Правда будущего это ложь
После публикации статьи Джерома Брунера «Жизнь как нарратив» (Bruner, J. (1987). Life as Narrative. Social Research, 54 (1), 11-32.) знание о социуме всё больше смещается из области факта в область мифологии.
Более конкретно, приобретает популярность точка зрения, согласно которой и индивиды, и народы живут в воображенном ими мире.
В одном из примеров Юваль Ной Харари говорит о Peugeot SA как об одном из множества общественных мифов.
«Если бы стихийное бедствие сгубило всех служащих Peugeot, снесло и сборочные цехи, и офисы… компания сохранится». - Харари
Она не укоренена в материальном мире, а представляет собой юридическую фикцию. Не будучи вещью, Peugeot может быть уничтожена лишь чудом.
Если юрист осуществит все предписанные ритуалы, напишет и произнесет все положенные заклятья, компания исчезнет, хотя её цеха и рабочие, и склады готовой продукции останутся.
Общественная жизнь, таким образом, существует лишь в нашем воображении или, как представлял это Брунер, не имеет иной формы, кроме рассказа о ней самой.
«Мы, по-видимому, не имеем иных способов описания “прожитого времени” (lived time) кроме как в форме нарратива». - Брунер
На внешний взгляд, и, пожалуй, даже на мой собственный взгляд, моя жизнь - это мой рассказ о ней.
О некоторых вещах я не хочу вспоминать, другие я приукрасил. Моя история, следовательно, не полна и не истинна.
Такое представление об истории, конечно, не устроит тех, кто хотел бы увидеть в ней науку, ведь от науки ждут объективности и общественной пользы.
Такая история кажется пугающе «какой угодно» в любом её следующем шаге.
Но это не совсем так.
Вряд ли можно ожидать от меня, что я вырасту до двух километров ростом или проживу две тысячи лет.
Вот и в науке о нашей коллективной истории зреет признание того, что предсказуемость человеческого бытия нужно искать в чем-то ином, нежели в механическом приращении наличных фактов.
Верно, что история не может быть рассказана как история линейного прогресса. Но неверно думать об истории, что она может быть «любой».
В 2016 году я опубликовал статью, в которой была предложена новая концепция истории.
Я предложил привязать историю к повторяющимся типичным событиям, которые могут быть обнаружены лишь в области психики.
«История как наука, следовательно, оказывается психоисторией и должна исходить из того, что деятельность человека предопределена типом его мышления.
А так как этих типов много, каждый из нас живёт в надежде настоять на своём.
В любой момент времени доминирующим оказывается только один психологический тип - эта победа на время обнуляет множество других истин и предпочтений; будучи всегда приобретением, она каждый раз оказывается и ошибкой, и поражением».
Сейчас я лишь хочу сказать о будущем психологическом состоянии, к которому склоняется человеческая история.
Будущее, как явствует из моих исследований, принадлежит людям с интровертным (смотрящем в свое собственное сознание) типом психики.
Интроверсии соответствует особая точка зрения, господствующая над фактами, и, в конечном счёте, служащая обоснованием внутреннего эгоизма. Ради этого создаются теории, и чем дальше они уходят от действительности, тем большее место в них занимает мистическая битва добра со злом.
Разрыв между внутренней психической установкой и реальностью, в свою очередь, становится причиной кассового разрыва в финансировании имперских фантазий.
Примером, доступным из прошлого, является почти всемирная монархия Филиппа II, купавшаяся в американском серебре, а в настоящем - американский кризис печатного станка.
Конвои с драгоценными металлами в Севилью отправлялись из Гаваны раз в год - в марте. Но солдаты и теологи, помогавшие испанцам управлять Европой, требовали денег гораздо чаще.
Кассовый разрыв, в конечном счёте, достиг такой суммы, для удовлетворения которой требовались три года нормального движения атлантических конвоев.
Общая тенденция указывает на замещение в экономике США производства товаров производством денег. Доля компаний финансового сектора в ВВП США увеличилась с 10% в 1947 г. до 50 % в 2011 г.
В качестве характеристики, сближающей современный мир с миром Филиппа II, следует отметить, что только 41% прибыли американского финансового сектора приходится на США, а 60% зарабатывается где-то ещё.
Американские деньги по большей части обслуживают производительные системы других стран мира, главным образом, Китая.
Так это было с испанским серебром, так это происходит и с долларом. Деньги покидают американскую экономику по мере того, как она теряет свою продуктивность.
И мы, конечно, помним, чем это закончилось для испанцев. США пока прошли только половину пути до превращения в точную экономическую копию империи Филиппа II.
Политические и экономические выводы из психоистории не должны восприниматься как самоцель.
Всё - не только американское - мышление человечества утрачивает интерес к фактам и начинает творить свои собственные миры.
Компьютерные миры, а не собственное тело, вот что интересует современного человека. Не мужчины, не женщины, а виртуальные персонажи - таковы люди будущего.
Не предлагайте им правды.
Магазины волшебных палочек - вот, что смущает умы будущих строителей будущего.
Мир будущего, возможно, будет разделен, как в «Матрице» на две половины.
В одной, бредово-компьютерной части, личность мнит себя персонажем одного из прекрасных миров, где всё возможно. В другой - ну вы понимаете, сгусток белковой слизи, придаток чудовищного механизма электропитания фабрики грёз.
Везунчикам-реалистам, возможно, достанутся золотые дворцы выродков братьев Стругацких, их тела будут доживать до 100+ лет, но мозги - только до 80. Деменция правителей создает небывалую угрозу ядерного (или в иной форме) апокалипсиса.
Часть реалистов классом ниже будет обслуживать бредовые интеллектуальные, если так можно выразиться, или сексуальные, не дай бог, потребности дементных элит.
А революционному меньшинству, которому не повезет, точно пригодится перечитать «451 градус по Фаренгейту» Рея Брэдбери.