взгляд со стороны - 3
Отрывок из книги американского журналиста Иана Фрейжера (Ian Frazier) "Путешествия по Сибири" ("Travels in Siberia"). Он автор нескольких книг в жанре путевых заметок. Это его последняя книга о его нескольких поездках по Сибири в период с 1993 по 2009 годы. Часть книги -- описание его путешествия летом 2001 года с двумя спутниками от Петербурга до Владивостока на микроавтобусе.
страница 225
"...
Вдоль крутого обрыва в миле отсюда, или около того, крыши и печные трубы деревни смешивались с деревьями-силуэтами. По словам какого-то человека, встреченного по дороге, деревня называлась Берёзовый Яр. Лёгкий ветерок сделал наш ужин приятным из-за отсутствия комаров. После еды, пока постепенно темнело, Сергей и Володя предложили, что они сходят в деревню, купят хлеба и разузнают побольше о местности. Пока они будут там, я буду присматривать за палатками и микроавтобусом.
Мне не нравилась идея, что меня оставили одного в лагере, но я сам взвалил на себя эту обязанность, принимая во внимание мои трудности с языком и тот факт, что я совсем не пью и иногда предпочитаю сидеть в лагере и читать книгу, пока Сергей и Володя проводят время среди людей, с которыми они повстречались в дороге. Но и это тоже не полное описание всей трудности ситуации. Теперь мы были в глухой местности, где появление машины с ленинградскими номерами было большой новостью. Даже дорожные патрули, останавливая нас для проверки, проверяли наши документы с широко раскрытыми глазами -- "А где именно вы живёте в Америке? Чем занимаетесь?" и так далее. Один молоденький гаишник перед тем, как заглянуть в мой паспорт, спросил завистливо: "А в Санкт-Петербурге жить дорого?". И, по-видимому, это любопытство действовало на женщин даже в ещё более сильной степени чем на мужчин.
Я не хочу сказать, что женщины шествовали парадом через наш лагерь, куда бы нас ни заносило, но рано или поздно они появлялись, даже когда мы ставили палатки далеко от деревень. Несколько ночей тому назад на удалённой от дороги полянке я только забрался в свой спальный мешок, как Сергей вытащил меня обратно, чтобы познакомить с двумя женщинами, которых он представил как школьных учительниц, очень желающих меня увидеть. Исполненный осознанием долга, я поднялся, вылез наружу и какое-то время побеседовал с учительницами. Они хотели видеть американца, и, по-моему, Сергей почувствовал себя обязанным представить доказательство, что у него на самом деле есть американец. Потом он и Володя ушли вместе с учительницами на чей-то день рождения, как сказал Сергей, на пикник где-то рядом. Я отказался присоединиться и вернулся к себе в палатку. Мысль о хождении по бабам в Сибири заставила бы меня нервничать, даже если бы я не был женатым. Сергей и Володя посчитали моё нежелание загадочным.
Как бы то ни было, этой ночью после ужина на берегу Тобола Сергей и Володя удалились прочь, шагая в колонну по одному по узкой тропинке вдоль берега, на свою разведывательную миссию в Берёзовый Яр, а я сидел на раскладном стуле и читал, пока не стало совсем темно. Они сказали, что вернутся к десяти часам. Я лёг спать и какое-то время подремал. Примерно в полночь я высунул голову из палатки. В нашем лагере было тихо, и никаких знаков присутствия моих спутников не было. Откуда-то донёслось пение. Встревоженный, я встал и побродил около палаток. Из-за плотных облаков не было видно ни Луны, ни звёзд. Темнота в Сибири -- это серьёзное дело, без уличных фонарей, ярко освещённых автозаправок или зарева большого города на горизонте, чтобы рассеять тьму. Вокруг была только темнота, ветер шевелил листья, и беззвучно текла мимо река.
Может быть Сергей и Володя вообще не собираются возвращаться. Может быть в этот момент они вместе с сообщниками -- кем-то ещё, кого они знали ещё с университетских времён и кто теперь живёт в Берёзовом Яру -- замышляли вернуться к палаткам, пока я сплю, и обокрасть меня. Может быть мои русские приятели в Америке были правы, и я наивно двигаюсь навстречу своей смерти. Я знаю, что иногда у меня есть склонность терять голову и воображать себе вещи, вызывающие панику. Я залез обратно в палатку, крепко застегнул все застёжки-молнии, закутался в свой спальный мешок и попытался успокоиться. Несколько минут спустя, когда я лежал в палатке, по её верху прошёлся луч света. Потом вдалеке заревел мотора и стал становиться громче. Свет изчез и потом появился на другой стороне палатки. Я высунул голову из-под полога палатки и заметил мелькание фар, прыгающих вверх и вниз сквозь деревья. Потом последовали крики и более громкое рычание мотора. Похоже, кто-то посреди ночи гонял по берёзовой роще.
Фары приближались, отступали и приближались снова. Эта часть ночи проходила медленно. Я держал полог палатки открытым, чтобы быть готовым выпрыгнуть, если машина или несколько машин соберутся меня переехать. На какое-то время крики стали сильнее, и рычание мотора громче. Я представил себе, что машина заехала в топкое место и забуксовала. Наконец, огни и шум затихли вдали, как-будто их поглотило болото. Снова наползла темнота угольного погреба, и затих слабый плеск воды. Собака залаяла и потом завыла. Я не мог решить, имело ли смысл попытаться поспать. Я просто лежал.
Потом началось урчание и вибрация, как-будто из-за того, что что-то подо мной поднималось из-под земли. Дрожание становилось всё более сильным. Вдруг весь бок палатки осветился бело-голубым светом, который увеличил тени окрестной травы и распластал их по нейлону палатки. Желая хоть одним глазком взглянуть на то, что меня собирается раздавить, я посмотрел из палатки и увидел идущую вверх по течению баржу около тридцати метров длиной, за которой следовала точно такая же вторая баржа. Обе баржи толкал буксир, взбивающий волны позади себя. На головной барже, на её тупом носу прожектор размером со вход в туннель размахивал белым столбом света над рекой: правый берег, левый берег, деревья, небо.
Это плавучее привидение двигалось мимо несколько минут. После того, как прожектор проплыл вперёд, я мог видеть плоскую пустую поверхность баржи, тёмную в тени прожектора. Человеческое присутствие ни чем себя не обнаруживало. Только голубое свечение в высокой капитанской рубке создавало уют тому, кто был внутри. Когда буксир проплывал мимо, рокот его двигателей наполнил ночь. Вскоре буксир и баржи удалались, и в течение десяти минут можно было видеть, как вдалеке прожектор на носу обшаривал темноту, пока река внизу продолжала шлёпать по берегу, как-будто в ванной, в которую кто-то запрыгнул. Потом вернулись темнота и тишина.
Когда Сергей наконец вернулся около пол-четвёртого ночи, я накричал на него. Махнув рукой на сон, я ждал его на раскладном стуле, приходя в ярость всё больше и больше. Во время моего выступления, он пытался успокоить меня и восстановить доверие. Мне стыдно вспоминать об этом. Зачем я позволил им увидеть, что мне было страшно? Вместо того чтобы ждать их, я должен был успокоиться и пойти спать. Шансы, что что-нибудь произошло бы, были очень незначительными. Мне следовало бы понять, что пока я по существу пребывал в полуиспуганном и настороженном состоянии большую часть нашего путешествия, Сергей и Володя наслаждались жизнью. В стране, в которой я никогода не перестал чуствовать себя чужим, они упивались атмосферой свободы и непринуждённости и даже романтическим ореолом оттого, что им повсюду были рады. Когда они говорили, что вернутся тогда-то и тогда-то, они имели в виду, что вернутся, если не наметится ничего интересного. Чего я от них хотел? Сергей даже не носил часов. Я должен был быть доволен, что я причина их приятного времяпровождения. Тем не менее, мне не нравилось сидеть одному среди палаток посреди ночи.
..."
страница 225
"...
Вдоль крутого обрыва в миле отсюда, или около того, крыши и печные трубы деревни смешивались с деревьями-силуэтами. По словам какого-то человека, встреченного по дороге, деревня называлась Берёзовый Яр. Лёгкий ветерок сделал наш ужин приятным из-за отсутствия комаров. После еды, пока постепенно темнело, Сергей и Володя предложили, что они сходят в деревню, купят хлеба и разузнают побольше о местности. Пока они будут там, я буду присматривать за палатками и микроавтобусом.
Мне не нравилась идея, что меня оставили одного в лагере, но я сам взвалил на себя эту обязанность, принимая во внимание мои трудности с языком и тот факт, что я совсем не пью и иногда предпочитаю сидеть в лагере и читать книгу, пока Сергей и Володя проводят время среди людей, с которыми они повстречались в дороге. Но и это тоже не полное описание всей трудности ситуации. Теперь мы были в глухой местности, где появление машины с ленинградскими номерами было большой новостью. Даже дорожные патрули, останавливая нас для проверки, проверяли наши документы с широко раскрытыми глазами -- "А где именно вы живёте в Америке? Чем занимаетесь?" и так далее. Один молоденький гаишник перед тем, как заглянуть в мой паспорт, спросил завистливо: "А в Санкт-Петербурге жить дорого?". И, по-видимому, это любопытство действовало на женщин даже в ещё более сильной степени чем на мужчин.
Я не хочу сказать, что женщины шествовали парадом через наш лагерь, куда бы нас ни заносило, но рано или поздно они появлялись, даже когда мы ставили палатки далеко от деревень. Несколько ночей тому назад на удалённой от дороги полянке я только забрался в свой спальный мешок, как Сергей вытащил меня обратно, чтобы познакомить с двумя женщинами, которых он представил как школьных учительниц, очень желающих меня увидеть. Исполненный осознанием долга, я поднялся, вылез наружу и какое-то время побеседовал с учительницами. Они хотели видеть американца, и, по-моему, Сергей почувствовал себя обязанным представить доказательство, что у него на самом деле есть американец. Потом он и Володя ушли вместе с учительницами на чей-то день рождения, как сказал Сергей, на пикник где-то рядом. Я отказался присоединиться и вернулся к себе в палатку. Мысль о хождении по бабам в Сибири заставила бы меня нервничать, даже если бы я не был женатым. Сергей и Володя посчитали моё нежелание загадочным.
Как бы то ни было, этой ночью после ужина на берегу Тобола Сергей и Володя удалились прочь, шагая в колонну по одному по узкой тропинке вдоль берега, на свою разведывательную миссию в Берёзовый Яр, а я сидел на раскладном стуле и читал, пока не стало совсем темно. Они сказали, что вернутся к десяти часам. Я лёг спать и какое-то время подремал. Примерно в полночь я высунул голову из палатки. В нашем лагере было тихо, и никаких знаков присутствия моих спутников не было. Откуда-то донёслось пение. Встревоженный, я встал и побродил около палаток. Из-за плотных облаков не было видно ни Луны, ни звёзд. Темнота в Сибири -- это серьёзное дело, без уличных фонарей, ярко освещённых автозаправок или зарева большого города на горизонте, чтобы рассеять тьму. Вокруг была только темнота, ветер шевелил листья, и беззвучно текла мимо река.
Может быть Сергей и Володя вообще не собираются возвращаться. Может быть в этот момент они вместе с сообщниками -- кем-то ещё, кого они знали ещё с университетских времён и кто теперь живёт в Берёзовом Яру -- замышляли вернуться к палаткам, пока я сплю, и обокрасть меня. Может быть мои русские приятели в Америке были правы, и я наивно двигаюсь навстречу своей смерти. Я знаю, что иногда у меня есть склонность терять голову и воображать себе вещи, вызывающие панику. Я залез обратно в палатку, крепко застегнул все застёжки-молнии, закутался в свой спальный мешок и попытался успокоиться. Несколько минут спустя, когда я лежал в палатке, по её верху прошёлся луч света. Потом вдалеке заревел мотора и стал становиться громче. Свет изчез и потом появился на другой стороне палатки. Я высунул голову из-под полога палатки и заметил мелькание фар, прыгающих вверх и вниз сквозь деревья. Потом последовали крики и более громкое рычание мотора. Похоже, кто-то посреди ночи гонял по берёзовой роще.
Фары приближались, отступали и приближались снова. Эта часть ночи проходила медленно. Я держал полог палатки открытым, чтобы быть готовым выпрыгнуть, если машина или несколько машин соберутся меня переехать. На какое-то время крики стали сильнее, и рычание мотора громче. Я представил себе, что машина заехала в топкое место и забуксовала. Наконец, огни и шум затихли вдали, как-будто их поглотило болото. Снова наползла темнота угольного погреба, и затих слабый плеск воды. Собака залаяла и потом завыла. Я не мог решить, имело ли смысл попытаться поспать. Я просто лежал.
Потом началось урчание и вибрация, как-будто из-за того, что что-то подо мной поднималось из-под земли. Дрожание становилось всё более сильным. Вдруг весь бок палатки осветился бело-голубым светом, который увеличил тени окрестной травы и распластал их по нейлону палатки. Желая хоть одним глазком взглянуть на то, что меня собирается раздавить, я посмотрел из палатки и увидел идущую вверх по течению баржу около тридцати метров длиной, за которой следовала точно такая же вторая баржа. Обе баржи толкал буксир, взбивающий волны позади себя. На головной барже, на её тупом носу прожектор размером со вход в туннель размахивал белым столбом света над рекой: правый берег, левый берег, деревья, небо.
Это плавучее привидение двигалось мимо несколько минут. После того, как прожектор проплыл вперёд, я мог видеть плоскую пустую поверхность баржи, тёмную в тени прожектора. Человеческое присутствие ни чем себя не обнаруживало. Только голубое свечение в высокой капитанской рубке создавало уют тому, кто был внутри. Когда буксир проплывал мимо, рокот его двигателей наполнил ночь. Вскоре буксир и баржи удалались, и в течение десяти минут можно было видеть, как вдалеке прожектор на носу обшаривал темноту, пока река внизу продолжала шлёпать по берегу, как-будто в ванной, в которую кто-то запрыгнул. Потом вернулись темнота и тишина.
Когда Сергей наконец вернулся около пол-четвёртого ночи, я накричал на него. Махнув рукой на сон, я ждал его на раскладном стуле, приходя в ярость всё больше и больше. Во время моего выступления, он пытался успокоить меня и восстановить доверие. Мне стыдно вспоминать об этом. Зачем я позволил им увидеть, что мне было страшно? Вместо того чтобы ждать их, я должен был успокоиться и пойти спать. Шансы, что что-нибудь произошло бы, были очень незначительными. Мне следовало бы понять, что пока я по существу пребывал в полуиспуганном и настороженном состоянии большую часть нашего путешествия, Сергей и Володя наслаждались жизнью. В стране, в которой я никогода не перестал чуствовать себя чужим, они упивались атмосферой свободы и непринуждённости и даже романтическим ореолом оттого, что им повсюду были рады. Когда они говорили, что вернутся тогда-то и тогда-то, они имели в виду, что вернутся, если не наметится ничего интересного. Чего я от них хотел? Сергей даже не носил часов. Я должен был быть доволен, что я причина их приятного времяпровождения. Тем не менее, мне не нравилось сидеть одному среди палаток посреди ночи.
..."