Райнхард Зидер: факты против идеологической слепоты
Качнуть весь текст в виде pdf: https://yadi.sk/i/XLm94hVhcNXka
Влияние капиталистической и социалистической тенденций на семью
1. Либеральная ложка дёгтя
Рис. 1. Титульный лист книги Райнхарда Зидера «Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII - XX вв.)», 1997
Мне настоятельно рекомендовали прочесть книгу Зидера [5] (рис. 1), которая позиционировалась как исследование опровергающее мои взгляды на семью ( http://comrade-vader.livejournal.com/53781.html [6]). Прочёл. «Парадоксальным образом», оказалось, что книга по существу наоборот поддерживает мою позицию как в целом, так и в существенных мелочах.
Содержание книги можно условно разделить на две части: историческую и нормативно-обобщающую. В исторической части, составленной преимущественно на основе чужих исследований, книга небезынтересна. Много фактического материала, последовательный метод анализа социальных явлений в их связи с экономическим базисом, узнаваемость многих черт и отношений германской действительности, которые в нашем обыденном сознании часто представляются чисто российским явлением (типа, коммуналок и проч.). Стоит почитать.
В части нормативной и обобщающей книга полный шлак. Откровенно слабая, отказ от собственного метода, самопротиворечия, евролиберальные штампы. В этой части книга сильно напоминает социальный заказ и пропаганду, и неудивительно, что продвижение этой книги в русскоязычном мире осуществляется при финансовой поддержке ЕС. Фундаментальная наука вообще, а общественные науки в особенности, всегда были и всегда будут полем ожесточённой битвы идеологий.
Красной нитью проходит через книгу то, что автор всё между собой стравливает и противопоставляет. Всё то, что составляет и должно составлять дополняющие и гармоничные части одного целого по его мнению оказывается в непримиримом конфликте: мужчины против женщин, взрослые против детей, любовь против семьи, свобода против материнства и т.д. Человеконенавистическая идеология либерализма настолько въелась в сознание автора, в силу условий, в которых он существует, что он уже даже не замечает этих шор. Всё либеральное и принятое в тех условиях, где он живёт, кажется ему эталоном и образцом для подражания, всё отличное от этого воспринимается чуждым и окрашивается в неприязненные цвета. Так, напр., он с ходу отказывает людям прошлого в полноценных чувствах, привязанностях, эмоциональности, любви. Только просвещённый либерал, современный и подобный автору, может действительно чувствовать и любить, только либерализм подарил, наконец, миру эмоции и любовь (эта тема была популярна ещё во времена Энгельса). Свободу тоже нам подарил либерализм. Человек за пределами либерализма (исторически ли, идеологически ли) низводится таким образом до положения недочеловека, которого надо «освободить» и перекроить (хочет он того или нет). Вот эту вот человеконенавистническую идеологию под фиктивной маской гуманизма автор и двигает в этой книге в нормативной её части.
Книга кишит противоречиями. Напр., он обвиняет Энгельса и др. в неверной оценке современных им процессов (они наблюдали действие современного им капитализма и делали вывод, что капитализм разрушает семью), через пару страниц сам рассказывает что оно так и было, более того, когда дело доходит до современности, он на куда более шатких основаниях прибегает к тем же самым оценкам и прогнозам (кстати, работы Энгельса не используются в данном исследовании вообще и даже не указаны в библиографии по теме, хотя Энгельс писал на немецком языке, был живым свидетелем происходящего и оставил подробные до оскомины наблюдения, но Зидер при описании положения тех же английских рабочих предпочитает обращаться к косвенным источникам, основанным на современных опросах старческих воспоминаний; то же касается и богатого опыта социалистических стран, в разделе посвящённом социальному государству всё ограничивается совсем недолго просуществовавшими Веймарской и Венской республиками). Он обвиняет нацистов в подлости их пропаганды и в заманивании женщин на производство, в нормативной же части сам пускается в живописания как это прекрасно и желанно для женщины работать по найму и намекает, что ради этого можно отказаться от материнства (даже нацисты до такого не додумались, а либерализму всё можно). Не поймите меня неправильно: я ничего не имею против участия женщин в производстве, но давайте называть вещи своими именами. Не следует петь о свободе там, где основное содержание отношений эксплуатация, которая к тому же, каннибализирует фундаментальное право женщины на материнство. Сначала он рассказывает, как буржуазные отношения облагодетельствовали всех нас тем, что, якобы, сделали эмоциональными и тёплыми отношения между супругами, между родителями и детьми, далее он рассказывает о том, какое благо, что эти отношения между супругами, между родителями и детьми рушатся и что они, вообще, пережиток оч. плохих авторитарных и патриархальных отношений, которые нужно искоренить, а вместо них сконструировать (!) какие-то новые экспериментальные формы с пятью ногами. Он осуждает псевдонаучные теории начала XX в., объявлявшие женщину асексуальным и глупым существом, но при рассмотрении мотивов совместной жизни фактически отказывает женщине в эмоциональном и сексуальном влечении, в желании иметь родной дом, это подаётся как мотивы мужчин, мотивы женщин сводятся к меркантильным интересам. Он рассказывает в исторических главах книги, что такие-то и такие-то структуры семьи определяются такими-то и такими-то экономическими отношениями (прописная истина с XIX в.), а в нормативной части все его рассуждения, вдруг, на тему как есть и должно быть, основаны чисто на либеральных и евролевацких идеологических установках, чуть-чуть присыпанных вольно интерпретированной статистикой и мнениями соцопросов, слово «капитализм» он практически не упоминает, разбора современных экономических отношений, как он это делал в предыдущих главах с опорой на чужие работы, он полностью избегает. Как, вообще, можно говорить об эмансипации, не упоминая капитализм?
Тут основное слово в его арсенале: «должно». Семья должна исчезнуть, «альтернативные» формы (в кавычки взял я) должны утвердиться. Хоть и не могут по понятным даже автору экономическим причинам. Но должны и всё. Либеральный рай гряде, возьмёмся за руки, друзья!
Я здесь далее не буду углубляться в разбор всего этого либерального творчества, чтобы не загромождать изложения. Ограничусь наиболее красноречивым примером, сочетающим в себе богатство материала и близорукость автора.
2. Факты и идеологическая слепота, или как утверждать одно, а доказать обратное
Зидер упрекает исследователей прошлого за то, что они, наблюдая бедственное положение рабочего, предрекали уничтожение капитализмом рабочей семьи [5, с. 146, 212]. А Зидер с высоты исторической перспективы ретроспективно видит, что этого не произошло. Наоборот, семья вообще и рабочая семья в частности укрепились. Несколькими страницами позже он сам демонстрирует как дикая, ничем не ограниченная капиталистическая эксплуатация принуждала рабочих к бессемейности, и как они были вынуждены выкручиваться, противостоять этой тенденции, чтобы выжить и воспроизвестись всему этому вопреки [5, с. 154]. Число браков в некоторых сегментах промышленности в середине XIX в. упало до рекордно низкого уровня - до 10 % состоящих в браке среди всей массы рабочих [5, с. 193-194], это, фактически, остаточные браки допромышленного периода. Можно считать, что формально семья для рабочего перестала существовать и лозунг тех времен «Рабочий не имеет семьи» должен пониматься буквально.
Однако, с последних десятилетий XIX в., началось укрепление института семьи [5, с. 212], которое продлилось вплоть до 1970-х гг. (когда семья достигает своего наивысшего расцвета за всю историю), с регулярными откатами из-за величайших социальных катастроф XX в. (войн, кризисов), и неизбежным восстановлением тренда [5, с. 209-210]. Сам Зидер объясняет этот феномен утверждением с конца XIX в. требований и институтов социальной поддержки и защиты труда в рамках обеспечения воспроизводства рабочей силы и как попытки сбить революционный подъем. Начался общий рост реальных доходов рабочих [5, с. 180]. Сюда же стоит добавить благотворное давление на кап. страны, оказываемое набирающими силу социалистическими странами, вынудившее сами капиталистические экономики прибегнуть к госрегулированию и стать более социально ориентированными.
Следующий перелом тренда происходит в начале 1970-х. Начинается новый спад числа браков и рост разводов. Из последнего Зидер делает вывод, что… семья отмирает. Т.е. на совершенно шатких основаниях (покажем ниже) подхватывает ту же самую ошибочную и скоропалительную риторику, за которую он ранее бичевал социалистов XIX в. При этом, с самого начала, при разборе исторических форм, автор всегда указывал на то, что семья - это не идеологический конструкт, что само её существование и её формы обусловлены существующими отношениями производства (как и сексуальное поведение вообще, [5, с. 58, 196], привет левакам!). И тут, вдруг, у автора наступает внезапная слепота: никакого внятного объяснения возможных экономических причин (что же произошло именно в районе 1970-го г., ведь смена естественных трендов происходит веками, см., напр., вековой дрейф уровня рождаемости) он не даёт, никаких возможностей воспроизводства человека на другом базисе не указывает (а таких возможностей пока и нет). Ранее, объясняя изменение формы семьи, автор всегда указывал на коренное изменение структуры производственных отношений и логическую связь с изменением социальных ролей. В 70-х гг. XX в. никаких коренных изменений производственных отношений не было, нет и сейчас. Автор пытается объяснить такой перелом тем, что женщины стали больше работать на производстве (как будто раньше они мало вкалывали на том же производстве, особенно в военное время; не говоря уж о том, что для соцстран вовлечение женщин в производство было обычным делом, но тенденция в отношении семьи там была обратная). Автор, повинуясь идеологической установке, опять же в полном противоречии со своими оценками вынужденной бессемейности рабочих XIX в., взахлёб рассказывает нам, как это славно, что семья распадается, какая невероятная и благостная свобода наступает теперь для женщины и проч.
Ларчик же открывается просто. Примерно с начала 1970-х гг. начинается угасание социалистической тенденции (как в кап. странах, так и в соцлагере), набирает силу политика так называемого неолиберализма - радикального либерализма, требующего максимальной либерализации экономики (открытость рынков, дерегуляция), максимального отказа от социальных гарантий (снижение государственных расходов, коммерциализация социальных сервисов), усиление роли частного капитала (государство инструмент корпораций, приватизация, подавление внерыночных способов взаимодействия и снижение роли политических, социальных и профсоюзных объединений). Видными сторонниками этой политики были такие политические деятели, как А. Пиночет, М. Тэтчер, Р. Рэйган.
С этого же времени начинается падение и стагнация реальной заработной платы (см., напр., [1, с. 260-261]) при всё возрастающей производительности труда. Труд становится все более напряжённым, всё более интенсивным, при этом рабочие объективно беднеют. Экономическое положение рабочих незамедлительно отражается на рабочей семье, как это было и во все предыдущие периоды. Семьи капиталистов, при этом, себя прекрасно чувствуют, цветут и пахнут [на этом месте должен быть один красноречивый пример капиталистической плодовитости, почерпнутый из частной самопрезентации, но пока не будет]. Идеологические служки капиталистов, при этом, взахлёб лечат массы, как это на самом деле здорово, что их семьи разрушаются (привет Зидеру).
Таким образом, из исторического экскурса Зидера мы видим цикличность изменений социологических показателей (таких как число семей, число браков, число разводов и т. д.), явно следующих за сменой экономических тенденций (см. рис. 2).
Рис. 2. Тренды развития семейных отношений
Зидер этой цикличности не замечает. Он берёт участок спада последнего цикла, строит в уме линейную экстраполяцию (с огромными при этом натяжками, см. ниже) и объявляет, что отмирание семьи доказано. Примерно с таким же успехом можно на основании больших и малых экономических циклов предрекать конец, напр., торговли.
Мы же видим, что мой тезис о том, что капитализм семью рабочих разрушает, а социализм (даже одни только его тенденции), наоборот, укрепляет, подтверждается (спасибо Зидеру). Если же рассматривать соцстраны, то такая динамика должна быть ещё более выражена. Вот, напр., ретроспективное сравнение ФРГ и ГДР (которой Зидер в своём исследовании не касается, как будто бы её и не было), рис. 3.
Картина красноречивая, т. к. в Западной и Восточной Германии мы имеем дело практически с одними и теми же людьми, с одинаковым бэкграундом и стартовыми позициями (со скидкой на различие в последствиях войны, разную степень разрушения и т.п.). Различался только режим. Рисунок показывает какой процент от родившихся в таком-то году никогда не вступали в брак. Прибавляем по 25-30 лет (средний возраст вступления в брак) и смотрим, какой режим в это время был в странах. В ФРГ, понятно, капитализм. В ГДР получается 1960-1980 гг. эпоха социализма.
Рис. 3. Доля никогда не бывших в браке людей (1930-1960 гг. рождения) [2, с. 18]
В Западной Германии по мере развития капитализма доля не вступивших в брак постоянно росла (особенно усилился этот процесс начиная с рождённых в 1940 г., которые достигли своего брачного возраста в районе того самого злосчастного 1970-го г.). И среди рождённых в 1960 г. теперь практически каждый третий мужчина и каждая 5 женщина остались холостыми. Исследователи специально оговариваются, что такой большой рост безбрачных невозможно объяснить только лишь ростом гражданских браков или сожительством. Всё большее число людей среднего возраста (особенно мужчин) живут в одиночестве. Можно, конечно, пуститься в разговоры про наступившую свободу и прочие либеральные ценности. Но вероятней всего происходит то же самое, что случалось и во все предыдущие эпохи: люди не имею достаточного дохода, чтобы обеспечить семью (в соотв. со своими представлениями о жизненных стандартах), и остаются бессемейными и по большей части бездетными. Те же самые процессы шли и у крестьян (см. Кантильона), и у рабочих (вкалывавших и копивших, чтобы к примерно 35 годам иметь возможность жениться, или не женившихся, когда капитализм не давал такой возможности), и у ремесленников (см. Зидера). Я уверен, что большинство читающих этот текст сами по своему личному опыту знают как это происходит и как это связано с доходом, и, что ко всему этому либеральные сказки про «покрашения житя» не имеют ни малейшего отношения.
А вот в Восточной Германии несколько десятилетий (годы рождения 1935-1955) процент безбрачных держался на весьма низком уровне (все, считай, вступали в брак). Я уверен, найдутся желающие рассказать нам, что их к семейной жизни принуждала кровавая гэдээровская гэбня.
Ещё одно фактическое подтверждение моего тезиса о влиянии капитализма и социализма на семью.
Собственно, на этом можно было бы и завершить. Но, чтобы два раза не вставать, коснёмся немецкой статистики.
3. Мутные основания для алармизма - см. в след посте:
http://comrade-vader.livejournal.com/88989.html
Влияние капиталистической и социалистической тенденций на семью
1. Либеральная ложка дёгтя
Рис. 1. Титульный лист книги Райнхарда Зидера «Социальная история семьи в Западной и Центральной Европе (конец XVIII - XX вв.)», 1997
Мне настоятельно рекомендовали прочесть книгу Зидера [5] (рис. 1), которая позиционировалась как исследование опровергающее мои взгляды на семью ( http://comrade-vader.livejournal.com/53781.html [6]). Прочёл. «Парадоксальным образом», оказалось, что книга по существу наоборот поддерживает мою позицию как в целом, так и в существенных мелочах.
Содержание книги можно условно разделить на две части: историческую и нормативно-обобщающую. В исторической части, составленной преимущественно на основе чужих исследований, книга небезынтересна. Много фактического материала, последовательный метод анализа социальных явлений в их связи с экономическим базисом, узнаваемость многих черт и отношений германской действительности, которые в нашем обыденном сознании часто представляются чисто российским явлением (типа, коммуналок и проч.). Стоит почитать.
В части нормативной и обобщающей книга полный шлак. Откровенно слабая, отказ от собственного метода, самопротиворечия, евролиберальные штампы. В этой части книга сильно напоминает социальный заказ и пропаганду, и неудивительно, что продвижение этой книги в русскоязычном мире осуществляется при финансовой поддержке ЕС. Фундаментальная наука вообще, а общественные науки в особенности, всегда были и всегда будут полем ожесточённой битвы идеологий.
Красной нитью проходит через книгу то, что автор всё между собой стравливает и противопоставляет. Всё то, что составляет и должно составлять дополняющие и гармоничные части одного целого по его мнению оказывается в непримиримом конфликте: мужчины против женщин, взрослые против детей, любовь против семьи, свобода против материнства и т.д. Человеконенавистическая идеология либерализма настолько въелась в сознание автора, в силу условий, в которых он существует, что он уже даже не замечает этих шор. Всё либеральное и принятое в тех условиях, где он живёт, кажется ему эталоном и образцом для подражания, всё отличное от этого воспринимается чуждым и окрашивается в неприязненные цвета. Так, напр., он с ходу отказывает людям прошлого в полноценных чувствах, привязанностях, эмоциональности, любви. Только просвещённый либерал, современный и подобный автору, может действительно чувствовать и любить, только либерализм подарил, наконец, миру эмоции и любовь (эта тема была популярна ещё во времена Энгельса). Свободу тоже нам подарил либерализм. Человек за пределами либерализма (исторически ли, идеологически ли) низводится таким образом до положения недочеловека, которого надо «освободить» и перекроить (хочет он того или нет). Вот эту вот человеконенавистническую идеологию под фиктивной маской гуманизма автор и двигает в этой книге в нормативной её части.
Книга кишит противоречиями. Напр., он обвиняет Энгельса и др. в неверной оценке современных им процессов (они наблюдали действие современного им капитализма и делали вывод, что капитализм разрушает семью), через пару страниц сам рассказывает что оно так и было, более того, когда дело доходит до современности, он на куда более шатких основаниях прибегает к тем же самым оценкам и прогнозам (кстати, работы Энгельса не используются в данном исследовании вообще и даже не указаны в библиографии по теме, хотя Энгельс писал на немецком языке, был живым свидетелем происходящего и оставил подробные до оскомины наблюдения, но Зидер при описании положения тех же английских рабочих предпочитает обращаться к косвенным источникам, основанным на современных опросах старческих воспоминаний; то же касается и богатого опыта социалистических стран, в разделе посвящённом социальному государству всё ограничивается совсем недолго просуществовавшими Веймарской и Венской республиками). Он обвиняет нацистов в подлости их пропаганды и в заманивании женщин на производство, в нормативной же части сам пускается в живописания как это прекрасно и желанно для женщины работать по найму и намекает, что ради этого можно отказаться от материнства (даже нацисты до такого не додумались, а либерализму всё можно). Не поймите меня неправильно: я ничего не имею против участия женщин в производстве, но давайте называть вещи своими именами. Не следует петь о свободе там, где основное содержание отношений эксплуатация, которая к тому же, каннибализирует фундаментальное право женщины на материнство. Сначала он рассказывает, как буржуазные отношения облагодетельствовали всех нас тем, что, якобы, сделали эмоциональными и тёплыми отношения между супругами, между родителями и детьми, далее он рассказывает о том, какое благо, что эти отношения между супругами, между родителями и детьми рушатся и что они, вообще, пережиток оч. плохих авторитарных и патриархальных отношений, которые нужно искоренить, а вместо них сконструировать (!) какие-то новые экспериментальные формы с пятью ногами. Он осуждает псевдонаучные теории начала XX в., объявлявшие женщину асексуальным и глупым существом, но при рассмотрении мотивов совместной жизни фактически отказывает женщине в эмоциональном и сексуальном влечении, в желании иметь родной дом, это подаётся как мотивы мужчин, мотивы женщин сводятся к меркантильным интересам. Он рассказывает в исторических главах книги, что такие-то и такие-то структуры семьи определяются такими-то и такими-то экономическими отношениями (прописная истина с XIX в.), а в нормативной части все его рассуждения, вдруг, на тему как есть и должно быть, основаны чисто на либеральных и евролевацких идеологических установках, чуть-чуть присыпанных вольно интерпретированной статистикой и мнениями соцопросов, слово «капитализм» он практически не упоминает, разбора современных экономических отношений, как он это делал в предыдущих главах с опорой на чужие работы, он полностью избегает. Как, вообще, можно говорить об эмансипации, не упоминая капитализм?
Тут основное слово в его арсенале: «должно». Семья должна исчезнуть, «альтернативные» формы (в кавычки взял я) должны утвердиться. Хоть и не могут по понятным даже автору экономическим причинам. Но должны и всё. Либеральный рай гряде, возьмёмся за руки, друзья!
Я здесь далее не буду углубляться в разбор всего этого либерального творчества, чтобы не загромождать изложения. Ограничусь наиболее красноречивым примером, сочетающим в себе богатство материала и близорукость автора.
2. Факты и идеологическая слепота, или как утверждать одно, а доказать обратное
Зидер упрекает исследователей прошлого за то, что они, наблюдая бедственное положение рабочего, предрекали уничтожение капитализмом рабочей семьи [5, с. 146, 212]. А Зидер с высоты исторической перспективы ретроспективно видит, что этого не произошло. Наоборот, семья вообще и рабочая семья в частности укрепились. Несколькими страницами позже он сам демонстрирует как дикая, ничем не ограниченная капиталистическая эксплуатация принуждала рабочих к бессемейности, и как они были вынуждены выкручиваться, противостоять этой тенденции, чтобы выжить и воспроизвестись всему этому вопреки [5, с. 154]. Число браков в некоторых сегментах промышленности в середине XIX в. упало до рекордно низкого уровня - до 10 % состоящих в браке среди всей массы рабочих [5, с. 193-194], это, фактически, остаточные браки допромышленного периода. Можно считать, что формально семья для рабочего перестала существовать и лозунг тех времен «Рабочий не имеет семьи» должен пониматься буквально.
Однако, с последних десятилетий XIX в., началось укрепление института семьи [5, с. 212], которое продлилось вплоть до 1970-х гг. (когда семья достигает своего наивысшего расцвета за всю историю), с регулярными откатами из-за величайших социальных катастроф XX в. (войн, кризисов), и неизбежным восстановлением тренда [5, с. 209-210]. Сам Зидер объясняет этот феномен утверждением с конца XIX в. требований и институтов социальной поддержки и защиты труда в рамках обеспечения воспроизводства рабочей силы и как попытки сбить революционный подъем. Начался общий рост реальных доходов рабочих [5, с. 180]. Сюда же стоит добавить благотворное давление на кап. страны, оказываемое набирающими силу социалистическими странами, вынудившее сами капиталистические экономики прибегнуть к госрегулированию и стать более социально ориентированными.
Следующий перелом тренда происходит в начале 1970-х. Начинается новый спад числа браков и рост разводов. Из последнего Зидер делает вывод, что… семья отмирает. Т.е. на совершенно шатких основаниях (покажем ниже) подхватывает ту же самую ошибочную и скоропалительную риторику, за которую он ранее бичевал социалистов XIX в. При этом, с самого начала, при разборе исторических форм, автор всегда указывал на то, что семья - это не идеологический конструкт, что само её существование и её формы обусловлены существующими отношениями производства (как и сексуальное поведение вообще, [5, с. 58, 196], привет левакам!). И тут, вдруг, у автора наступает внезапная слепота: никакого внятного объяснения возможных экономических причин (что же произошло именно в районе 1970-го г., ведь смена естественных трендов происходит веками, см., напр., вековой дрейф уровня рождаемости) он не даёт, никаких возможностей воспроизводства человека на другом базисе не указывает (а таких возможностей пока и нет). Ранее, объясняя изменение формы семьи, автор всегда указывал на коренное изменение структуры производственных отношений и логическую связь с изменением социальных ролей. В 70-х гг. XX в. никаких коренных изменений производственных отношений не было, нет и сейчас. Автор пытается объяснить такой перелом тем, что женщины стали больше работать на производстве (как будто раньше они мало вкалывали на том же производстве, особенно в военное время; не говоря уж о том, что для соцстран вовлечение женщин в производство было обычным делом, но тенденция в отношении семьи там была обратная). Автор, повинуясь идеологической установке, опять же в полном противоречии со своими оценками вынужденной бессемейности рабочих XIX в., взахлёб рассказывает нам, как это славно, что семья распадается, какая невероятная и благостная свобода наступает теперь для женщины и проч.
Ларчик же открывается просто. Примерно с начала 1970-х гг. начинается угасание социалистической тенденции (как в кап. странах, так и в соцлагере), набирает силу политика так называемого неолиберализма - радикального либерализма, требующего максимальной либерализации экономики (открытость рынков, дерегуляция), максимального отказа от социальных гарантий (снижение государственных расходов, коммерциализация социальных сервисов), усиление роли частного капитала (государство инструмент корпораций, приватизация, подавление внерыночных способов взаимодействия и снижение роли политических, социальных и профсоюзных объединений). Видными сторонниками этой политики были такие политические деятели, как А. Пиночет, М. Тэтчер, Р. Рэйган.
С этого же времени начинается падение и стагнация реальной заработной платы (см., напр., [1, с. 260-261]) при всё возрастающей производительности труда. Труд становится все более напряжённым, всё более интенсивным, при этом рабочие объективно беднеют. Экономическое положение рабочих незамедлительно отражается на рабочей семье, как это было и во все предыдущие периоды. Семьи капиталистов, при этом, себя прекрасно чувствуют, цветут и пахнут [на этом месте должен быть один красноречивый пример капиталистической плодовитости, почерпнутый из частной самопрезентации, но пока не будет]. Идеологические служки капиталистов, при этом, взахлёб лечат массы, как это на самом деле здорово, что их семьи разрушаются (привет Зидеру).
Таким образом, из исторического экскурса Зидера мы видим цикличность изменений социологических показателей (таких как число семей, число браков, число разводов и т. д.), явно следующих за сменой экономических тенденций (см. рис. 2).
Рис. 2. Тренды развития семейных отношений
Зидер этой цикличности не замечает. Он берёт участок спада последнего цикла, строит в уме линейную экстраполяцию (с огромными при этом натяжками, см. ниже) и объявляет, что отмирание семьи доказано. Примерно с таким же успехом можно на основании больших и малых экономических циклов предрекать конец, напр., торговли.
Мы же видим, что мой тезис о том, что капитализм семью рабочих разрушает, а социализм (даже одни только его тенденции), наоборот, укрепляет, подтверждается (спасибо Зидеру). Если же рассматривать соцстраны, то такая динамика должна быть ещё более выражена. Вот, напр., ретроспективное сравнение ФРГ и ГДР (которой Зидер в своём исследовании не касается, как будто бы её и не было), рис. 3.
Картина красноречивая, т. к. в Западной и Восточной Германии мы имеем дело практически с одними и теми же людьми, с одинаковым бэкграундом и стартовыми позициями (со скидкой на различие в последствиях войны, разную степень разрушения и т.п.). Различался только режим. Рисунок показывает какой процент от родившихся в таком-то году никогда не вступали в брак. Прибавляем по 25-30 лет (средний возраст вступления в брак) и смотрим, какой режим в это время был в странах. В ФРГ, понятно, капитализм. В ГДР получается 1960-1980 гг. эпоха социализма.
Рис. 3. Доля никогда не бывших в браке людей (1930-1960 гг. рождения) [2, с. 18]
В Западной Германии по мере развития капитализма доля не вступивших в брак постоянно росла (особенно усилился этот процесс начиная с рождённых в 1940 г., которые достигли своего брачного возраста в районе того самого злосчастного 1970-го г.). И среди рождённых в 1960 г. теперь практически каждый третий мужчина и каждая 5 женщина остались холостыми. Исследователи специально оговариваются, что такой большой рост безбрачных невозможно объяснить только лишь ростом гражданских браков или сожительством. Всё большее число людей среднего возраста (особенно мужчин) живут в одиночестве. Можно, конечно, пуститься в разговоры про наступившую свободу и прочие либеральные ценности. Но вероятней всего происходит то же самое, что случалось и во все предыдущие эпохи: люди не имею достаточного дохода, чтобы обеспечить семью (в соотв. со своими представлениями о жизненных стандартах), и остаются бессемейными и по большей части бездетными. Те же самые процессы шли и у крестьян (см. Кантильона), и у рабочих (вкалывавших и копивших, чтобы к примерно 35 годам иметь возможность жениться, или не женившихся, когда капитализм не давал такой возможности), и у ремесленников (см. Зидера). Я уверен, что большинство читающих этот текст сами по своему личному опыту знают как это происходит и как это связано с доходом, и, что ко всему этому либеральные сказки про «покрашения житя» не имеют ни малейшего отношения.
А вот в Восточной Германии несколько десятилетий (годы рождения 1935-1955) процент безбрачных держался на весьма низком уровне (все, считай, вступали в брак). Я уверен, найдутся желающие рассказать нам, что их к семейной жизни принуждала кровавая гэдээровская гэбня.
Ещё одно фактическое подтверждение моего тезиса о влиянии капитализма и социализма на семью.
Собственно, на этом можно было бы и завершить. Но, чтобы два раза не вставать, коснёмся немецкой статистики.
3. Мутные основания для алармизма - см. в след посте:
http://comrade-vader.livejournal.com/88989.html