а теперь - дискотека!

[clear_text]

ПЕЙЗАЖ ПОСЛЕ БИТВЫ
История русской советской литературы - точнее, история разгрома, а также сдачи и гибели уцелевших остатков русской литературы - еще не написана. Стыдно называть литературой рыдания и попискивания, которые слышались в ходе этой катастрофы. При всем сочувствии к ее жертвам. Но давать совпису фору за то, что он жил при советах - так

Comments

Про Трифонова

[clovis3]

Весь цикл его «московских повестей» - это сведение счетов между ленинской гвардией и сталинцами. Причем Трифонов стоит на стороне первых, на стороне расстрельщиков и террористов первого призыва.

Ну, всё-таки, наверное, не совсем так: Трифонов не одобряет "расстрелизм" сам по себе. Пытается как-то сгладить, задвинуть куда-то. Но вообще-то увы, увы... Когда-то меня поразила вот эта сцена в "Старике":

На повороте дороги, ведущей в глубь участка, он увидел грузовик с крытым кузовом. Возле грузовика толпились несколько человек, женщины и ребятишки, и что-то кричали, вопили и даже плакали. Внучка Полины великовозрастная Алена бросилась к Павлу Евграфовичу, рыдая.
- Спасите! Они убивают!
- Кого?! - изумился Павел Евграфович.
- Уже убили Гуслика! Теперь ищут Арапку, хотят убить! Какие-то звери! Боже мой, звери, звери!
Человек с охотничьим ружьем на плече удалялся в сторону сараев, рядом с ним мелькал, кажется, Приходько - в соломенной шляпе, в чем-то белом, развевающемся, - за ними бежала толпа детей. Павел Евграфович услышал азартный крик:
- Толя! Айда Арапку стрелять!
Он с ужасом узнал голос внука. Возле заднего борта в кузове стоял знакомый парень - Митька совхозный, прохвост, пьянчужка, он и теперь был, видно, хмелен, рожа красная, еле ворочал языком, что-то женщинам объяснял мыком, а те на него орали и махали руками. Застреленные собаки лежали в кузове. Мальчишки подпрыгивали, чтобы заглянуть через борт. Павел Евграфович поспешил, задыхаясь, к сараям, где человек с охотничьим ружьем тыркался из одной сараюшки в другую, ища Арапку. Какой-то мальчик плакал. Другой закричал радостно:
- Вон! Вон! Вон он!
Убийца разбрасывал груду досок.
- Что можно сделать? - говорил Приходько. - Приказ дачного треста… Это не от нас, товарищи, зависит…
- Прекратить! - крикнул что есть мочи Павел Евграфович.
Никто почему-то не услышал. Он опустился на что-то вроде ящика, деревянное, ноги не держали. В груди была боль. Он вдруг подумал, что сидит на чем-то деревянном и длинном, как гроб. Внезапно из-под досок выскочил, скуля, Арапка и бросился к Павлу Евграфовичу. Прыгнул к нему на колени и сунул нос ему под мышку. Павел Евграфович обнял пса, чувствуя, как тот дрожит. Павел Евграфович задыхался, и в груди была боль.
- Это мой пес… Это не бездомный… - сказал слабым голосом.
Люди что-то кричали. Женщина ругалась с Приходько. Он понимал, что Приходько хочет, чтобы Арапку убили, потому что Арапка пристает к его собачонке. Убивать только за то, что дворняга. Да он лучше всех. Они сами бешеные, эти пьянчуги, их самих застрелить. Ему хотелось все это крикнуть человеку с ружьем и Приходько, сказать Приходько, что он подлец. Он бывший юнкер. Он перекрасился. Его самого застрелить.

Не "он доносчик", а "он бывший юнкер, он перекрасился." До чего же это глубоко сидит в людях!

Re: Про Трифонова

[clear_text]

ах, как хорошо...
Дружников написал (надо бы проверить), что в "Старике" все плохие люди - инородцы. Евреи, латыши, немцы.