МИРОВАЯ КИНОМЫСЛЬ. ФРАГМЕНТЫ ИЗ КНИГИ ОБ ЭЛЬДАРЕ РЯЗАНОВЕ. ЧАСТЬ 3

[cinemapages]

 

Смоктуновский очень боялся, что, отдавая должное этой особенной серьезности, он не сможет сыграть эту роль смешно.[1] Однако их дуэт с Олегом Ефремовым дал поразительное сочетание смешного и трагического, провинциального и городского, по-молодому новаторского и умудрено- традиционного.[2]

Сочетание двух стилей и двух философий смотрелось правдивее, чем представление какой-то одной. Принятие противоречий смотрится реальнее, чем их отрицание, даже если такое принятие и кажется «эксцентричным» - при обсуждении достоинств и недостатков картины именно эта характеристика переходила из одной газетной статьи в другую. Главный герой, Деточкин, «нормальнее многих» - несмотря на то, что он ворует чужие машины. «Он более нормален, потому что он обращает внимание на вещи, мимо которых другие равнодушно проходят».[1] Реалистичности, которая достигается посредством внимания к мелочам, как и посредством самих этих мелочей, нельзя достигнуть безапелляционным суждением. Рязанов, как подлинно реалистичный, и в этом смысле, нормальный режиссер, «не любил судить».[2] Как же разворачивается в этом избегающем безапелляционных суждений фильме история человека, судившего и наказывавшего других на основании собственных чувств и потом осужденного на основании законов своей страны?
О том, что это была за страна, нужно говорить отдельно. Рязанов всегда рассчитывает на зрительскую массу - в надежде, что когда-нибудь исходящие от нее импульсы будут способствовать переменам в государственной кинополитике. Изначально сценарий «Берегись автомобиля» не получил одобрения сверху, и соответствующий фильм не был запущен в производство. Рязанов и Брагинский преобразовали его в киноповесть и выпустили в виде книги. Публика книгу оценила, она разошлась тиражом 50 тысяч экземпляров и впоследствии несколько раз переиздавалась.[3] Именно сложившийся таким образом контакт с публикой сообщил фильму известную категоричность, присущее ему ощущение правоты.[4] Герой фильма и его «поразительно чистая и справедливая душа, его бескорыстие» вызывают в людях чувства, которые «когда-нибудь - хочется верить - найдут свое выражение в реальной жизни, не вступая в противоречие с советскими законами».
Фильм, как мы видим, судит - но при этом не осуждает. Он выносит оценки, но при этом дает достаточно оснований, чтобы понять и простить тех, кого он судит. В каком-то смысле он представляет собой опыт самокритики, частное философское усилие, направленное на изменение членов общества и его создателей - в той мере, в какой они тоже являются членами этого общества. Преступников воспринимают, судят и оценивают в соответствии с их личными успехами и провалами; их судят по их собственным намерениям. Авторы стараются понять героя, этот упорствующий в своем преступном намерении советский гражданин является не положительным героем, а «положительным вором»[5]. Деточкин - это попытка изменить и расширить зауженное и заниженное представление об отдельном человеке; здесь нет громкой философской проповеди, нет рецептов общественных реформ, способных изменить всех и каждого. Рязанов не разрешил и не мог разрешить этих проблем, даже если бы стал говорить очень громко. Как и Чаплин, он рассчитывал лишь на то, чтобы смягчить свой век, взывая к человеческому сердцу, к симпатии, которой каждый человек наделен от природы. «Рязановская манера не допускала никакой искусственности. Он всегда просил актеров играть нежно, естественно, ненатужно».[6] Отсутствие нарочитости, напористости, стремления изменить мир свидетельствует о том, что грусть может играть благоприятную, позитивную роль. Возможно, грусть - первый шаг к скромности, к признанию и утверждению многообразия этого мира. Чтобы выяснить, так ли это, проведем более детальный анализ фильма.[7]
Деточкин живет в постоянном страхе, он боится, что завтра его материальное положение будет еще хуже, чем сегодня. Возможно, именно этим объясняется его профессиональные успехи: будучи страховым агентом, Деточкин умудряется продавать грусть даже в авиаперелетах, когда самолет то и дело подбрасывает из-за непогоды:
«Самолет крепко тряхнуло. Южанин болезненно поморщился: он плохо переносил полет.
- Вы читали в «Вечернем Тбилиси», - Деточкин счел долгом вежливости продолжить беседу, - при заходе на посадку разбился самолет Боинг 707?
- Слушай, не надо! - голос с легким кавказским выговором дрогнул. - Не люблю я этих разговоров!
- А я воспитываю себя так, - кротко разъяснил Деточкин, - чтобы смотреть опасности прямо в глаза. Тем более, что от нас ничего не зависит, все в руках летчика. Вы застраховали свою жизнь?
- Слушай, зачем пугаешь? Зачем нервы мотаешь? - простонал попутчик, изнемогая от воздушной болезни.
- Страхование - прекрасная вещь, - вдохновенно продолжал Деточкин, вынимая из портфеля гербовую бумагу. - Вот ты гибнешь при катастрофе, а твоя семья получает денежную компенсацию.
Побледневший южанин ничего не ответил.
- Может быть, застрахуемся от несчастного случая? - предложил Деточкин. - Можно оформить здесь, пока мы еще в воздухе.
- Слушай, - догадался южанин, - ты страховой агент, что ли?
- Да. - Улыбка осветила лицо Деточкина, и он похорошел.
- Я так скажу, дорогой, - сосед рассердился. - Ты не страховой агент, ты, дорогой, хулиган! Если мы разобьемся, кто ее найдет, эту бумагу, а если мы не разобьемся, то я буду зря деньги платить!
- Но вы же не в последний раз летите, - Деточкин ободряюще глядел на него наивными и грустными глазами».[8]
Деточкин здесь все еще далек от того, чтобы стать положительным персонажем. Если принять за основу мою интерпретацию, мы могли бы надеяться, что Деточкин превратится из продавца грусти в человека, уясняющего для самого себя философскую ценность этой грусти - безотносительно к прибыли, которую она ему приносит. Некоторую надежду дает тот факт, что Деточкин, несмотря на все свое усердие, постоянно конфликтует с мировоззрением и стилем жизни тех, кто контролирует, нагружает и руководит. Его сосед, всю жизнь бывший начальником предприятий в различных отраслях промышленности (товарищ Стулов), настолько сросся с крикливым миром догм и лозунгов, что уже не дает себе труда повышать голос. Вот его догма: «Он знал, что подчиненные его услышат. Стулов регулярно возглавлял какое-либо ведомство и, активно трудясь, доводил его до состояния краха и разгона. Он был незаменим при реорганизации, преобразовании и перестройке. Сейчас он находился в состоянии невесомости. Одно ведомство разогнали, другое еще не создали. Стулов сидел дома и привычно ждал назначения. Он еще не знал, чем будет руководить, но знал, что будет».
При всей своей деловой смекалке, при всей успешности своей страховой деятельности, в личной жизни Деточкин довольно несчастлив: нерешительность не дает Деточкину жениться на Любе, за которой он ухаживает. В сердечных делах он «ненадежный человек». Он возвращает Любе ключ от ее квартиры, но даже уходя, он из тщеславия надеется, что его остановят. Но Люба не мешает ему уйти. Только в контексте этих личных неудач и тихой грусти мы начинаем понимать, что могло перенаправить Деточкина от мира наживы к женитьбе, от стремления к общественному престижу к частным ценностям. Как показывает его уход из квартиры, пассивность грусти требуется ему для того, чтобы подготовиться к личному действию. Пассивность может предшествовать действию и стоять у него на службе.
Как мы вскоре увидим, Деточкину присущ по крайней мере один элемент строгого мышления - врожденная честность, и она сослужит ему хорошую службу. Деточкин не может соврать, даже когда пытается угнать машину:
«- Это ваша машина?
- Нет, - емуне хотелось врать.
- Но вы шофер?
- Нет, нет.
- Но что же здесь тогда делаете?
- Пытаюсь угнать эту машину, а вы меня задерживаете!
- Тогда, пожалуйста, угоните вместе со мной! Я опаздываю на поезд.
 Деточкин мучительно размышлял: пассажир рядом - все-таки маскировка. Какой нормальный вор угоняет машину вместе с пассажиром?
- Вы что действительно опаздываете?
- Да.
- Садитесь. Но вы становитесь соучастником.
- Хорошо-хорошо. На Курский вокзал».[9]
Когда преступление в конце концов совершается, когда начинаются кражи, Деточкин преступает закон (что плохо), но он преступает его, следуя своему личному моральному кодексу (что хорошо). То, что показано в фильме как достойное порицания преступление, на деле оказывается этапом постепенного зарождения у человека самоуважения и решительности, которой так долго требовали от него его близкие. И грусть сыграла в этом зарождении не последнюю роль. «Внезапно Деточкин ощутил себя на краю пропасти. Он хотел отступить, но сзади была стена. Проходить сквозь стены, даже сквозь сухую штукатурку, он не умел. Он безысходно взглянул на небо. По голубому потолку бодро вышагивали вполне реалистические колхозницы со снопами пшеницы. Деточкин пожалел, что он не с ними. Деваться было некуда».[10] Это желание раствориться среди людей или в природе - как мы уже видели в случае с Еленой Сергеевной - в ближайшем будущем обернется принятием и утверждением желаний других (по крайней мере, мы на это надеемся).
То же самое саморазрушительное желание вершить справедливость по отношению к другим проявляется в глупейших ситуациях - например, когда за тобой гонится милиция. Когда Деточкин выезжает на улицу, проходящую мимо пионерского лагеря, и видит знак, ограничивающий скорость до 20 км/ч, ни он, ни преследующий его милиционер не могут заставить себя превысить максимально допустимую скорость. Украденная машина резко тормозит и начинает ползти до смешного медленно, а милиционер, поступающий точно так же, упускает шанс поймать Деточкина. Милиционер и преступник соблюдают одну и ту же (социальную) норму; проблема здесь в том, какую роль играет личное убеждение в следовании предписаниям закона. Им можно следовать из добрых побуждений, а можно из злых, в следовании законам может просматриваться логика, а может проглядывать безумие, как в случае Деточкина - мы начинаем понимать это, как только узнаем о нем немного больше. Довольно поздно по ходу фильма мы узнаем, что он попал в серьезную аварию, когда работал шофером, и получил сотрясение мозга. Его мать молит теперь бога, чтобы ее травмированный сын начал, наконец, ковать семейное счастье, а ее сын в это время бродит по городу - «добрый, доверчивый, с грустными глазами». Он настолько добр, что порой это кажется неестественным; в какой-то момент его даже спрашивают: «Простите, а вы не псих?».
Недостаток сведений, на основании которых мы могли бы решить, псих он или нет, заставляет и нас пересмотреть собственную склонность осуждать других, не понимая до конца их мотивов и не имея полной информации об их жизни. Например, когда мы узнаем, что Деточкин - вор, нам неспешно сообщают: «Да, дорогой зритель! Деточкин не брал себе денег! Он хоть и вор, но бескорыстный. Честнейший человек! А переводил он деньги в Метельск потому, что в военные годы, когда мама ушла в ополчение, Юра воспитывался именно в этом детском доме».
Мы имеем дело с вором, который играет Гамлета в любительском спектакле. Деточкин, как и принц датский, стремится восстановить справедливость и ставит под вопрос авторитет иерархической системы. Чтобы достичь своей цели, он играет с общепринятым пониманием безумия. Но, как и в английской пьесе, то, что кажется безумием, может на самом деле обернуться лишь способом борьбы с собственной ненавистью к безвкусице заговоров, к неизбежности мести. Упомянутая выше погоня объявлена автором «неотъемлемой частью» подобных историй; похожим образом, по мере приближения суда Деточкин раздумывает, не было ли его отрицание столь же предсказуемых и неотъемлемых от общества сюжетов (нравственности или должного поведения) «катастрофической ошибкой». Смешение разных историй и способов поведения нарушает советский statusquo.
Судьи, разбиравшие это дело, тоже приходят в замешательство. Следователь, которому по долгу службы нужно отыскать и наказать Деточкина, настолько тронут его мотивами, что решается защищать его в суде и, соответственно, ставит личное выше общественного. Симпатия приводит следователя к тому, что он начинает обвинять государство и просить, чтобы государство не осуждало, а поощряло общество всеприятия и проявляло к нему сострадание. «Уважаемые товарищи судьи! Я понимаю, перед вами сложная задача. Деточкин нарушал закон, но нарушал из благородных намерений. <…> Он, конечно, виноват, но он, - сдержал слезы следователь, - конечно, не виноват. Пожалейте его, товарищи судьи, он очень хороший человек».[11] Сам Деточкин правдиво говорит судьям, что он совершал преступления, чтобы помочь силам правопорядка и что «поэтому все так и получилось». Он взял принципы и этические нормы социалистического общества и довел их до логического конца, что выходило за рамки логики самосохранения и личного интереса - «поэтому все так и получилось».
Авторы фильма просили своих зрителей, не знакомых с советским законодательством, опираться в своих суждениях о Деточкине лишь на две другие связанные с ним системы, обе эмоциональные. «Если вы добры, облегчите судьбу Деточкина. Если вы суровы, давайте, упрячьте его в тюрьму!» Фильм не оставляет сомнений в том, что Деточкин получил срок, поскольку в последней сцене мы видим, как он, ссутулившийся, с обритой головой, возвращается в город и устремляется к троллейбусу, за рулем которого сидит его возлюбленная: «Здравствуй, Люба, я вернулся!» Теперь, пережив всю печаль своего положения, он может показать свою преданность другому человеку. Самоуверенный агент материального мира испытал меланхолию скромности перед чувствами других (частные отношения) и в равной мере перед обидой, которую он нанес чувствам других (социальные отношения). В соответствии с этой логикой, следователь помог ему. Деточкин даже назвал в честь него своего будущего ребенка. Однако почему нужно обижать мать и невесту и нарушать законы своего государства для того, чтобы почувствовать положительные, пост-меланхолические возможности самости? Неужели мы настолько тупы и неповоротливы?

[1] «Эти несерьезные, несерьезные фильмы» (ч.2). Проблема нормальности в фильме обсуждается также в публикации «Артист: книга об Е.А. Евстигнееве» (М.: Культура, 1994). С. 138.

[2] Н. Зоркая «Сквозь видимый миру смех»: ж-л «Искусство кино», №11 (1971). С. 116-27.

[3] Рассуждения Э. Рязанова о неизбежности конфликтов при производстве советских фильмов см. в: «Судьба лихого эпизода»// Ж-л «Советский экран», №1, 1967. С. 8-9.

[4] Более подробное обсуждение этой проблемы см. в: Громов «Комедии и не только комедии». С. 103.

[5] Олег Ефремов о своей роли в фильме «Волк в овечьей шкуре»: Ильина «Мастера советского кино», стр. 161-2.

[6] В. Цыганова «Смоктуновский и Ефремов в комедии»// ж-л «Советский экран» №5, 1966. С. 13.

[7] Анализ основан на версии сценария «Берегись автомобиля», опубликованной в книге «Тихие омуты», с. 39-127.

[8] Там же, с. 66.

[9] Там же, с. 46-47.

[10] Там же, с. 70.

[11] Там же, стр. 122.

перевод Ольги Серебряной

The Sad Comedy of El'dar Riazanov: An Introduction to Russia's Most Popular Filmmaker
by David MacFadyen
http://www.amazon.co.uk/Sad-Comedy-Eldar-Riazanov-Introduction/dp/0773526366

[1] «Ирония судьбы». Газета «Труд», 8 июня 1975.

[2] Е. Горфункель «Дуэт: Ефремов и Смоктуновский»: «Московский наблюдатель» №4, 1993. С. 12-15.