Почему был отменен НЭП? Разговор Питирима Сорокина и красного банкира Георгия Пятакова
Перед отъездом из России П. Сорокин пришёл к своему другу, одному из высших функционеров-большевиков Г. Пятакову.
«Я сказал ему:
- Пятаков, позволь узнать, ты на самом деле веришь в то, что вы строите коммунистическое общество?
- Конечно, нет, - честно ответил он.
- Значит, вы понимаете, что эксперимент не удался и вы строите обычное буржуазное общество. Тогда почему высылают нас?
- Ты не принимаешь во внимание того, что в России идут параллельно два процесса, - сказал он. - Один из них - восстановление буржуазного общества; другой - приспособление Советского правительства к этому обществу. Первый процесс протекает быстрее, чем второй. Это несёт угрозу нашему существованию. Наша цель - затормозить развитие первого процесса. Вот почему вас выдворяют за границу. Возможно, через два-три года мы пригласим вас вернуться обратно».
Ответ Пятакова не кажется интуитивно понятным. Что именно в НЭПе несло угрозу его существованию?
Будучи заместителем председателя Госплана, он держал в своих руках важнейшие нити НЭПа, получая огромные выгоды от своего положения.
О том, как выглядел НЭП вблизи, мы можем судить по работе Юрия Ларина (Лурье), родственника Н. Бухарина, члена президиума ВСНХ и одного из создателей того же Госплана. Работа называется «Частный капитал в СССР». Она была написана Лариным в 1927 году по материалам уголовных дел, возбуждавшихся против нэпманов и соответствующей судебной статистики.
Книга Ларина не оставляет сомнений в том, что нэпманами были, в основном, партийные и советские работники, действовавшие через своих подставных лиц, псевдокапиталистов или, отчасти, становившиеся сами впоследствии капиталистами.
«Сами служа в хозорганах, они в то же время организовывали различные предприятия или на имя своих родственников, компаньонов, или даже прямо на своё собственное. А затем перекачивали в эти частные предприятия находившиеся в их распоряжении государственные средства из государственных органов, где они служили. Совершив такую перекачку, они обычно оставляли вовсе госорганы и «становились на собственные ноги». Это явление было распространено чрезвычайно широко. Можно было бы привести сотни примеров того, как различные ответственные и не очень ответственные деятели, коммерческие директора и другие деятели заводов, различных хозяйственных объединений, железных дорог, торговых организаций - государственных и кооперативных - организовывали параллельные лавки, параллельные магазины, параллельные общества, параллельные фирмы, которые и начинали якобы заниматься поставками и подрядами на государственные органы и всякими сделками с ними».
Согласно собранной Лариным судебной статистике, «около трёх четвертей тех государственных служащих, которые были активными организаторами частных предприятий и перекачки в них государственных средств, были интеллигенцией технической, юридической и всякой прочей. В подавляющем большинстве они не были людьми, которые уже до революции были частными предпринимателями; перед нами процесс образования новой буржуазии, пореволюционной. Это были люди, которые превращались в настоящую предпринимательскую буржуазию в первые годы нэпа, используя своё административное положение в государственных органах. … из частных предпринимателей, дела которых слушались судом в 1924-1926 гг., состояло на государственной службе до 1921 г. ни много ни мало 90 %».
Из НЭПа у советской и партийной бюрократии был логичный выход обратно в капитализм. Советская и партийная бюрократия, составлявшая 3/4 "Рогов и Копыт", при таком повороте событий вернулась бы, как будут повторять их внуки в 1990-х, в русло цивилизованного развития и превратилась бы в новое издание буржуазии.
После разгрома «рабочей оппозиции» в верхах партии в РСФСР/СССР не осталось политической силы левого толка, которая могла помешать такому развитию событий. В пользу реставрации капитализма говорило и восстановление хозяйственной жизни, связей между городом и деревней, международной торговли России, укрепление рубля, рост занятости, улучшение условий жизни населения.
В таком случае, чего же опасались Пятаковы, Ларины и прочие Корейки?
Уже «накравши», как писал Ларин, им только и оставалось, что «встать на свои собственные ноги» в роли новых Морганов и Рокфеллеров.
Вместо этого, они в 1928 году… отменили НЭП.
Объяснить это решение невозможно без понимания сущности большевизма, включавшего в себя, например, Юрия Ларина - представителя богатейшей еврейской семьи, или Георгия Пятакова - сына управляющего крупного сахарного завода, и многих других подобных деятелей, о которых А. Коллонтай писала как о «многочисленном слое мелкобуржуазных элементов прежней, капиталистической России, всяких скупщиков, посредников, мелких торговцев, приказчиков, хозяйчиков, ремесленников и мелких чиновников, которые быстро приспособились к советским органам. Это они-то, главным образом, и заполняют советские учреждения, являясь «агентами» Наркомпрода, заведующими снабжениями армии, юркими «практиками» в различных главках и центрах.
Именно этот слой, широко разлитый по советским учреждениям, слой мелкой буржуазии, мещанства с его враждебностью к коммунизму, приверженностью к косным нравам прошлого, с отвращением и страхом к революционным действиям, и разлагает наши советские учреждения, внося туда дух, совершенно чуждый рабочему классу».
С поправкой на то, что Пятаков и Ларин были представителями далеко не мелкой буржуазии, а, пожалуй, даже крупной.
Тогда и тем более невозможно объяснить, чем им помешала реставрация капитализма в России, - скажет читатель.
А что, если предположить, что в специфических условиях России, где главным европейцем и главным капиталистом было государство, высшие деятели НЭПа переросли и свою буржуазность?
Особенностью становления капитализма в России по воле государства стала тенденция к отчуждению власти не в пользу буржуа, частного собственника или класса капиталистов, а в пользу бесклассового феномена - технократии.
Особость и новизна этого феномена уже во времена Маркса состояла в том, что некоторые технически сложные вещи получали свой смысл лишь в комбинации с другими технически сложными вещами.
Например, римская галера не была в инженерно-техническом смысле связана с римскими дорогами или осадными орудиями. Галеры могли создаваться или использоваться независимо от акведуков и цирков. Но техносфера это совсем другое дело. Производство паровозов не имело бы смысла без наличия железных дорог. Хотя строительство паровоза охватывало один комплекс технических проблем и решений, а строительство железной дороги - совершенно иной комплекс, эти разные специализации не имели бы смысла одна без другой. Эффективное использование энергии пара немыслимо также без развитой и работающей как часы горнорудной промышленности со своими специализациями, которая, в свою очередь, опиралась бы на железные дороги и паровозы в качестве средств сообщения.
Многие или даже большинство марксистов сами были технократами по своему происхождению. Однако в марксистской теории технократии места не нашлось. Марксисты смотрели в зеркало, но не увидели в нем себя. Марксисты, покупая билеты на поезд или захватывая почту и телеграф, не увидели за деревьями леса, то есть техносферы. Этот провал их теории можно объяснить тем, что объектом марксистского исследования было скорее отдельное частное предприятие, но не экономика; скорее экономика, чем цивилизация, включавшая также и технику.
Будучи обличителями пороков буржуазии, Маркс и Энгельс сами усвоили буржуазный взгляд на вещи владельца какой-то одной фабрики, на которой сконцентрированы все интересы хозяина, но не взгляд профессионального управляющего сетью таких фабрик, такой отраслью, таким народнохозяйственным комплексом, где отдельное частное предприятие - лишь маленькая незаметная клеточка.
Взгляды классиков марксизма и большевиков на капитализм можно сравнить со взглядами, например, Саввы Морозова, решившего из сочувствия к рабочим передать им в собственность одно предприятие, производящее ситец. Но это не взгляд Вальтера Ратенау или Александра Ивановича Гучкова, управлявших отраслями или экономиками целых стран Европы.
Оставаясь в битве против капитала полковниками, большевики не заметили принципиальных изменений в качестве современных им государств, которые они продолжали считать «буржуазными». На более высоком стратегическом уровне, помимо прежних задач поддержания господства буржуазии и классового мира (что марксистами отрицалось) передовые государства Европы и США приняли на себя также управление техносферой как народнохозяйственным комплексом. В конце XIX века, чтобы зарабатывать на ножницах цен, промышленно развитое государство должно было находить наилучшие решения не отдельных изолированных проблем, а комплексные одновременные решения множеств технически сложных проблем: начиная от создания передовых машин до вакцинации населения. От финансирования жилья для рабочих до создания политических партий рабочего класса.
Но марксисты, сталкиваясь с этим новым феноменом повсюду, в том числе и сами в себе, видели только приказчиков капитала. Они не заметили, что технократы играют в современном им обществе роль, не сводимую к функции приказчика, что это представители более высокой организационной культуры, нежели культура капитализма.
Когда капитализм стал выходить за пределы частной инициативы и для своего нормального функционирования обратился к таким комплексным решениям, как железнодорожные расписания, он перестал быть капитализмом. Но его могильщиком становились не пролетарии, как ошибочно полагали Маркс и Энгельс, а скромные чиновники министерств путей сообщения и другие технократы.
Организационная культура технократии основана на комплексных решениях по управлению техносферой (а к настоящему моменту, также и социосферой через информационную техносферу). Следовательно, технократия не заинтересована в передаче управления техносферой в руки рабочих, что уничтожило бы техносферу, ни в сохранении ее в частной собственности буржуазии, так как это препятствует тем комплексным решениям, на которых базируется власть технократии.
Возвращаясь к загадке отмены НЭПа, мы теперь не увидим никакой загадки.
Мы теперь можем заметить, что НЭП был откатом к классическому буржуазному капитализму вместо технократического капитализма, сложившегося в России, и в силу специфики её развития, обогнавшего её капитализм, а затем разрушенного гражданской войной.
Советские технократы, сидевшие в директорских кабинетах, не имели теоретических инструментов для понимания себя, но они были напуганы возрождением власти буржуазного хозяйчика, которая грозила отменить их власть. Они также были напуганы, что коль скоро они крадут как буржуи, то их и прищучат как буржуев.
Им хотелось выскочить из этой ловушки, обратно в технократический государственный капитализм - хотя сами себе они могли объяснять это иначе, как приличествовало случаю или их несовершенной теории.
Некоторые объяснения сегодня могут показаться экзотическими.
На XII съезде партии в 1923 году Сталин, не имея словарного запаса для описания грядущего ужасного краха технократии, связал развитие мелкого и среднего капитализма в России с понятной большинству однопартийцев угрозой «великорусского шовинизма».
«За эти два года мы ввели так называемый НЭП, а в связи с этим национализм великорусский стал нарастать, усиливаться, родилась идея сменовеховства, бродят желания устроить в мирном порядке то, чего не удалось устроить Деникину, т.е. создать так называемую «единую и неделимую».
Таким образом, в связи с НЭПом во внутренней нашей жизни нарождается новая сила - великорусский шовинизм, гнездящийся в наших учреждениях, проникающий не только в советские, но и в партийные учреждения, бродящий по всем углам нашей федерации».
Вот что теории то с людьми делают!