В последнее время много думаю о самоуважении, самоценности и других подобных вещах. И на этот раз - не в контексте "борьбы с чувством собственной значительности", а как бы даже наоборот.
Психологическая и психотерапевтическая сторона этой темы меня раньше мало интересовала, а тут как-то стало важно разобраться. Благо, как раз весь день сегодня примерно про это с коллегами-однокурсниками разговаривали.
С точки зрения экзистенциального анализа, из
четырех фундаментальных мотиваций это - третья. Она - про "возможность быть собой".
Темы третьей фундаментальной мотивации - границы и отграничивание; чувствование и нахождение "своего"; аутентичность; дистанция, умение любить и переживать близость, сохраняя некоторое расстояние; потребность "быть увиденым", воспринятым всерьез; потребность в справедливости; раны от нарушенных границ и неуважения; ревность и месть; горечь, диссоциация, гнев.
Чтобы третья мотивация была исполнена, желательно еще в детстве найти во внешнем мире три вещи:
- уважительное внимание
- справедливое отношение
- признание ценности.
Если этого нет - возникает рана, которую нужно чем-то закрыть, и человек с усилием заставляет мир уважать себя либо мстит.
И вдруг мне пришло в голову, что в нашей культуре чуть ли не самый яркий образец такого рода - это Цой. (Стихи Бродского - образец того же самого, но менее однозначный).
Вот Борис наш Борисович Гребенщиков, который в свое время Цоя знал прекрасно, рассказывает, как это гипертрофированное самоуважение проявлялось и в песнях, и в поведении музыкантов группы "Кино":
Click to view
"...Это - человеческое достоинство в обществе, где такого слова не существует. Оно было у него гипертрофированное, и у всей группы. Чудовищным образом. Но в основе лежит просто достоинство: "Всех людей надо уважать, и нас - в том числе. А если вы нас не уважаете, тогда вы получите за это неуважение".
Оно было гипертрофировано страшно по-детски. Витьку сложно было воспринимать иначе, чем младшим приятелем, и в нем оставался ребенок, сколько я его помню, до конца. То есть, он мог быть обиженным ребенком, или ребенком пьяным - но всё равно ребенком.
И эта уникальная чистота его внутренняя его и заставляла выпячивать губы и делать вот эту вот стойку Брюса Ли. Ну а как по-другому? Он не умел по-другому. Это был его единственный возможный путь заявить о своем достоинстве. И перед этим я не могу не преклоняться".
Борис Борисович, как всегда, и доброжелателен, и проницателен.
Но вот о чем я думаю.
Похоже, в ближайшее время песни Цоя нам снова понадобятся. Просто как костыль, которым можно укреплять чувство собственного достоинства. Потому что уважительное внимание, справедливое отношение и признание ценности снова оказываются в дефиците.
Конечно, использование костыля не добавляет грации. И ясно, что песни Цоя - они детские совсем.
Если не хочется "детского" Цоя - то, действительно, эту же работу может помочь сделать Бродский.
(И кто у нас, кстати, еще есть из ранимых гениальных гордецов?)
Click to view
В кино таких героев "не задушишь, не убьёшь" - в финале "Иглы" персонаж поднимается и идет дальше, хотя его минуту назад зарезали на улице. Он в каком-то смысле - бессмертный.
В жизни же человек, которого вот так зарезали, просто умирает.
Даже если у него было такое же гипертрофированное чувство собственного достоинства.
К сожалению :((
Но, по сути, надо об этом забыть и, возможно, учиться "жить, как в кино".