Революция большинства
Запись опубликована КОМУНА.ORG.UA. Вы можете оставить комментарии здесь или здесь.
От редакции “Коммуны”: Вопрос о соотношении действий революционного меньшинства и большинства трудящихся сохраняет свое значение и в нашу эпоху. Предлагаем вашему вниманию эти, весьма актуальные заметки одного из российских социально-революционных публицистов, представляющие собой попытку анализа многих вопросов, связанных с этой проблемой.
Социальная революция - это прямое действие народных низов, захват предприятий, инфраструктуры, городских и сельских территорий с последующим созданием в оккупированном пространстве бестоварного, бесклассового социалистического (либертарно-коммунистического) общества, основанного на самоуправлении. В новом обществе собрания трудящихся станут планировать общественную жизнь, координируя свои действия с помощью выборных органов самоуправления (советов). Отсюда следует, что революция есть дело рук большинства [1]. Не может ведь меньшинство навязать свое мнение большинству и одновременно устроить самоуправление. Это уже будет не самоуправление, не прямая демократия трудящихся, а политическая и экономическая диктатура меньшинства.
***
Даже в эпоху самых радикальных народных восстаний трудящийся класс неоднороден. Парижская Коммуна (1871 г.), Белосток (1905-1907 гг.), Барселона (1936-1937 гг.) или Будапешт (1956 г.) демонстрируют тот факт, что различные социальные слои и идейные группировки класса ведут себя по-разному.
Значительная часть восставших выступает за глубинные социально-революционные преобразования. Другая, не менее значительная часть, колеблется между социал-революционными идеями и реформистскими требованиями в духе тред-юнионизма или социал-демократии. И, наконец, малое меньшинство (например, зажиточная верхушка трудящегося класса, рабочая аристократия) выступает против восстания.
В подобной ситуации многое зависит от инициативы социально-революционных течений. Их быстрые своевременные и эффективные действия, захват территории революционного региона или местных производств, могут стать позитивным примером для абсолютного большинства трудящихся, убедить, как писал анархист Всеволод Волин, широкие нейтральные колеблющиеся массы в правильности либертарно-социалистического пути [2].
Но что, если попытки радикалов управлять предприятиями закончатся крахом и большинство отшатнется от таких решений? Что, если большинство по каким-либо иным причинам встанет на сторону противников революционно-социалистического опыта, обобществления?
Что ж, это будет означать, что действия радикальной части угнетенного класса недостаточно продуманны, ошибочны, привели к серьезному хаосу, или, возможно, в данном регионе в данный момент времени просто нет условий для успешной социальной революции. Попробовали - не получилось. Возможно, еще будут шансы продемонстрировать эффективность самоорганизации в будущем. Но вот силой навязывать всем остальным свой образ жизни и мысли не стоит.
Насильно мил не будешь. Если и можно силой заставить какую-то часть трудящихся полюбить себя и свои идеи, это привело бы к формированию иерархического общества, основанного на своего рода насильственной извращенной любви, не имеющей ничего общего со свободой, равенством, братством, самоуправлением, социализмом…
Попробуем представить себе это. Допустим, 30% работников вооружились и захватили предприятие. Остальные отвергают захват. Как, собственно, эти 30% будут управлять заводом? Заставят остальных работать под дулами винтовок? Будут им платить зарплату, а к общему голосованию и выборам совета предприятия не допустят, ибо не доверяют им и считают, что с ними каши не сваришь, поскольку оные 70% не являются сторонниками социализма?
Предположим даже, что такие коллективы не станут, подобно российским большевикам, передавать полномочия дальше наверх, силам централизованной бюрократии. В таком случае получим современную разновидность Спарты - самоуправляемого античного полиса, жестоко эксплуатировавшего подавляющее большинство трудового населения, илотов. Это древний опыт.
А вот современный пример - испанский кооператив “Мондрагона”, где 30% работников выступают в роли коллектива-собственника, эксплуатирующего остальных. 70% трудящихся “Мондрагона” - наемные рабочие, не допущенные к кооперативному самоуправлению. На практике в условиях современного мира получаем какую-то форму капиталистической эксплуатации с элементами военно-полицейского контроля и подавления большинства (в современной Испании наемных работников “Мондрагона” контролирует полиция, а в нашем случае их будут непосредственно контролировать, подавлять и эксплуатировать вооруженные 30% работников).
Чем-то наш пример напоминает воинственные кибуцы - еврейские самоуправляемые коммуны, эксплуатировавшие палестинских арабов и контролировавшие арабских работников с помощью собственной вооруженной сети. (Идет ли речь об отдельном коллективе, или о сети самоуправляемых заводов/коллективов, эксплуатирующих другие, несамоуправляемые коллективы - не имеет значения.)
Предположим теперь, такое восстание победило. Но в чем его смысл? В том, чтобы проливать кровь ради того только, чтобы сменить одних начальников на других? Проливать кровь - ради создания очередной версии капиталистической эксплуатации? Затем повторим то, что уже говорили выше: одно из главных орудий социальной революции - позитивный пример. Где же тут позитивный пример: какая-то современная илотия с рабами?
Нам могут возразить: в случае поражения революции и победы ее врагов, на трудящихся может обрушиться такой террор, что он сделает невозможным социальную революцию в ближайшие сто лет. На это мы ответим: разве формирование нового эксплуататорского класса - не поражение революции? И разве новые капиталисты, захватившие власть, не обрушат на всех остальных пролетариев репрессии, как только те откажутся повиноваться? Разве исторический большевизм с его разгонами Советов в интересах меньшинства не привел к немедленному террору против работников, к расстрелу забастовок, к локаутам и арестам оппозиционных рабочих активистов и дальше к крепостному строю для рабочих, так что в 1921 году в колыбели революции, Питере, рабочие бастовали, требуя “открепощения от заводов с женами и детьми”? Разве после всего этого Россия не забыла на 100 лет, что такое социальная революция?
Разве израильские кибуцники не приняли самое активное участие в Накбе - в этнических чистках, убийствах, в изгнании 800 тысяч арабов Палестины? Разве они не приложили все усилия к тому, чтобы поддержать еврейское государство и жестоко эксплуатировать оставшихся арабов? Что такого могла бы сделать белая контр-революция, чего не сделала красная контр-революция?
В начале ХХ столетия были люди, которые все это хорошо понимали. Позволим себе закончить наши заметки словами лидера партии левых эсеров Марии Спиридоновой, отрывком из ее письма в ЦК партии большевиков (ноябрь 1918 года). В нем речь идет о разгоне большевиками органов самоуправления, Советов, в которые рабочие и крестьяне выбирали “неправильных” (с точки зрения большевиков) делегатов. Строго говоря, наши заметки были ничем иным, как развернутым комментарием к тезисам Спиридоновой:
“Своим циничным отношением к власти советов, своими белогвардейскими разгонами съездов и советов и безнаказанным произволом назначенцев-большевиков вы поставили себя в лагерь мятежников против советской власти (…). Власть советов - это при всей своей хаотичности большая и лучшая выборность, чем вся Учредилка, Думы и Земства. Власть советов - аппарат самоуправления трудящихся масс, чутко отражающий их волю, настроения и нужды. И когда каждая фабрика, каждый завод и село имели право через перевыборы своего советского делегата влиять на работу государственного аппарата и защищать себя в общем и частном смысле, то это действительно было самоуправлением. Всякий произвол и насилие, всякие грехи, естественные при первых попытках массы управлять и управляться, легко излечимы, так как принцип неограниченной никаким временем выборности и власти населения над своим избранником даст возможность исправить своего делегата радикально, заменив его честнейшим и лучшим, известным по всему селу и заводу.
И когда трудовой народ колотит советского своего делегата за обман и воровство, так этому делегату и надо, хотя бы он был и большевик, и то, что в защиту таких негодяев вы посылаете на деревню артиллерию, руководясь буржуазным понятием об авторитете власти, доказывает, что вы или не понимаете принципа власти трудящихся, или не признаете его. И когда мужик разгоняет или убивает насильников-назначенцев - это-то и есть красный террор, народная самозащита от нарушения их прав, от гнета и насилия. И если масса данного села или фабрики посылает правого социалиста, пусть посылает - это ее право, а наша беда, что мы не сумели заслужить ее доверия. Для того, чтобы советская власть была барометрична, чутка и спаяна с народом, нужна беспредельная свобода выборов, игра стихий народных, и тогда-то и родится творчество, новая жизнь, новое устроение и борьба. И только тогда массы будут чувствовать, что все происходящее - их дело, а не чужое. Что она сама [масса] творец своей судьбы, а не кто-то ее опекает и благотворит, и адвокатит за нее, как в Учредилке и других парламентарных учреждениях, и только тогда она будет способна к безграничному подвигу…
Программа октябрьской революции, как она схематически наметилась в сознании трудящихся, жива в их душах до сих пор, и масса не изменяет себе, а ей изменяют. Неуважение к избранию трудящимися своих делегатов и советских работников, обнаруживаемое грубейшим пулеметным произволом, который был и до июльской реакции, когда вы уже часто репетировали разгоны съездов советов, видя наше усиление, - даст богатые плоды правым партиям. Вы настолько приучили народ к бесправию, создали такие навыки безропотного подчинения всяким налетам, что авксентьевская американская красновская диктатура могут пройти, как по маслу. Вместо свободного, переливающегося, как свет, как воздух, творчества народного, через смену, борьбу в советах и на съездах, у вас - назначенцы, пристава и жандармы из коммунистической партии”.
Примечание
[1]. Мы говорим о большинстве трудящегося класса, о его праве определять свою судьбу. Что касается судьбы паразитических классов - собственников и менеджеров, эксплуатирующих наемный труд, то ее должно определить будущее трудовое самоуправление.
[2]. Вполне возможно, что революционные анклавы, самоуправляющиеся городские и сельские регионы, окажутся в изоляции, что они будут отрезаны друг от друга регионами, где революция еще не произошла или оказалась неудачной. Возможно, в этом случае революционные анклавы вынуждены будут пробивать коридоры через нейтральные или враждебные регионы, чтобы соединить свои силы в одно целое.
Михаил Магид