Лоренцо да Понте (10 марта 1749 г., Витторио-Венето, Венецианская республика - 17 августа 1838 г., Нью-Йорк, США)
Мемуары Лоренцо да Понте
(Перевод Л. Чачко)
XXXII
Мой успех, и еще более особая милость, которую демонстрировал мне Иосиф II, стимулировали мое поэтическое вдохновение; я чувствовал себя способным не только не бояться моих клеветников, но даже пренебрегать их усилиями, и я с удовлетворением тотчас увидел композиторов, ищущих моих либретто. В Вене было не более двух маэстро, действительно достойных, по моему мнению, этого имени: Мартини, на тот момент фаворит Иосифа II, и Вольфганг Моцарт, которого я имел случай повстречать в то время у барона де Ветцлар, его друга; Вольфганг Моцарт, хотя и обладавший от природы музыкальным гением, возможно, величайшим из всех композиторов прошлого, настоящего и будущего, не мог еще развернуть во всем блеске свой божественный гений в Вене из-за череды происков своих врагов; он пребывал там во мраке и неизвестности, подобно драгоценному камню, который, спрятанный в недрах земли, скрывает там секрет своего блеска. Я не могу без ликования и гордости подумать, что только моя настойчивость и моя энергия стали, по большей части, причиной того, что Европа и весь мир стали свидетелями полного раскрытия волшебных музыкальных композиций этого несравненного гения. Несправедливость, ненависть моих соперников, журналистов и немецких биографов Моцарта никогда не согласятся отдать эту славу такому итальянцу, как я; но весь город Вена, все те, кто знал Моцарта и меня в Германии, в Богемии, в Саксонии, вся его семья, и особенно сам барон де Ветцлар, его поклонник, в доме которого зародилась первая искра этого божественного пламени, - все они свидетели той правды, что я здесь говорю…
<...>
После успеха «Благодетельного грубияна» я обратился к Моцарту, которому рассказал о том, что произошло между Касти, Розембергом и императором. Я спросил, не согласится ли он положить на музыку оперу, написанную специально для него.
- Я бы сделал это с бесконечным удовольствием, - ответил он, - но сомневаюсь, что смогу получить разрешение.
- Я берусь преодолеть все трудности.
- Ну что ж, действуйте.
<..>И я вновь принялся размышлять над операми, которые я предназначал для моих двух друзей. Я вполне понял размеры гения Моцарта, заслуживающего сюжета драмы обширного, многообразного, возвышенного. Болтая со мной однажды, он спросил, не могу ли я поставить в опере комедию Бомарше под названием «Женитьба Фигаро». Предложение пришлось мне по вкусу, и успех был неожиданный и всеобщий.
Незадолго до того эта пьеса была запрещена приказом императора как написанная в аморальном стиле. Как же было взяться за нее снова? Барон предложил мне, со своей обычной щедростью, разумную цену за мою поэму; он заверил меня, что позаботится, если пьесе будет отказано в Вене, поставить ее в Лондоне или во Франции. Я на это не согласился и принялся за дело под большим секретом, выжидая подходящего момента, чтобы предложить ее либо в Интендантство, либо самому императору, если наберусь смелости. Один Мартини был посвящен в тайну и был достаточно щедр, из уважения к Моцарту, чтобы предоставить мне время закончить мою пьесу до того, чтобы заняться с ним. По мере того, как я писал слова, Моцарт сочинял музыку; в шесть недель все было закончено. Добрая звезда Моцарта хотела, чтобы удобные обстоятельства представились и позволили принести мою рукопись прямо императору.
- Как вы знаете, - ответил мне Иосиф, - Моцарт, замечательный в инструментальной музыке, ничего не писал для пения, за исключением одного случая, и это исключение не явилось таким уж прекрасным.
- Я сам, - ответил я скромно, - если бы не доброта императора, ничего бы не написал в Вене, кроме одной драмы.
- Это верно; но эта пьеса о Фигаро, я запретил ее в немецкой труппе.
- Я знаю это; но, преобразовав эту комедию в оперу, я убрал там целые сцены, сократил другие и постарался, чтобы исчезло все, что может шокировать в отношении приличий и хорошего вкуса; словом, я сделал из пьесы вещь, достойную театра, который Ваше Величество почтило своим покровительством. Что до музыки, насколько я могу судить, она кажется мне шедевром.
- Ну что ж, я доверяю вашему вкусу и вашему благоразумию; передавайте партитуру копиистам.
Через мгновение я был у Моцарта. Я не успел еще поведать ему об этой доброй новости, как прибыла депеша, предписывающая ему явиться во дворец со своей партитурой. Он повиновался и дал прослушать императору различные куски, которые того очаровали. У Иосифа II был отменный вкус в музыке и во всем, что касалось искусств. Выдающийся успех, который имело во всем мире это замечательное творение, служит тому доказательством. Эта музыка - вещь невероятная - отнюдь не вызвала единодушного одобрения. Венские композиторы, которых она уничтожила, особенно Роземберг и Касти, не замедлили начать ее поносить.
Источник