О фэнтези, Толкине, Сапковском, Ариосто и Пушкине
По наводке Наталии Осояну нашла в ФБ любопытную заметку, которой тоже хочу поделиться. Скажем так, очень много созвучных мыслей. И хотя текст больше рассчитан на авторов, не могу не побухтеть в очередной раз, что "читатель тоже должен". Любой читатель, который высказывает мнение о прочитанном, тем более - публично, тем более - называя свои отзывы "рецензиями"... да и просто любой человек, считающий, что может иметь о чем-либо мнение, просто обязан иметь и багаж знаний. Я уж не говорю о понимании, хотя бы банальную эрудицию.
Сразу, во избежание: да, я и себя-читателя тоже имею в виду. Ибо кто совершенен, кроме Бога-Императора?..
* * * * *
Иногда бывает интересно, какими хитрыми путями движутся мысли, и насколько далеко способна завести ассоциативная цепочка. Когда мы были в Михайловском, на экскурсии по усадьбе Пушкина, в шкафчике под стеклом я увидел вот эту книгу.
Первое издание “Руслана и Людмилы”.
Я призадумался, и заверте... Короче, все, написанное ниже, представляет исключительно мое личное мнение, без намерения кого-либо оскорбить или обидеть, иными словами, сугубое ИМХО.
***
Давеча попалось мне на глаза эссе пана Анджея Сапковского “Вареник или Нет золота в серых горах”. Прочел. Эссе, конечно, старое, написано в 1993 году, но любопытное. Особенно в той части, где Сапковский пытается выводить родословную фэнтези как жанра. По его мнению, корни жанра следует искать не столько в сказках и эпосе, сколько в средневековых рыцарских романах, в частности, в бретонском цикле о рыцарях Круглого Стола (кульминацией которого, как известно, была “Смерть Артура” сэра Томаса Мэлори).
Писателями же, сделавшими жанр фэнтези популярным, опять же по мнению Сапковского, являются Роберт Говард и Джон Толкин. И если первый взял себе из артуровского канона поверхностный слой, когда отдельно взятый герой в процессе головокружительных приключений в одиночку спасает мир (ну ведь если разобраться, то артуровские рыцари такими и были все, без страха и упрека), то второй забрался сильно глубже, и позаимствовал драматическую фабулу, практически целиком. Если присмотреться, то действительно можно увидеть ряд параллелей, как явных, так и притянутых за уши:
И фабула эта артуровская, переработанная и переосмысленная Толкином, прозвучала столь пронзительно именно потому, что была западному читателю понятна и близка.
Далее Сапковский долго и смачно ругает современных польских авторов фэнтези, особенно тех, кто пытается писать данный жанр на отечественном, польском фольклорном материале.
Вот тут остановимся, потому что по этому поводу я неоднократно встречал в сети отзывы, которые, по моему сугубо личному мнению, свидетельствуют о весьма поверхностном прочтении эссе уважаемого пана. Отзывы звучат примерно так: на отечественном, в частности славянском материале фэнтези писать нельзя! У западников, дескать, есть артуровский архетип, а все фэнтези основано исключительно на нем, у нас подобного архетипа нет, поэтому нельзя! Сапковский все объяснил, и точка.
Позволю себе скромно заметить, что в данном эссе Сапковский никому и ничего не запрещает. А ругает он польских авторов исключительно за незнание, образно говоря, корней жанра, в котором они пытаются работать. Вот садишься ты писать, допустим, в духе Толкина, как бы говорит своим текстом Сапковский, так не сочти за труд ознакомиться с первоисточниками. Исландские саги, Эдды, “Мабиногион”, “Песнь о Нибелунгах”, “Беовульф”, “Калевала” - об этом я даже не смею просить, но хотя бы “Смерть Артура” прочти, хотя бы один раз! И будешь чувствовать себя гораздо увереннее в том жанре, в который пытаешься сунуть нос.
Того же рода упреки он адресует и авторам, пишущим на отечественном, посконном, так сказать, фольклоре. Авторы, не зная своего фольклора, берут классического фэнтезийного героя, навешивают на него лапти, армяк и балалайку (или на чем они там, в Польше, играют?) и - вперед! А откуда им знать свой фольклор, сетует Сапковский, когда церковь весь его давным-давно выкосила под корень как пережиток язычества. Тем более, автор нынче пошел не пытливый, далеко в архивы не полезет. И дальше трех ссылок в сети - уже утомительно.
Спорить с Сапковским можно по многим пунктам. Но в главном он прав - славянам не повезло на своих Мэлори и Лённротов.
(Хотя... В порядке бреда - чем тот же Владимир Красно Солнышко не Артур? А Илья Муромец и присные - не рыцари Круглого Стола отечественного разлива? Приняв подобную идею за отправную точку, можно дофантазироваться до каких-нибудь общих истоков фольклорных мотивов разных народов)
Но возьмем эпоху расцвета романтизма в России. И сразу с козыря - вот Наше Все Александр Сергеевич Пушкин. Вот его ранняя поэма “Руслан и Людмила”, которая и сделала его знаменитым. Все ли знают, что написана она под влиянием и по мотивам поэмы Ариосто “Неистовый Роланд” (оригинальное итальянское название - Orlando Furioso)? Правильно, не все. Это потому, что у нас в современной России практически никто не знает Ариосто. А в той России его знали, читали и, бывало, сходили по нему с ума (Батюшков, в частности). Потому что в той России многие образованные люди хорошо читали по-французски, и сносно - по-итальянски. А по-русски Ариосто у нас толком и не было. Пытался переводить Батюшков - бросил. Пушкин перевел отрывок из песни XXIII (которую условно называют “Безумие Роланда”) и тем ограничился. Все сошлись на том, что в целом Ариосто на русский непереводим. Да и не только на русский. Вспомним фразу священника из “Дон-Кихота”, когда он инспектировал коллекцию рыцарских романов в доме главного героя:
“Orlando Furioso... Если этот последний отыщется среди наших книг и мы увидим, что говорит он не на своем родном языке, а на чужом, я не почувствую к нему никакого уважения; но если он будет говорить на своем - я возложу его себе на голову”.
Английское издание Orlando Furioso. 1829 г.
Написанная сладкозвучными тосканскими октавами, эта поэма оказалась просто не по зубам переводчикам. Легкая и воздушная в оригинале, на любом другом языке она, образно говоря, не взлетала, а продолжала лежать инертной и трудночитаемой глыбой, памятником самой себе.
(Кстати, вышедший в 1993 году в “Литературных памятниках” перевод свободным стихом Михаила Гаспарова, единственный на сегодняшний день полный перевод “Orlando Furioso” на русский (!), я нахожу вполне читабельным, пусть и спорным по форме, так что всем интересующимся его всячески рекомендую. Тем более, что другого и нет. Он хорош для ознакомления с содержанием, поскольку перевод выполнен достаточно близко к оригиналу. А желающим насладиться изысканной поэтической формой могу посоветовать только одно: учите итальянский, господа!)
Но оставим в стороне проблемы перевода. (Подробнее о них желающие могут почитать здесь). Что представляет из себя эта поэма? А она - тот же бретонский куртуазный рыцарский цикл, скрещенный с героическим каролингским (из которого взяты имена героев, мавританские войны... да по сути и больше ничего) и обильно сдобренный национальным итальянским темпераментом (см., к примеру, “Декамерон”). Ибо о чем у итальянцев лучше всего получается рассказать? О чувствах, само собой. О любви, муках ревности, зависти, предательстве. Поэтому со страниц Orlando Furioso на читателя обрушивается прямо-таки шквал разнообразных сильных чувств. Разумеется, налицо и головокружительные приключения, поединки, странствия по лесам и морям, заколдованные замки, летающие колдуны, великаны (как же без них!), морские чудовища, волшебные кольца и доспехи, бесконечные погони... Если кратко, то самую суть поэмы можно, пожалуй, выразить фразой из фильма “Не бойся, я с тобой”:
- Туда ехали - за ними гнались. Оттуда едут - за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!
Итальянское издание Orlando Furioso с иллюстрациями Гюстава Доре. 1886 г.
Собственно, прочтя “Руслана и Людмилу”, можно составить себе некоторое отдаленное представление о сюжетных приемах поэмы Ариосто. Ибо что сделал Пушкин? Он взял героев, снабдил их именами, близкими к отечественным, взял общий антураж и перенес его под Киев. Добавил горсточку присказок Арины Родионовны. Все. Остальное он оставил практически без изменений. Ну то есть, образно говоря, обул рыцарей Ариосто в лапти и вручил балалайки. Жаль, не случилось в те времена поблизости пана Сапковского, тот бы Пушкину все доходчиво объяснил.
Разумеется, Пушкин был во-первых гений, а во-вторых начитан. Знал фольклор, хорошо ориентировался в мифологии. Потому и получился у него шедевр, а не эпигонская поделка.
Из тех, кто, кроме Пушкина, замечен был в эксплуатации сюжетов Ариосто, можно назвать еще в частности Михаила Чулкова (“Пересмешник или Славенские сказки”), и Михаила Попова (“Старинные диковинки”). Впрочем, эти их сочинения выглядят гораздо более вторичными и сегодня интересны разве что филологам. Но это еще раз говорит о том, что русские писатели эпохи романтизма отнюдь не гнушались брать артуровский архетип для своих произведений и сажать его на почву родных осин, ни минуты не комплексуя по данному поводу. То есть матчасть они знали.
А что знаем мы? Способны ли мы, проходя по школьной программе “Песнь о Роланде” (пожалуй самый известный нам текст каролингского цикла) и “Руслана и Людмилу”, догадаться, что эти тексты неким хитрым образом через века соприкасаются друг с другом? Вряд ли. Такому нас в школе не учили, меня так уж точно.
А потому - читайте книги, господа!
(Сергей Шикин)
Сразу, во избежание: да, я и себя-читателя тоже имею в виду. Ибо кто совершенен, кроме Бога-Императора?..
* * * * *
Иногда бывает интересно, какими хитрыми путями движутся мысли, и насколько далеко способна завести ассоциативная цепочка. Когда мы были в Михайловском, на экскурсии по усадьбе Пушкина, в шкафчике под стеклом я увидел вот эту книгу.
Первое издание “Руслана и Людмилы”.
Я призадумался, и заверте... Короче, все, написанное ниже, представляет исключительно мое личное мнение, без намерения кого-либо оскорбить или обидеть, иными словами, сугубое ИМХО.
***
Давеча попалось мне на глаза эссе пана Анджея Сапковского “Вареник или Нет золота в серых горах”. Прочел. Эссе, конечно, старое, написано в 1993 году, но любопытное. Особенно в той части, где Сапковский пытается выводить родословную фэнтези как жанра. По его мнению, корни жанра следует искать не столько в сказках и эпосе, сколько в средневековых рыцарских романах, в частности, в бретонском цикле о рыцарях Круглого Стола (кульминацией которого, как известно, была “Смерть Артура” сэра Томаса Мэлори).
Писателями же, сделавшими жанр фэнтези популярным, опять же по мнению Сапковского, являются Роберт Говард и Джон Толкин. И если первый взял себе из артуровского канона поверхностный слой, когда отдельно взятый герой в процессе головокружительных приключений в одиночку спасает мир (ну ведь если разобраться, то артуровские рыцари такими и были все, без страха и упрека), то второй забрался сильно глубже, и позаимствовал драматическую фабулу, практически целиком. Если присмотреться, то действительно можно увидеть ряд параллелей, как явных, так и притянутых за уши:
- Артур - Арагорн.
- Мерлин - Гэндальф.
- Святой Грааль - Кольцо.
- Экскалибур - Андурил.
- Фея Моргана и Мордред - Саурон.
- Авалон - Валинор.
И фабула эта артуровская, переработанная и переосмысленная Толкином, прозвучала столь пронзительно именно потому, что была западному читателю понятна и близка.
Далее Сапковский долго и смачно ругает современных польских авторов фэнтези, особенно тех, кто пытается писать данный жанр на отечественном, польском фольклорном материале.
Вот тут остановимся, потому что по этому поводу я неоднократно встречал в сети отзывы, которые, по моему сугубо личному мнению, свидетельствуют о весьма поверхностном прочтении эссе уважаемого пана. Отзывы звучат примерно так: на отечественном, в частности славянском материале фэнтези писать нельзя! У западников, дескать, есть артуровский архетип, а все фэнтези основано исключительно на нем, у нас подобного архетипа нет, поэтому нельзя! Сапковский все объяснил, и точка.
Позволю себе скромно заметить, что в данном эссе Сапковский никому и ничего не запрещает. А ругает он польских авторов исключительно за незнание, образно говоря, корней жанра, в котором они пытаются работать. Вот садишься ты писать, допустим, в духе Толкина, как бы говорит своим текстом Сапковский, так не сочти за труд ознакомиться с первоисточниками. Исландские саги, Эдды, “Мабиногион”, “Песнь о Нибелунгах”, “Беовульф”, “Калевала” - об этом я даже не смею просить, но хотя бы “Смерть Артура” прочти, хотя бы один раз! И будешь чувствовать себя гораздо увереннее в том жанре, в который пытаешься сунуть нос.
Того же рода упреки он адресует и авторам, пишущим на отечественном, посконном, так сказать, фольклоре. Авторы, не зная своего фольклора, берут классического фэнтезийного героя, навешивают на него лапти, армяк и балалайку (или на чем они там, в Польше, играют?) и - вперед! А откуда им знать свой фольклор, сетует Сапковский, когда церковь весь его давным-давно выкосила под корень как пережиток язычества. Тем более, автор нынче пошел не пытливый, далеко в архивы не полезет. И дальше трех ссылок в сети - уже утомительно.
Спорить с Сапковским можно по многим пунктам. Но в главном он прав - славянам не повезло на своих Мэлори и Лённротов.
(Хотя... В порядке бреда - чем тот же Владимир Красно Солнышко не Артур? А Илья Муромец и присные - не рыцари Круглого Стола отечественного разлива? Приняв подобную идею за отправную точку, можно дофантазироваться до каких-нибудь общих истоков фольклорных мотивов разных народов)
Но возьмем эпоху расцвета романтизма в России. И сразу с козыря - вот Наше Все Александр Сергеевич Пушкин. Вот его ранняя поэма “Руслан и Людмила”, которая и сделала его знаменитым. Все ли знают, что написана она под влиянием и по мотивам поэмы Ариосто “Неистовый Роланд” (оригинальное итальянское название - Orlando Furioso)? Правильно, не все. Это потому, что у нас в современной России практически никто не знает Ариосто. А в той России его знали, читали и, бывало, сходили по нему с ума (Батюшков, в частности). Потому что в той России многие образованные люди хорошо читали по-французски, и сносно - по-итальянски. А по-русски Ариосто у нас толком и не было. Пытался переводить Батюшков - бросил. Пушкин перевел отрывок из песни XXIII (которую условно называют “Безумие Роланда”) и тем ограничился. Все сошлись на том, что в целом Ариосто на русский непереводим. Да и не только на русский. Вспомним фразу священника из “Дон-Кихота”, когда он инспектировал коллекцию рыцарских романов в доме главного героя:
“Orlando Furioso... Если этот последний отыщется среди наших книг и мы увидим, что говорит он не на своем родном языке, а на чужом, я не почувствую к нему никакого уважения; но если он будет говорить на своем - я возложу его себе на голову”.
Английское издание Orlando Furioso. 1829 г.
Написанная сладкозвучными тосканскими октавами, эта поэма оказалась просто не по зубам переводчикам. Легкая и воздушная в оригинале, на любом другом языке она, образно говоря, не взлетала, а продолжала лежать инертной и трудночитаемой глыбой, памятником самой себе.
(Кстати, вышедший в 1993 году в “Литературных памятниках” перевод свободным стихом Михаила Гаспарова, единственный на сегодняшний день полный перевод “Orlando Furioso” на русский (!), я нахожу вполне читабельным, пусть и спорным по форме, так что всем интересующимся его всячески рекомендую. Тем более, что другого и нет. Он хорош для ознакомления с содержанием, поскольку перевод выполнен достаточно близко к оригиналу. А желающим насладиться изысканной поэтической формой могу посоветовать только одно: учите итальянский, господа!)
Но оставим в стороне проблемы перевода. (Подробнее о них желающие могут почитать здесь). Что представляет из себя эта поэма? А она - тот же бретонский куртуазный рыцарский цикл, скрещенный с героическим каролингским (из которого взяты имена героев, мавританские войны... да по сути и больше ничего) и обильно сдобренный национальным итальянским темпераментом (см., к примеру, “Декамерон”). Ибо о чем у итальянцев лучше всего получается рассказать? О чувствах, само собой. О любви, муках ревности, зависти, предательстве. Поэтому со страниц Orlando Furioso на читателя обрушивается прямо-таки шквал разнообразных сильных чувств. Разумеется, налицо и головокружительные приключения, поединки, странствия по лесам и морям, заколдованные замки, летающие колдуны, великаны (как же без них!), морские чудовища, волшебные кольца и доспехи, бесконечные погони... Если кратко, то самую суть поэмы можно, пожалуй, выразить фразой из фильма “Не бойся, я с тобой”:
- Туда ехали - за ними гнались. Оттуда едут - за ними гонятся. Какая интересная у людей жизнь!
Итальянское издание Orlando Furioso с иллюстрациями Гюстава Доре. 1886 г.
Собственно, прочтя “Руслана и Людмилу”, можно составить себе некоторое отдаленное представление о сюжетных приемах поэмы Ариосто. Ибо что сделал Пушкин? Он взял героев, снабдил их именами, близкими к отечественным, взял общий антураж и перенес его под Киев. Добавил горсточку присказок Арины Родионовны. Все. Остальное он оставил практически без изменений. Ну то есть, образно говоря, обул рыцарей Ариосто в лапти и вручил балалайки. Жаль, не случилось в те времена поблизости пана Сапковского, тот бы Пушкину все доходчиво объяснил.
Разумеется, Пушкин был во-первых гений, а во-вторых начитан. Знал фольклор, хорошо ориентировался в мифологии. Потому и получился у него шедевр, а не эпигонская поделка.
Из тех, кто, кроме Пушкина, замечен был в эксплуатации сюжетов Ариосто, можно назвать еще в частности Михаила Чулкова (“Пересмешник или Славенские сказки”), и Михаила Попова (“Старинные диковинки”). Впрочем, эти их сочинения выглядят гораздо более вторичными и сегодня интересны разве что филологам. Но это еще раз говорит о том, что русские писатели эпохи романтизма отнюдь не гнушались брать артуровский архетип для своих произведений и сажать его на почву родных осин, ни минуты не комплексуя по данному поводу. То есть матчасть они знали.
А что знаем мы? Способны ли мы, проходя по школьной программе “Песнь о Роланде” (пожалуй самый известный нам текст каролингского цикла) и “Руслана и Людмилу”, догадаться, что эти тексты неким хитрым образом через века соприкасаются друг с другом? Вряд ли. Такому нас в школе не учили, меня так уж точно.
А потому - читайте книги, господа!
(Сергей Шикин)