Что лучше: депортация или эвакуация?
По поводу вселенского плача некоторых про ужасы депортации. А 17 млн. эвакуированных что, было слаще? Депортированные страдали, спору нет. Только на фоне всеобщего бедствия их муки выглядят довольно блёкло. И другой пикантный моментик: а кому они предъявляют претензии? А именно тому, кто основную тяжесть войны принял на себя. Тому, кто пострадал намного больше, но при этом в отличие от них ни в чём не виноват.
Оригинал взят у burckina_new в Что лучше: депортация или эвакуация?
В связи с темой депортации постоянно звучит упрек о особой жестокости депортации. Мол, много народа погибло в пути, что не дали собраться, что везли как скот и прочее. Оставлю за скобками оценки факта и повод депортации. Поговорим об эвакуации мирного населения СССР.
Всего было эвакуировано из западных областей на Восток 17 млн. человек. На Урал, за Урал, в Сибирь, Узбекистан и пр. В те же места везли народ, что и депортированных.
Как везли? Очень по-разному. Вот некоторые свидетельства с сайта "Я помню":
В дороге под бомбёжки попадали?
Ой, ещё сколько раз… Нас часто бомбили. Помню, не доезжая до Селигера начали бомбить. Самолеты налетели, а мы дети, не понимаем. Какие-то чёрные штучки с неба летят как дождь… Лошади на дыбы встают, мама нас собой накрывает… Столько всего насмотрелись, убитых лошадей, страдания и кровь людей… Помню, впереди нас тоже повозка с семьёй ехала. Бомба попала, лошадей убило, и какие-то игрушки валялись все в крови… Это было так страшно, что у нас уже в таком возрасте нервы стали никакие.
А с папиным отцом и того хуже…
Когда мы уезжали в эвакуацию, он решил остаться дома, мы же всё хозяйство там оставили. Но в селе нашлись предатели, которые доложили немцам, что у него сын коммунист и партизан. А в тех краях было много партизан, и немцы просто зверели от этого. Так дедушку схватили, отвезли к лесу. Там руки-ноги ему отрубили, и в бане сожгли…
Когда мы уезжали, то оставили полное хозяйство: и куры, и поросята, ульи пчёл. А вернулись, только голые стены остались…
То есть уезжали, бросая всё хозяйство, под бомбами, гибли в пути. По мне так, крымские татары, эвакуаций которых была подготовлена и орагнизована пострадали от нее гораздо меньше.
Читаем дальше:
В конце марта 1942 года к нам пришел военный. Потребовал у матери показать паспорт. Мать была уже совсем слаба, она отдавал нам свой хлеб. Она не могла сама подняться. Мы показали паспорт за нее. Военный посмотрел паспорт и сказал:
- Завтра вас будут эвакуировать. Собирайтесь.
На следующий день пришли военные. Мама не могла подняться, ее погрузили на руках. Ехали в открытом кузове, ветром продувало до самых костей. Во время остановки я уговорила водителя, чтобы он взял в кабину Павлика. Когда переехали Ладожское озеро, началась бомбежка. Мама успела сказать мне последние слова:
- Береги Павлика.
Люди попрятались, кто куда успел. Мать осталась в машине, она не могла подняться. Когда вернулись, ее уже не было в живых. Ее и еще несколько трупов вынесли и положили рядом с дорогой. Хоронить, рыть мерзлую землю ни у кого не было сил. Нас погрузили в вагон. Павлик был совсем слаб. В вагоне люди умирали. Когда поезд остановился, начали выбрасывать трупы. К выходу потащили Павлика. Но я в вцепилась в него и потащила назад. Не знаю, откуда у меня взялись силы.
- Оставьте его. Он же еще жив!
- Девочка, он уже умер.
- Нет, он жив!
Кто-то сказал:
- Она тронулась умом. Оставьте его. Выбросим на следующей остановке.
Когда поезд поехал дальше, Павлик начал шевелиться.
Несколько месяцев нас возили по стране в телячьем вагоне.
Возили в телячьих вагонах, т.е. в столыпинских. Люди в пути гибли, трупы выбрасывали. Чуете откуда что взялось в рассказах про мучения крымских татар? А ведь это просто эвакуация, только зимой 1942 года, а не в мае 1944 года, когда было тепло и фронт ушел далеко на Запад.
Вот еще:
Все добро отставили дома. Взяли только из комода венчальное платье мамы, костюм отца, подзорную трубу, конспекты отца, самовар, чтобы в лесу варить чай. А наш комод я потом нашла в одном из домов наших соседей ”новых русских”. Его хотели выбросить, а я забрала его себе. У тети Матильды была мать, уже 7 лет парализованная. Все очень просили ее оставить, чтобы не мучить. Но солдаты погрузили и ее.
Нас привезли в город Ломоносов, оттуда по льду Финского залива в Лисий нос. По льду Ладоги добрались до того берега. Лед трескался, клали доски. В машину перед нами попал снаряд. Шофер успел выскочить, а машина ушла под лед. С нами ехали ленинградцы, они были еще голоднее нас. На них было страшно смотреть. Ленинградцы умирали каждый день. На больших станциях покойников выкидывали с вагонов, как бревна.
Около Урала нас начали кормить лучше, начали выдавать супы, а у нас не было ни ложек, ни тарелок. Мама наливала суп в подойник, и мы пили по очереди.
Начиная с Омска начали отцеплять вагоны. Наш вагон оставили в Хакасии, в Красноярском крае. Был уже июнь, стояла жара. Когда мы вышли их вагона, нас окружила милиция. Мама стала работать в колхозе. В деревне нас называли ленинградцами.
Читать очень тяжело, но тем, кто жалеет крымских татар, я рекомендую это продолжить:
Помню, обстреливали нас часто. Идем по дороге, густая такая колонна гражданских и тут кричат: воздух! И все бегут врассыпную и на землю бросаются. Полежим и встанем. Идем, а тут и там люди остаются лежать, не встают. Иногда много таких было, идешь, а по обочинам прямо лежат люди тут тут тут. Везде. Не помню, было ли страшно или нет. Наверное было. Запомнила хорошо свое детское удивление: что вот люди лежат и не встают и не идут со всеми, а ведь все идут, а они лежат.
Отправили они нас в тыл, говорили, что в прифронтовой полосе опасно. Мы потом шли куда-то очень долго. И как я уже говорила, совершенно мы обессилели. Было жутко холодно, что мы ели, была ли у нас зимняя одежда - я не помню. Помню мы попрошайничали, вымаливали хлеб где могли. Помню, что где-то нас гнали, а где-то давали то картофелину, то горбушку хлеба. Мы шли с Анной, она с ребенком на руках, и мы вчетвером немного впереди. Шли целыми днями по дорогам, и как мы не замерзли насмерть тогда я не знаю. И замерзших по обочинам тоже помню было много.
Комментариев не будет. Умным этого достаточно.
Оригинал взят у burckina_new в Что лучше: депортация или эвакуация?
В связи с темой депортации постоянно звучит упрек о особой жестокости депортации. Мол, много народа погибло в пути, что не дали собраться, что везли как скот и прочее. Оставлю за скобками оценки факта и повод депортации. Поговорим об эвакуации мирного населения СССР.
Всего было эвакуировано из западных областей на Восток 17 млн. человек. На Урал, за Урал, в Сибирь, Узбекистан и пр. В те же места везли народ, что и депортированных.
Как везли? Очень по-разному. Вот некоторые свидетельства с сайта "Я помню":
В дороге под бомбёжки попадали?
Ой, ещё сколько раз… Нас часто бомбили. Помню, не доезжая до Селигера начали бомбить. Самолеты налетели, а мы дети, не понимаем. Какие-то чёрные штучки с неба летят как дождь… Лошади на дыбы встают, мама нас собой накрывает… Столько всего насмотрелись, убитых лошадей, страдания и кровь людей… Помню, впереди нас тоже повозка с семьёй ехала. Бомба попала, лошадей убило, и какие-то игрушки валялись все в крови… Это было так страшно, что у нас уже в таком возрасте нервы стали никакие.
А с папиным отцом и того хуже…
Когда мы уезжали в эвакуацию, он решил остаться дома, мы же всё хозяйство там оставили. Но в селе нашлись предатели, которые доложили немцам, что у него сын коммунист и партизан. А в тех краях было много партизан, и немцы просто зверели от этого. Так дедушку схватили, отвезли к лесу. Там руки-ноги ему отрубили, и в бане сожгли…
Когда мы уезжали, то оставили полное хозяйство: и куры, и поросята, ульи пчёл. А вернулись, только голые стены остались…
То есть уезжали, бросая всё хозяйство, под бомбами, гибли в пути. По мне так, крымские татары, эвакуаций которых была подготовлена и орагнизована пострадали от нее гораздо меньше.
Читаем дальше:
В конце марта 1942 года к нам пришел военный. Потребовал у матери показать паспорт. Мать была уже совсем слаба, она отдавал нам свой хлеб. Она не могла сама подняться. Мы показали паспорт за нее. Военный посмотрел паспорт и сказал:
- Завтра вас будут эвакуировать. Собирайтесь.
На следующий день пришли военные. Мама не могла подняться, ее погрузили на руках. Ехали в открытом кузове, ветром продувало до самых костей. Во время остановки я уговорила водителя, чтобы он взял в кабину Павлика. Когда переехали Ладожское озеро, началась бомбежка. Мама успела сказать мне последние слова:
- Береги Павлика.
Люди попрятались, кто куда успел. Мать осталась в машине, она не могла подняться. Когда вернулись, ее уже не было в живых. Ее и еще несколько трупов вынесли и положили рядом с дорогой. Хоронить, рыть мерзлую землю ни у кого не было сил. Нас погрузили в вагон. Павлик был совсем слаб. В вагоне люди умирали. Когда поезд остановился, начали выбрасывать трупы. К выходу потащили Павлика. Но я в вцепилась в него и потащила назад. Не знаю, откуда у меня взялись силы.
- Оставьте его. Он же еще жив!
- Девочка, он уже умер.
- Нет, он жив!
Кто-то сказал:
- Она тронулась умом. Оставьте его. Выбросим на следующей остановке.
Когда поезд поехал дальше, Павлик начал шевелиться.
Несколько месяцев нас возили по стране в телячьем вагоне.
Возили в телячьих вагонах, т.е. в столыпинских. Люди в пути гибли, трупы выбрасывали. Чуете откуда что взялось в рассказах про мучения крымских татар? А ведь это просто эвакуация, только зимой 1942 года, а не в мае 1944 года, когда было тепло и фронт ушел далеко на Запад.
Вот еще:
Все добро отставили дома. Взяли только из комода венчальное платье мамы, костюм отца, подзорную трубу, конспекты отца, самовар, чтобы в лесу варить чай. А наш комод я потом нашла в одном из домов наших соседей ”новых русских”. Его хотели выбросить, а я забрала его себе. У тети Матильды была мать, уже 7 лет парализованная. Все очень просили ее оставить, чтобы не мучить. Но солдаты погрузили и ее.
Нас привезли в город Ломоносов, оттуда по льду Финского залива в Лисий нос. По льду Ладоги добрались до того берега. Лед трескался, клали доски. В машину перед нами попал снаряд. Шофер успел выскочить, а машина ушла под лед. С нами ехали ленинградцы, они были еще голоднее нас. На них было страшно смотреть. Ленинградцы умирали каждый день. На больших станциях покойников выкидывали с вагонов, как бревна.
Около Урала нас начали кормить лучше, начали выдавать супы, а у нас не было ни ложек, ни тарелок. Мама наливала суп в подойник, и мы пили по очереди.
Начиная с Омска начали отцеплять вагоны. Наш вагон оставили в Хакасии, в Красноярском крае. Был уже июнь, стояла жара. Когда мы вышли их вагона, нас окружила милиция. Мама стала работать в колхозе. В деревне нас называли ленинградцами.
Читать очень тяжело, но тем, кто жалеет крымских татар, я рекомендую это продолжить:
Помню, обстреливали нас часто. Идем по дороге, густая такая колонна гражданских и тут кричат: воздух! И все бегут врассыпную и на землю бросаются. Полежим и встанем. Идем, а тут и там люди остаются лежать, не встают. Иногда много таких было, идешь, а по обочинам прямо лежат люди тут тут тут. Везде. Не помню, было ли страшно или нет. Наверное было. Запомнила хорошо свое детское удивление: что вот люди лежат и не встают и не идут со всеми, а ведь все идут, а они лежат.
Отправили они нас в тыл, говорили, что в прифронтовой полосе опасно. Мы потом шли куда-то очень долго. И как я уже говорила, совершенно мы обессилели. Было жутко холодно, что мы ели, была ли у нас зимняя одежда - я не помню. Помню мы попрошайничали, вымаливали хлеб где могли. Помню, что где-то нас гнали, а где-то давали то картофелину, то горбушку хлеба. Мы шли с Анной, она с ребенком на руках, и мы вчетвером немного впереди. Шли целыми днями по дорогам, и как мы не замерзли насмерть тогда я не знаю. И замерзших по обочинам тоже помню было много.
Комментариев не будет. Умным этого достаточно.