Сны бессонницы
На носу - бессонница. Пришла, потому что одиноко.
Безмолвница, затворница, монашенка ночей. Корит себя за данные обеты молчания, уходит в день, к обеду, молиться своим алтарям - бессловесно, безжестово, молча, мыслью. А сейчас сидит на кончике носа, скрестив руки-ноги, взгляды, качает в такт времени туфлей, обжигается кипятком кофе. Ничего не попросит, не спросит, консерваторша. Не изменит фаворитам и избранникам, не сменит коней на переправе, не предаст традиций себя.
Покурит покойно ободранными локтями в широкий подоконник - сине-персиковой ночью за кухонным оконным стеклом. Пройдётся сутуло по хрущёвке, скрипнет половицей, шаркнет, шамкнет, подожмёт губы, поднимет левую бровь, остановится, поднимет палец вверх, чтобы отметить время боя часов у соседки за стенкой. Послушает кошачьи весенние гастроли, побудет дружкой на собачьей свадьбе у знакомой помойки, поищет взглядом томные крики воронья средь веток ясеней. Аппетита у неё нет, может вообще не питаться, готовит редко, для гостей: нанюхается кастрюль, напробуется сковород - потом сама не ест сготовленное.
Незаметно для себя расковыряет себе спину, расчешет плечи в кровь. Сходит умыться холодной хлорированной, уткнётся в колючее полотенце, от зеркала скрывая слёзы. Давно спящих поищет в чате он-лайн, не найдёт, конечно, забудет, что не нашла, конечно, поищет снова.
Отключит мобильный к утру, чтобы никому не отвечать и ни с кем не встречаться. Зашторит глухие портьеры, чтобы сквозь веки не видеть день. Приляжет серым утром, как потушат фонари и пойдут на работу. Что задремлет, что нет - во сне всё то же, никаких отличий. Проснётся фиолетовым вечером, уставшей, разбитой, как с похмела, что пила, что не пила - с душком перегара. Пройдёт, нагая, продрать глаза и вымыть уши в ванную. Выберет по настроению духи. Автоматически достанет с плечиков свитер. И на автопилоте пойдёт "по делам", изображать нужность, счастье и бурную деятельность.
На отношения не способна: её либо нет, либо слишком много - всё пространство сна. Привычно скучает и чувствует себя лишней. Редкие любимцы могут вдохновиться и творить с ней без грёз ночи. Понимания не ищет, домоседка, чурается, гнушается, уклоняется, но не приходить не может. Наведёт марафет и возвращается спустя годы. Зависимая.
Её гонят снотворными, тёплым молоком с мёдом и компрессами для стоп. Уходит, гордая и оскорблённая, к редкому гению вернётся, разве только втюрится. Влюбчивая.
И всё мечтает посидеть у постели спящих любимых. Любит мерное сопение в прохладе спален под хруст свежих простыней. Предпочитает говорящих хрипло во сне и лунатиков, которые ничего не вспомнят на утро. Всё равно не поверят, что была рядом. Скажут, что приснилось, да баек понапридумывают.
Всегда хочет спать. И чает выспаться.
Безмолвница, затворница, монашенка ночей. Корит себя за данные обеты молчания, уходит в день, к обеду, молиться своим алтарям - бессловесно, безжестово, молча, мыслью. А сейчас сидит на кончике носа, скрестив руки-ноги, взгляды, качает в такт времени туфлей, обжигается кипятком кофе. Ничего не попросит, не спросит, консерваторша. Не изменит фаворитам и избранникам, не сменит коней на переправе, не предаст традиций себя.
Покурит покойно ободранными локтями в широкий подоконник - сине-персиковой ночью за кухонным оконным стеклом. Пройдётся сутуло по хрущёвке, скрипнет половицей, шаркнет, шамкнет, подожмёт губы, поднимет левую бровь, остановится, поднимет палец вверх, чтобы отметить время боя часов у соседки за стенкой. Послушает кошачьи весенние гастроли, побудет дружкой на собачьей свадьбе у знакомой помойки, поищет взглядом томные крики воронья средь веток ясеней. Аппетита у неё нет, может вообще не питаться, готовит редко, для гостей: нанюхается кастрюль, напробуется сковород - потом сама не ест сготовленное.
Незаметно для себя расковыряет себе спину, расчешет плечи в кровь. Сходит умыться холодной хлорированной, уткнётся в колючее полотенце, от зеркала скрывая слёзы. Давно спящих поищет в чате он-лайн, не найдёт, конечно, забудет, что не нашла, конечно, поищет снова.
Отключит мобильный к утру, чтобы никому не отвечать и ни с кем не встречаться. Зашторит глухие портьеры, чтобы сквозь веки не видеть день. Приляжет серым утром, как потушат фонари и пойдут на работу. Что задремлет, что нет - во сне всё то же, никаких отличий. Проснётся фиолетовым вечером, уставшей, разбитой, как с похмела, что пила, что не пила - с душком перегара. Пройдёт, нагая, продрать глаза и вымыть уши в ванную. Выберет по настроению духи. Автоматически достанет с плечиков свитер. И на автопилоте пойдёт "по делам", изображать нужность, счастье и бурную деятельность.
На отношения не способна: её либо нет, либо слишком много - всё пространство сна. Привычно скучает и чувствует себя лишней. Редкие любимцы могут вдохновиться и творить с ней без грёз ночи. Понимания не ищет, домоседка, чурается, гнушается, уклоняется, но не приходить не может. Наведёт марафет и возвращается спустя годы. Зависимая.
Её гонят снотворными, тёплым молоком с мёдом и компрессами для стоп. Уходит, гордая и оскорблённая, к редкому гению вернётся, разве только втюрится. Влюбчивая.
И всё мечтает посидеть у постели спящих любимых. Любит мерное сопение в прохладе спален под хруст свежих простыней. Предпочитает говорящих хрипло во сне и лунатиков, которые ничего не вспомнят на утро. Всё равно не поверят, что была рядом. Скажут, что приснилось, да баек понапридумывают.
Всегда хочет спать. И чает выспаться.