Пыль детства
По двору разносилось гулкое эхо. Оно пугало гроздья икавших галок, вспоминавших весну, но все еще собиравшихся на ясенях на вечерние митинги перед сном.
Грачиные гнезда ничуть не изменили свою архитектонику за два десятилетия, но еще пустотой своей ожидали прилета хозяев. Пахло весной. Синица пела где-то в березах... Закаты окрашивались все чаще в сиренево-простынные ноты.
Под кроватью было все так же, неизменно, как в детстве. Вот только подкроватный мирок стал теснее, а кровать легче, если приподнять ее.
Вот та же дедова куртка с бобровым воротником, совершенно новые кожаные перчатки на фиолетовом подкладе, привезенные из Югославии еще во времена СССР, и сейчас извлеченные из загашника... Прежние фактуры, орнаменты и фигуры, такой родной запах нафталина в пробирочках. Вот только на месте турника - автостоянка для соседских машин. Вот только ясень, на котором висела кормушка для птиц, уже так высок, что не повесить новую... Площадка для сушки белья - в сугробе до половины забора, забыта и никому не нужна...
На снегу перед домом, среди деревьев - геометрические ландшафты: круги, ромбы, прямоугольники, - растоптанная красота и фигуральность. Вот красный овал, а вот - ворсисто-серый квадрат и следы, следы, следы...
Городские полуботинки ступают на наст, тот не выдерживает ностальгического груза и предательски ломается. Ботинки вероломно врут о непромокаемости, снег схватывается ледышками на щиколотке... Старший и младший смеются, кряхтят, барахтаются и пытаются вернуться в прежнее, более привычное положение.
А по двору несется верещащая галочья стая и эхо мерных ударов молодости...
Бабушка с внуком выбивают неперсидские ковры...
Грачиные гнезда ничуть не изменили свою архитектонику за два десятилетия, но еще пустотой своей ожидали прилета хозяев. Пахло весной. Синица пела где-то в березах... Закаты окрашивались все чаще в сиренево-простынные ноты.
Под кроватью было все так же, неизменно, как в детстве. Вот только подкроватный мирок стал теснее, а кровать легче, если приподнять ее.
Вот та же дедова куртка с бобровым воротником, совершенно новые кожаные перчатки на фиолетовом подкладе, привезенные из Югославии еще во времена СССР, и сейчас извлеченные из загашника... Прежние фактуры, орнаменты и фигуры, такой родной запах нафталина в пробирочках. Вот только на месте турника - автостоянка для соседских машин. Вот только ясень, на котором висела кормушка для птиц, уже так высок, что не повесить новую... Площадка для сушки белья - в сугробе до половины забора, забыта и никому не нужна...
На снегу перед домом, среди деревьев - геометрические ландшафты: круги, ромбы, прямоугольники, - растоптанная красота и фигуральность. Вот красный овал, а вот - ворсисто-серый квадрат и следы, следы, следы...
Городские полуботинки ступают на наст, тот не выдерживает ностальгического груза и предательски ломается. Ботинки вероломно врут о непромокаемости, снег схватывается ледышками на щиколотке... Старший и младший смеются, кряхтят, барахтаются и пытаются вернуться в прежнее, более привычное положение.
А по двору несется верещащая галочья стая и эхо мерных ударов молодости...
Бабушка с внуком выбивают неперсидские ковры...