансипы из Луган, Гаски из Варенн, Магры и Миры из Верфей, Алигюйе, Капюсы или Мораны из Мирпуа-на-Тарне, Сикарды и Изарны из Вилльмур, Амиели и Ги из Ла Гарда де Верфей, как и Фор, Бернье и Изаб из Верден-Лаурагес, или Сикре из дома Саллиез возле Сегревилля… И многие, многие другие, с которыми мы здесь еще пересечемся, но большинство из них вынуждены будем оставить в тени. Всё это были крестьянские семьи. Но несмотря на сухость и скудность упоминаний, даже в этой среде мы можем выявить, как и в лучшие времена катарского золотого века в castra Лаурагес, настоящих катарских матриархинь, уважаемых вдов и глав домов, направляющих к вере Добрых Людей весь свой линьяж. Таковой была Бараньона Пейре из Сен-Сюльпис на берегах Тарна, получившая добрый конец из рук Пейре Отье, или Бланка Гвиберт, из Фергюс, ее сыновья, дочери, зятья и внуки.
Через родственников самих Добрых Людей, многие из которых происходили из Лаурагес и Тулузен, через дома друзей, поддерживавших и обеспечивающих их подпольное служение, через тесную сеть проводников, многие из которых были родом из удивительной деревни Верден-Лаурагес, мы попытаемся приблизиться к годам катарской реконкисты, устроенной Пейре Отье вдали от его родных гор в графстве Фуа.
Кадры Церкви
Вокруг Старшего Пейре из Акса в годы тулузской реконкисты сразу же сплотилась группа христиан, состоящая из его сына Жаума и Пейре Раймонда из Сен-Папуль, к которым вскоре присоединился Амиель из Перль. Трое арьежцев, и один человек родом из Лаурагес, который, возможно, несмотря на долгое отсутствие в родных местах, поддерживал связи с родиной. Известно, что Пейре Раймонд Сартр где-то в 1291 году покинул Сен-Папуль и горные хребты Монтань Нуар, чтобы пойти в Италию и креститься. В деревне у него оставалась сестра, Раймонда, бывшая замужем за Мартином Баррье, и брат, добрый верующий Бертран Сартр, совершивший вместе с Пейре Раймондом путешествие в Ломбардию, и вскоре попавший в поле зрения Инквизиции [4]. По-видимому, было сложно следовать подпольной вере в такой бургаде как Сен-Папуль, бенедиктинские аббаты которого являлись естественными пособниками Инквизиции. Благодаря поддержке и связям Доброго Человека Пейре Раймонда, а также прекрасному знанию возможных еретических мест, продемонстрированному верным агентом Пейре Сансом, из Ла Гарде де Верфей, маленькая группа сразу же укоренилась и в Лантарес. Там для них всегда был готов приют в доме Уго, возле Тарабель, вся семья которых, в полном составе, была верующей. Один из представителей этой очень сплоченной семьи, Пейре Раймонд дез Уго, поселился в Тулузе, стал там ремесленником, и известен как один из знаменитых проводников Пейре Отье.
Сопровождаемые Пейре Сансом, Добрые Люди установили контакт и с верующими бургад нижней долины Тарна - Рабастен, Мирпуа-на-Тарне, Сен-Сюльпис; севера Тулузен - Борн и Верльяк-на-Теску; а на западе они достигли даже границ Гаскони - в Буильяке, Комбружьере и Лавите в Ломани Пейре Отье проповедовал и утешал умирающих [5]. Добрые Люди ходили по одному или по двое, сопровождаемые проводником, от одного тайного убежища к другому, что позволяло им организовывать свои действия. Culpa проводника Пейре Раймонда дез Уго дает нам ясную информацию на эту тему [6]: мы видим, что приблизительно в 1301 году, вместе со своим товарищем Гийомом Фалькетом он сопровождал Добрых Людей Пейре и Жаума Отье из Лиму в Тулузу. В другой раз он сопровождал Доброго Человека Пейре Раймонда до Борна, в дом семьи Фор по прозвищу Испанцы. Там Пейре Раймонд встретился со своими духовными братьями Пейре, Жаумом и Амиелем, чтобы наконец урегулировать конфликт между ним и Добрым Человеком Амиелем. Потом проводник отвел Доброго Человека обратно в Тулузу. Где-то между 1302 и 1303 годом проводник сопровождал Пейре Отье из Тулузы в Сен-Сюльпис-на-Тарне, в дом дамы Бараньоны Пейре, чтобы он мог там встретиться со своим сыном Жаумом и Амиелем из Перль. Вместе с ними был еще Мартин Франсе из Лиму, важный агент подпольной Церкви.
Тогда состоялась достаточно торжественная церемония, в которой участвовали и двое проводников. Трое Добрых Людей обменялись между собой ритуальным приветствием, в том числе тройным поцелуем мира. «Далее, - уточняет Пейре Раймонд дез Уго, - было решено, что еретик Амиель пойдет с Мартином Франсе в Ломбардию, к Старшему еретику Бернату Одуэ, чтобы тот повторно утешил означенного Амиеля, согрешившего против секты». На этот раз путешествие проводника должно было быть намного длиннее, чем обычно. Заметим, что Пейре Раймонд дез Уго из незнания или по недосмотру употребляет перед инквизитором слово Старший, для обозначения Берната Одуэ, но при этом говорит о его функции исповедника, принадлежащей диакону. Добрый Человек Амиель, серьезно нарушив правила (сказал ли он ложь? съел ли какой-то запрещенный продукт? согрешил с женщиной?), должен был воссоединиться со своей верой и с Церковью. Старший, то есть Пейре Отье, не имел таких полномочий, чтобы отпустить ему этот грех, и потому Амиелю следовало поспешить предстать перед диаконом, находившимся в Ломбардии.
Еще через некоторое время в подобной же ситуации оказались молодые Добрые Люди Понс Бэйль и Понс де На Рика. Их тоже отправили для воссоединения с Церковью «к главному еретику на Сицилию», согласно выражению culpa их проводника, Гийома Фалькета [7]. Между тем, диакон, живший в Ломбардии, Бернат Одуэ - иногда его еще называют Мессер Бернат или Бернат из Монтегут - лично явился в Окситанию, по просьбе Старшего Пейре Отье, с пастырским визитом. Он достаточно быстро вернулся в свое убежище, вместе со своим племянником и товарищем, Добрым Человеком Матью Герма. Нам относительно хорошо известно об этом путешествии из свидетельства племянницы диакона. Иногда даже сухие инквизиторские резюме способны передать настоящую солидарность, объединяющую Добрых Людей и их семьи [8]. Это свидетельство позволяет нам также понять как именно Пейре Отье и другие Добрые Люди после своего великого возвращения смогли вновь оживить подпольную сеть верующих.
Мы знаем, что большая часть семьи Одуэ-Герма, родом из castrum Монтегут, между Лаурагес и Альбижуа, совершила коллективное путешествие в Италию вместе с Мессером Бернатом [9]. На переломе XIII-XIV веков на родине осталась Бернада, сестра Матью Герма, которая была замужем за «Гийомом из Монтегут, возле Сан-Фелис», и матерью многочисленных детей. Разумеется, дядя диакон дал ее адрес Добрым Людям, возвращавшимся из Италии. Прежде всего, к Бернаде наведались Пейре и Жаум Отье. Мы можем даже уловить атмосферу гостеприимства во время этого визита. Старший и его сын приглашены за семейный стол. Во время трапезы ведется дружеская беседа, а прибывшие рассказывают вести «издалека». Пейре Отье рассказывает Бернаде и ее мужу, что в Ломбардии он был товарищем, soci, их почитаемого дяди, диакона Берната. Что последний звал и их в свое итальянское убежище, для спасения их душ. Наконец, Добрый Человек сумел своими проповедями настолько оживить веру племянницы диакона и ее мужа, что они заключили с ним и Жаумом пакт convenensa для спасения своих душ. Пейре Отье приходил в дом Бернады Герма много раз, иногда один, иногда вместе со своим сыном Жаумом, и всегда встречал там теплую и дружескую атмосферу, и всегда там для него был накрыт стол, за которым можно было поесть, выпить и поговорить.
Бернада Герма говорит инквизитору, что Старший Пейре из Акса и его сын Жаум, в трудно определимую дату (1304?) решили послать кого-нибудь в Ломбардию за ее дядей, диаконом Бернатом Одуэ. Проводник для этого предприятия был избран не просто так - это кузен Бернады Герма, Виталь Одуэ, внебрачный сын диакона. Бернада присутствовала при разговорах о его отбытии. По возвращении Виталь Одуэ сам пришел к ней сообщить, что привел своего отца, которого оставил у одной верующей в Верден-Лаурагес, и что в Ломбардии он видел своего кузена Матью Герма, ставшего Добрым Человеком. Немного погодя в дом к Бернаде прибывает Добрый Человек Пейре Раймонд из Сен-Папуль. Выпив вина в кругу друзей, он дает Бернаде деньги для всех ее детей, мальчиков и девочек, и говорит, что он является (или был?) soci Берната Одуэ и Матью Герма. Передал ли эти деньги для детей Бернады ее дядя диакон, или это была инициатива самого Доброго Человека Пейре Раймонда? Чуть позже, некий посланник, без сомнения Виталь Одуэ, приглашает Бернаду и ее мужа лично встретиться с дядей-диаконом в тайном месте. Встреча происходит ночью, возле соседнего castrum Кассес.
Подле диакона присутствует и Добрый Человек Пейре Раймонд, как его возможный soci. Однако цель встречи была не чисто религиозной. Бернат Одуэ рассказывает своей племяннице о ее матери и сестре, последовавших в Ломбардию, «говоря, что они не живут больше в этом мире, но достигли хорошего конца, из чего (Бернада) поняла, что они умерли в вере и секте еретиков». Диакон также сделал племяннице подарок - «25 белых турских ливров» (турских ливров серебром) и оставил ее мужу Гийому из Монтегут на хранение завернутые в ткань золотые денье - деньги, которые тот должен был передать в Тулузу через посредничество Виталя Одуэ.
Нам неизвестны точные причины, по которым Пейре Отье вызвал диакона из убежища именно в этот период своей окситанской миссии. Но как бы там ни было, этот эпизод, как и итальянские путешествия за отпущением грехов Добрых Людей Амиеля из Перля, Понса Бэйля и Понса де На Рика свидетельствуют о четкой организации последней катарской Церкви, которая, даже будучи разорванной между Италией и Окситанией из-за нужд подполья, тем не менее, сохраняла свое религиозное и институциональное единство.
Сеть проводников и подпольных домов
Эта немногочисленная Церковь, в которой было чуть больше дюжины служителей, все же имела структуру и соответствующую иерархию - ordenament de sancta Gleisa - от епископа до диакона, от диакона до Старшего, от Старшего до Добрых Людей, оживляя сеть верующих, которые понемногу, особенно в Тулузен и Лаурагес, возвращались к старым религиозным практикам. В Окситании вокруг Пейре Отье эта Церковь стала сразу же расти; вначале первые крещения в Сабартес (1300-1301), затем присоединяются Фелип де Талайрак и Жаметта (1302-1303), и начинается обучение новых послушников. Фелип де Талайрак и Гийом Отье взялись обучать юного Раймонда Фабра из Кустауссы; сам Пейре Отье занялся образованием своего верного помощника Пейре Санса. Связи крепились.
Знаменитые проводники еретиков, которым доверяли миссии как окситанские Добрые Люди, так и иерархия в убежище, бороздившие дороги в Италию, преимущественно были сыновьями - и даже дочерьми - особо преданных семей верующих. Они первыми уходили за горы и сопровождали туда близких. В Сабартес мы уже видели таких, но хватало их и в Тулузен: выходцы из Верден-Лаурагес - Гийом Фалькет, Пейре Бернье, Сердана Фор; но также Раймонд де Верден из Буильяка, Пейре Раймонд дез Уго, из Тарабель, Дюран Барро, из Борна, и многие другие. Это также были сыновья, братья, зятья или племянники Добрых Людей - Герма, Сартры, На Рика из Авиньонет, и даже Отье - особенно если вспомнить юного Бон Гийома.
Проводниками местного масштаба, «на каждый день», сопровождавшими Добрых Людей от одного укрытия к другому, как в Тулузен, так и в Сабартес, были молодые люди из семей верующих, предлагавших убежище Добрым Людям. Например, можно назвать двух сыновей дамы Бараньоны Пейре, жившей в Сен-Сюльпис на Тарне: Жаум, сопровождавший Доброго Человека Фелипа из Верльяк-на-Теску до Тулузы, где он жил тогда на улице Этуаль, вместе с Доброй Женщиной Жаметтой; Раймонд, провожавший Доброго Человека Амиеля из Сен-Сюльпис до Тулузы. Раймонд также принес Пейре и Жауму Отье отрезы льняной ткани, чтобы они могли сшить себе штаны и рубахи [10]. Или Виталь Гвиберт, сын Бланки, матриархини из Фергюс, бывший проводником подпольщиков [11]. Такими были Дюраны из Бельвез, Саллес из Верльяка-на-Теску, Райне из Сен-Сюльпис, Пурсели из Луган, Гаски из Варенн, Меркадье из Борна, и многие другие.
Убежища у очагов верующих могли располагаться в деревнях: как в бургаде Ла Гард де Верфей, в доме Пейре Санса и его братьев. Местный нотариус, Гийом Меркадье и его жена Раймонда, посещали там два раза в 1302 году Добрых Людей Пейре и Жаума Отье. Они сидели возле очага - Жаум читал Писание, а Пейре проповедовал [12]. Убежища могли находиться в задних комнатах ремесленников Борна, Вилльмура-на-Тарне или Рабастен, на улицах городов и городков. Но также и в сельской местности - такими были хутора Уго в Лантарес, Саллиез в Лаурагес, Ружис на границах Монклер-де-Керси. Это могли быть очень изолированные укрепленные хутора, как у Саллес из Верльяка, на берегу реки Теску, или на выселках Бельвез, с бледных холмов которых уже виднелись первые горы Керси.
Семьи верующих, матери которых принимали, а сыновья провожали Добрых Людей, часто были связаны друг с другом. Выглядело так, как если бы от одной деревни к другой начало формироваться какое-то братство верующих; как если бы еретическое общество пыталось, более или менее сознательно, сомкнуть ряды и укрепить связи, чтобы встретить во всеоружии опасность - то есть происки Инквизиции и ставшее обязанностью доносительство. Такие связи видны между семьями верующих в Верден-Лаурагес - Фор, Бернье, Изаб; но также можно привести пример дочерей Бланки Гвиберт, из Фергюс, вышедших замуж за братьев Фабр из Мезен, дочерей Бараньоны Пейре, бывших замужем за Райне из Сен-Сюльпис; дочерей Клайрак из Верльяк-на-Теску, вышедших замуж за Гаска из Варенн и Дюрана из Бельвез. Очень похожий феномен, хотя и менее выразительный, наблюдался внутри сельской знати первых годов XIII века, когда они пытались объединиться перед злосчастьями крестовых походов. И здесь тоже чувствуется влияние еретического рода? Забота о том, чтобы не выдать себя, не пустить волка в овчарню? Последние сети катарского сопротивления были все еще семейным делом - подполье было семейной тайной, объединявшей доверенных лиц.
Таков был этот образ мира - каким бы иллюзорным он ни был - тулузских владений маленькой Церкви Пейре Отье, затронутых реконкистой, мира, который мы на время покидаем. В Верльяке Добрые Люди могли рассчитывать на многие убежища, начиная от несомненно патрицианского дома семьи Клайрак. Прежде всего, это родители, Гийом и Сапта де Клайрак, в доме которых юная Кастеляна, будучи еще подростком, много раз видела Пейре и Жаума Отье. Там она научилась совершать melhorier, там слушала проповеди, которые произвели на нее неизгладимое впечатление. Чуть позже, узнав, что Пейре Отье прячется в другом доме, она пыталась с ним встретиться. Она принесла ему хлеб и булочки, возможно, испеченные матерью, надеясь, что ее допустят к подпольщику - но хозяева дома, из предосторожности, взяли подарки, но не дали ей войти.
Однако, через несколько месяцев или лет, когда Кастеляна де Клайрак вынуждена была покинуть родительский дом, чтобы выйти замуж за человека, избранного ей родителями - доброго верующего Думенка Дюрана, родом из Бельвез, но работающего кожевенником в Рабастен - она смогла преодолеть предостережения безопасности. Перед тем, как выйти замуж, она хотела встретиться лично с Пейре Отье, и будучи допущенной к Старшему в его убежище, долго с ним говорила. Посоветовал ли он ей выйти замуж за доброго верующего, которого выбрал ей отец? «Лучше посадить добрую смокву перед порогом, чем злобную колючку…», говаривал десять лет спустя Добрый Человек Гийом Белибаст, озабоченный тем, чтобы молодые верующие женились друг на друге [13]. И Кастеляна принесла в дар святому человеку Пейре Отье, как и положено, восковую свечу [14].
[1] Об этом периоде кризиса см. Michel Roquebert, Les Cathares de la chute de Montsegur aux derniers buchers, 1244-1329, Perrin, 1998, p. 427-430.
[2] Для этого вывода нами использована карта, в приложении к замечательному очерку Грегора Уилда «Происхождение городского средневекового кладбища: пример погребальной топографии Тулузы (ок. 250 - ок.1350)» в Archeologie du Midi Medievals, t. 17, 1999, p. 1-24.
[3] Приговоры Бернарда Ги, Tabula omnium personarum sequentis libri. B.G. Pal. 98-175.
[4] Раймонда Баррьер, Крест, B.G.Limb, 108; Бертран Сартр, Беглец, B.G.Limb, 258. Этот последний, арестованный каркассонской Инквизицией в 1305 году, был освобожден за обещание привести к инквизитору своего брата, но исчез сразу после выхода из тюрьмы. Осужден заочно в 1319 году, никогда не был пойман.
[5] Culpa Раймонда Донс, B.G.Limb, 155.
[6] Culpa Пейре Раймонда дез Уго, Mur. B.G.Limb, 68-69.
[7] Culpa Гийома Фалькета, Mur. B.G.Limb, 13-14. Мы не знаем, почему их не послали к диакону Бернату Одуэ, которого они могли тогда встретить в Ломбардии или даже в Окситании. Или их грех был столь велик, что требовалось вмешательство епископа?
[8] Culpa Бернады Герма, Mur. B.G.Limb, 75-76.
[9] См. глава 8.
[10] Culpa Жаума и Раймонда Пейре, Mur. B.G.Limb, 58-59.
[11] Culpa Виталя Гвиберта, Mur. B.G.Limb, 24.
[12] Culpa Гийома и Раймонды Меркадье, Mur. B.G.Limb, 61-62.
[13] Пейре Маури, J..F. 1013.
[14] Culpa Кастеляны Дюран, Mur. B.G.Limb, 54-55.