Просто рассказ, и даже не мой :)
Очень давно, когда я еще даже не увлекалась психологией, а лишь смутно сознавала, что самое интересное для меня в этом мире - люди и то, как они устроены, прочла в одном журнале рассказ, показавшийся мне шедевральным. С тех пор неоднократно давала его почитать разным людям. Кому-то нравился, кому-то нет. Вот равнодушным никто не остался, насколько помню. Мне очень хочется, чтобы этот рассказ не канул в Лету, а остался хоть где-то в электронном виде. Хотя бы в моем ЖЖ. Поэтому вот решила его набрать. Рассказ небольшой, прониклась им еще в школе и обожаю по сей день. В общем, рекомендую всем. :)
От автора:
Мне стукнуло 19, я студент 2-го курса филфака Витебского пединститута. Пишу с тринадцати лет, преимущественно фантастику, сказки. Идеалист, мистик, верю в Любовь. Друзья считают меня наивным, некоторые - недалеким и отставшим в развитии. Я придерживаюсь того же мнения. /.../Вот и все. Желаю вам счастья! Сергей.
ГЛАЗА
Сергей Колбанов
Белые березы под моим окном
Весело сияют в небе голубом...
Сергей быстро взбежал по лестнице на четвертый этаж, отдышался, позвонил в дверь. Отворил высокий седовласый мужчина с орлиным носом, в трико и домашних тапочках. Он что-то сосредоточенно жевал.
Доктор Волтов? - выдохнул Сергей, вперив в него неподвижный слезящийся взгляд.
Я так и знал, - сказал Волтов как-то в нос. Задумался на минуту. - Мне кажется, вы серьезно страдаете. Это правда?
«Я парил над миром, я взмывал к звездам, я смеялся от счастья полета.
Я эти сны ненавижу
За то, что слышу и вижу,
За то, что помню и знаю
О том, чего знать не желаю.
Толик Минаев, мой лучший друг, посоветовал мне качать мышцы. Я последовал его совету. Через месяц наблюдал интересное явление: у меня начало появляться туповатое выражение лица».
Да, - ответил Сергей. - Когда человек выбирает путь страданий, он не выбирает себе страдания.
Глаза Волтова беспокойно забегали по его лицу.
Но послушайте, Сергей, если так будет продолжаться дальше, вы очень скоро сгорите. Вы сожжете себя своими чувствами. Вы невероятно чувствительны, Сергей. И, знаете, как бы вас не обидеть... вы больны!
Что? - Сергею очень хотелось верить, что он ослышался.
Вы как-то обостренно-болезненно воспринимаете то, на что другие уже давно научились не обращать внимания.
Долго они тихо помешивали серебристыми ложечками чай в чашках. Первым молчание нарушил Волтов.
Девушка, в которую ты влюблен - она красивая?
Ложка в чашке Сергея замерла.
Нет, - ответил он. - Кто любит красивых, тот любит неискренне. Это временная любовь. Это не любовь. - Ложечка снова пришла в движение.
Волтов говорил страшные вещи.
Я один из тех, кто творит историю, - говорил он, прохаживаясь перед гостем взад-вперед. - Я вхожу нелегальную организацию докторов, которая с конца 19-го века контролирует развитие общества. Нашу организацию объединяет наигуманнейшая цель: коррекция естественной линии эволюции разума. Малейшее отклонение от этой линии нами, сами понимаете, пресекается.
Сергей вдруг понял, что он не шутит. Может, потому, что был суеверен? Или что-то в голосе Волтова уничтожало само предположение, что это розыгрыш?
Мы - ремонтники общества. Но мы не бездушные ремесленники. Заблудшим мы даем срок подумать. Это так называемый период адаптации, после которого операции излечения проходят значительно успешнее.
А что взамен? - спросил Сергей не без внутреннего трепета.
Волтова вопрос рассмешил.
Думаешь, душу? Ничего подобного! Мы ничего не требуем взамен. Наш основной принципе: все на благо человека и человечества.
Я где-то это уже слышал.
Рано или поздно, - продолжал он, не обратив внимания на реплику, - у каждого молодого человека наступает идеализация всего окружающего, морализм, влюбленность, ощущение сказки. Но почти все приходят к нам.
Почти? - спросил Сергей, не веря ни ушам своим, ни глазам, ни рассудку. - А те, кто не приходят, что становится с ними?
Наиболее опасных оперируем насильно. Одна треть из оставшихся кончает жизнь самоубийством.
А две трети?
Сходят с ума. Вам просто необходимо излечиться. Я вас не пугаю. Я вас предупреждаю.
«Когда я впервые понял, что могу судить о человеке по глазам, я, конечно, не испугался. Я обрадовался. Первые практические результаты моих способностей были наивны. Объектом изучения я поначалу выбирал родителей, друзей. Это веселило. Но позже, когда я стал настоящим специалистом по глазам, мои знания остудили мальчишеский пыл. Я испугался».
Сергей, - спросил Волтов, - а у тебя раньше была девушка?
«Марианна. Я познакомился с Марианной на первом курсе. Я сразу решил, что у нас будет большая любовь, но здорово ошибся.
У этой девушки своеобразный характер. Она как кошка, которая гуляет сама по себе. У нее много друзей: поклонники, малолетние мужчины.
Да, она красивая. Не смазливая, как некоторые современные девчонки, а именно красивая. Даже чересчур.
Она не желает принимать меня всерьез. Считает, что у меня юношеский максимализм, что я для нее маленький.
Ей нужен мужчина с богатым опытом, а не мальчик с воздушными замками в голове.
Поссорились мы, когда я научился читать по глазам.
Эти переростки говорят ей, что ее глаза - темно-болотного цвета - красят ее. Однажды она спросила: «Какие у меня глаза?» А я сказал: «пустые». Она опешила, привела комплименты поклонников. Я сказал: «лесть». Тогда она обиделась и заявила, что я лжец. Может быть, но...
Есть глаза - украшения, необычная разновидность побрякушек. Их единственная необычность: они выполняют функцию зрения. В остальном это лишь красивые пустые стекляшки. В глазах Марианны всегда одно и то же: безразличие и холод. Иными словами, полное отсутствие жизни. По таким глазам совершенно невозможно судить о внутреннем мире человека. Может, поэтому я советовал ей чаще улыбаться?»
Ты белый, как бумага, - сказал Волтов, составляя чашки в раковину. - Что с тобой? Успокойся, расслабься...
Девственность не пугает меня, - Сказал Сергей хрипло, глядя в одну точку перед собой. - Не пугает, как многих моих сверстников. Я наслаждаюсь мыслью, что мне уже скоро девятнадцать лет, а я все еще девственник.
Это самое печальное в твоей болезни, - сухо констатировал Волтов. - Выход из общепринятого стандарта.
Наслаждаюсь и трепещу от восторга...
Я вылечу тебя. Операция займет одну минуту, не больше: я тебя гипнотизирую, ты теряешь сознание, а приходишь в себя совсем-совсем другим.
Таким, как все?
Как все. Но чтобы уничтожить чувство, сидящее в тебе, мне необходимо выяснить его первопричину. Ты не обидишься, если во время операции я пороюсь в твоих сокровенных мыслях?
Ройтесь, жалко, что ли, - буркнул Сергей.
Я сниму с тебя психологический запрет, который ты на себя бессознательно наложил, и тебе станет легче жить.
«Толик Минаев, мой лучший друг, посоветовал мне качать мышцы. Я последовал его совету.
Через месяц наблюдал интересное явление: у меня начало появляться туповатое выражение лица.
В обычном зеркале изменения не так заметны, поэтому я прибег к старому способу: поставил два зеркала перпендикулярно, посмотрел в одно, отразился в другом и увидел себя таким, каким виден только со стороны. Сравнил с фотографией, где мне десять лет. Там я маленькое красивое существо с большими черными глазами и очаровательной детской улыбкой. В зеркале же - угловатый мышчатый жлоб с прищуренными зелеными глазами и кривой улыбочкой.
Я разбил оба зеркала и поклялся обрести былое обаяние.
Святая чистота. Терпкими касаниями безмолвного восторга ты овеваешь нас при появлении на свет.
Розовой дымкой одежд своих щедро одариваешь предназначенных для разума, живешь в каждом частичками бесплотного «ничто».
Перед тобой бессильно зло.
Ты служишь детям, не развращенным реальностью.
Ты бессмертна, и я завидую тебе.
Добро и зло. Чем кончится их борьба? Зло - низшая, животная сторона человека, добро - высшая, божественная. Люди, красивые люди чаще стали поддаваться злу. А красота? Обманчива? Но почему?..
Да, страх. Мы страшимся каждый за себя. И в этом единоличном большинстве мы ужасней всего ужасного».
Вот кушетка, на которой я тебя прооперирую, - сказал Волтов, когда они перешли из кухни в маленькую комнату с белыми стенами.
Ложиться?
Нет, пока присядь. Можно, я задам несколько вопросов? Только, чур, отвечать откровенно. Вопрос первый: твое хобби, твои увлечения?
Всматриваться в лица, читать их по глазам, морщинкам и улыбкам.
«Морщинки продольными и поперечными складками на лбу - это признак тугодумия. У человека привычка вскидывать удивленно брови, выражать лицом напряженное внимание.
Морщинки веером от глаз к вискам - признак иногда доброты, но на самом деле, человек просто очень часто улыбается. Скорее это признак легкомыслия и непостоянного характера.
Морщинки и даже борозды от ноздрей к уголкам губ - явный признак жестокости и двуличия. Обладатель таких морщинок постоянно гримасничает и скалится. Чаще это ухмылки».
Хорошая улыбка любви и доброты: улыбка слегка сомкнутыми губами и сияющими глазами.
Сколько поэзии! Ладно, вопрос второй: есть ли у тебя желание, которое входит в противоречие с твоей совестью и твоими нормами морали? Можешь ответить только «да» или «нет».
Зачем вы задаете такие вопросы?
Итак?
Да, - выдавил сквозь зубы Сергей.
«Мой главный враг - сон. Ненавижу сны, они мучают меня. В какой-то книжке я прочитал, что человек во сне освобождается от запретов и ограничений. Я еще подумал тогда: а не предопределяют ли сны судьбу будущих убийц, воров, насильников? Почему бы не научиться выявлять их заранее, пока страсть к причинению боли не оформилась в определенную цель?
А вчера во сне я насиловал девочку. И сегодня...»
Последний вопрос: сколько лет девушке, в которую ты влюбился?
Сергей вздрогнул.
Какая разница? - раздраженно спросил он.
Просьба не нервничать! - прикрикнул он Волтов и добавил: Большая разница! Итак?
По правде говоря, я и сам точно не знаю, - уклончиво ответил Сергей, пряча глаза.
Понятно. Но все же, хотя бы примерно?
Лет одиннадцать-тринадцать...
У Волтова отвисла челюсть.
Не может быть, - прошептал он, - не может быть.
«Когда я вернулся с семинара, я хотел закончить жизнь самоубийством. И вдруг влюбился.
Я стоял на балконе родного девятого этажа. Разбитое сердце, опустошение. Я смотрел на асфальт внизу, как на избавление. Достаточно перекинуть ногу через перила, и...
Вдруг мир изменился.
Рыжая длинноволосая девочка.
Я увидел ее в окне шестого этажа дома напротив и почувствовать невероятную, невесть откуда взявшуюся томительную слабость.
… Это видение было бредом любви. Я определенно заболел.
Каждый вечер я выходил на балкон, дожидался, пока она покажется в окне, и запускал в ее сторону белоснежный бумажный самолетик. На пятый или шестой день сбылись мои желания: она выпустила свой самолетик. Я считал, что это ответ любви, а для нее это было, быть может, просто игрой. Ведь она еще ребенок. «Ну и что, - думал я тогда, - а разве дети не способны любить?» Я подобрал тот самолетик и храню теперь как самую дорогую вещь на свете... А казалось бы, тетрадный листок и никакого намека на чувства.
Однажды вечером она вышла на улицу и не спеша пошла куда-то по тротуару. Она гуляла. Не помню, как я очутился внизу, но я, как лунатик, преследовал ее.
Мы шли. Я боялся ускорить шаг, она - замедлить. Мы обогнули весь микрорайон, и единственное, но важное, из-за чего это стоило делать, - я узнал ее имя. Когда мы уже приближались к ее дому, одна из девочек, игравших на детской площадке, окликнула ее: «Лена, ты еще выйдешь?»
Счастье неописуемое!
А в тот вечер она выкинула новый самолетик. Неожиданно для себя я обнаружил на нем надпись: «Зачем ты за мной следишь?» Ее напугало мое поведение.
Я словно протрезвел».
И ты, - просипел Волтов, - любишь эту... девочку?
Больше жизни, - тихо сказал Сергей. - Она не красивая, но она святая.
Волтов взял его на руки, аккуратно переложил на кушетку.
Да простит меня господь!..
Он возложил ладони на голову Сергея.
«В тот день я увидел твои глаза, Лена! Я выходил из лифта, а ты входила в него. Я онемел. Наши глаза встретились. Это могло быть случайностью, ведь в моем подъезде живет твоя подруга, но я знаю точно - судьба. Я запечатлел это мгновение навеки, и оно застыло в моей памяти картиной, которую я вижу всегда...
У тебя глаза... Их невозможно описать. Мне кажется, они обладают способностью поглощать в себя. Смотреть в твои глаза небеспокойно. Они теплые и лучистые. Добрые. В твои глаза смотреть легко и уютно.
Я люблю тебя, Лена. Я люблю глаза твои, в которых отражается наш прекрасный, светлый мир!
Я люблю!»
* * *
Спасибо, док. Теперь я чувствую себя легче первшка. Все в порядке. С завтрашнего дня качаюсь, консультируюсь у Толяна, как снимать баб. Спасибо, что освободил от всей этой муры...
Не за что. Это был мой долг - помочь тебе.
Когда они уже попрощались, Сергей, перешагнув порог, вдруг обернулся и сказал с кривой ухмылкой:
А хочешь совет?
Какой?
Как СПИДом не заразиться: спи с девочками-малолетками, и каждый раз с новой. Только вот простыни менять часто придется. Но это пустяки. Здоровье ведь важнее, правда, док?
Правда, да... правда.
Волтов долго и растерянно смотрел на лестницу, по которой сбежал Сергей.
ИЗ УГОЛОВНОЙ ХРОНИКИ:
“Самое жестокое и зверское преступление совершил на этой неделе 18-летний студент пединститута Сергей А. Ученицу 7-го класса Лену И. он изнасиловал в лифте своего дома, с извращениями надругался над ней, гоняя лифт вверх-вниз, потом изрезал ей ножом лицо до неузнаваемости и выколол глаза...»
(Перепечатано из журнала «Парус» за ноябрь 1990 года).