Что я прочитал
А. И. Куприн
Как и в случае с Шукшиным я прочитал все произведения Куприна, точнее говоря, все, которые были в библиотеке Мошкова. Сразу хочу сделать маленькое отступление. Часто вижу в разных «Итогах года» число прочитанных книг. Например, «за этот месяц я прочитал пять книг». Интересно, имеются в виду только крупные формы? Потому что Куприн не написал ни одного романа, только двенадцать повестей и более ста рассказов. Что же считать за «прочитанную книгу»? Один рассказ - несерьёзно. Все рассказы за одну книгу - глупо. Считать по килобайтам, знакам, авторским листам и проч. - тоже глупо, да и затруднительно. Ладно, здесь отступление заканчивается.
Я, разумеется, не имею ни желания, ни возможности написать даже кратко свои впечатления о каждом рассказе и каждой повести Куприна. Хочу отметить только, что автор очень быстро вышел на высокий литературный уровень (к середине 1890-х) и поддерживал его примерно до революции 1917-го года. Эмигрантских книг меньше по количеству, да и качество их уже не то.
Об одном рассказе (« Болото») я уже писал, сейчас кратко напишу о своих впечатлениях от самых запомнившихся произведений.
Начну с повестей.
Впотьмах (1892) - совершенно ученическая ещё работа, даже дурновкусная. Просто нельзя поверить, что это Куприн. Страсти из бульварных романов.
Молох (1896) - оставляет ощущение некоторой недоделанности, точнее, скомканного конца.
Прапорщик армейский (1897) - здесь у Куприна интересный поворот, несколько раз встречающийся и в других его произведениях, своего рода «перемена ролей», когда в любовной связи мужчина предстаёт нежным, романтичным, наивным партнёром, а женщина - циничной, только «играющей в любовь» и не то что бы содержанка, тянущая деньги (это-то как раз «традиционная» роль), а вот именно «поматросила и бросила».
Олеся (1896) - здесь, думаю, излишне что-либо писать. Кто не читал эту замечательную повесть, по крайней мере смотрел «Колдунью» с Мариной Влади, сюжет этого фильма хотя формально и не по книге Куприна, но очень с ней перекликается. Хочу только отметить, что примитивная и отвратительная жестокость часто маскируется под благородное негодование. Изувечившие Олесю бабы просто хотели покуражиться и выплеснуть злобу, агрессию, но маскировалось это благородным возмущением (Колдунья осквернила храм божий). Все эти «учителя» на дорогах, разные воинствующие религиозные погромщики и проч. - из того же теста.
На переломе (Кадеты) (1900) Всем советую прочесть. Воспоминания Куприна о детстве в военной гимназии слишком похоже на книги о детских колониях (типа «Одлян»), о бурсе («Очерки бурсы»), да и в сталинских школах для мальчиков, судя по некоторым описаниям, было нечто схожее. Культ физической силы, жестокость, агрессия сильных по отношению к слабым, формирование «каст» (в том числе «опущенных» - такими в военной гимназии были страдающие ночным недержанием мочи дети), расправы со «стукачами», издевательства - вот психологический климат в закрытых учебных заведениях для мальчиков. И совсем не только в российских - в элитных британских школах для детей аристократов было то же самое. Обстановка в школах для девочек, по-видимому, тоже нездоровая, но не до такой степени.
Поединок (1905) Ещё один шедевр и в немалой степени потому, что автор пишет на хорошо знакомую тему. Отмечу только, что (как я писал уже ранее) дуэли со смертельным исходом даже после их официального разрешения в 1894-м году были величащей редкостью, буквально по одной в год на все вооруженные силы.
Суламифь (1908) Эту повесть назвал бы скорее стилизацией под восточные притчи. Интересен в ней не столько сюжет, сколько язык.
Гранатовый браслет (1910) Об этой книге писал уже более года назад.
Яма (1915) - могу себе представить какой эффект произвела эта повесть в то время! Не могу, правда, судить, насколько точно Куприн описывает бы проституток, но вообще очень красочно, ярко, запоминается. Из особенно впечатлившего - во-первых, чудовищные цифры «проходящих» через одну женщину за ночь мужчин. Во-вторых, история с попыткой «спасения» падшей женщины студентом-идеалистом, закончившаяся вполне ожидаемо. Только образ Тамары отдает какой-то бульварщиной.
Юнкера (1932) Эмигрантская повесть о старой России. Сплошной «хруст французской булки». Так умилительно, что аж читать тяжело. Ностальгия и розовые очки, хотя сама по себе фактическая часть небезынтересна.
Колесо времени (1929) Ничего выдающегося. Очередное «что имеем - не храним, потерявши - плачем».
Жанета (1933) Очень милая повесть, лучшая из эмигрантского периода, но вершина творчества для Куприна в то время была уже давно позади.
Некоторые из запомнившихся рассказов:
Миллионер - слава богу, что такую бедность мы хотя бы в развитых странах уже изжили. Маленький шажок, но настоящей нищеты в не в иммигрантских кругах уже нет - как никто, даже бомжи, сегодня не будет в развитых странах ходить в лохмотьях, босиком, или голодать.
Конокрады Все авторы, пишущие о жизни крестьян в России в один голос говорят о том, насколько жестоко расправлялись крестьяне с конокрадами. Но художественное описание - это особая вещь:
«...лежал на сырой и темной от крови траве Бузыга. Все лицо его представляло собою большой кусок окровавленного, разодранного в клочья мяса. Один глаз был вырван и висел на чем-то, похожем на красную, мокрую тряпку. Другой глаз был закрыт. Вместо носа по щекам разлипалась большая, мягкая кровяная лепешка.»
Поход. Ещё один пример того, что лучше всего писать о том, что хорошо знаешь.
Жидовка. Одно из самых отвратительных в старой Империи явлений - её политика в отношении евреев. В целом ведь Россия не была такой уж плохой страной, да, отсталая, да, второй эшелон, но в некоторых вещах...
Штабс-капитан Рыбников. Вот до чего доводит патриотический угар. В начале Первой мировой таким же точно образом и немецких шпионов искали.
Как я был актером Ощущается, что и с театральной (и цирковой) жизнью Куприн тоже был хорошо знаком.
Леночка. По сути, Куприн мастер именно зарисовки, картинки (не развития и не динамики). Этот рассказ, без сомнения, из лучших именно как зарисовка. Мастерский язык, психология, стиль, настроение - всё на десять баллов из десяти.
Черная молния. Здесь больше всего заслуживает внимания описание лесничего:
Он очень редко показывался в уездном свете, потому что три четверти жизни проводил в лесу. Лес был его настоящею семьею и, кажется, единственной страстной привязанностью к жизни. В городе над ним за Он очень редко показывался в уездном свете, потому что три четверти жизни проводил в лесу. Лес был его настоящею семьею и, кажется, единственной страстной привязанностью к жизни. В городе над ним за глаза посмеивались и считали чудаком. Имея полную и бесконтрольную возможность подторговывать в свою пользу лесными делянками, отводимыми на сруб, он жил только на свое полуторастарублевое жалованье, жалованье - поистине нищенское, если принять во внимание ту культурную, ответственную и глубоко важную работу, которую самоотверженно нес на своих плечах целые двадцать лет этот удивительный Иван Иванович. Право, только среди чинов лесного корпуса, в этом распрозабытом из всех забытых ведомств, да еще среди земских врачей, загнанных, как почтовые клячи, не и приходилось встречать этих чудаков, фанатиков дела и бессребреников.
Много лет тому назад Турченко подал в военное министерство докладную записку о том, что в случае оборонительной войны лесники благодаря прекрасному знанию местности могут очень пригодиться армии как разведчики и как проводники партизанских отрядов, и потому предложил комплектовать местную стражу из людей, окончивших специальные шестимесячные курсы. Ему, конечно, как водится, ничего не ответили. Тогда он, на собственный риск и на совесть, обучил практически всех своих лесников компасной и глазомерной съемке, разведочной службе, устройству засек и волчьих ям, системе военных донесений, сигнализации флажками и огнем и многим другим основам партизанской войны. Ежегодно он устраивал подчиненным состязания в стрельбе и выдавал призы из своего скудного кармана. На службе он завел дисциплину, более суровую, чем морская, хотя в то же время был кумом и посаженым отцом у всех лесников.
Под его надзором и охраной было двадцать семь тысяч десятин казенного леса, да еще, по просьбе миллионеров братьев Солодаевых, он присматривал за их громадными, прекрасно сохраненными лесами в южной части уезда. Но и этого ему было мало: он самовольно взял под свое покровительство и все окрестные, смежные и чересполосные крестьянские леса. Совершая для крестьян за гроши, а чаще безвозмездно разные межевые работы и лесообходные съемки, он собирал сходы, говорил горячо и просто о великом значении в сельском хозяйстве больших лесных площадей и заклинал крестьян беречь лес пуще глаза. Мужики его слушали внимательно, сочувственно кивали бородами, вздыхали, как на проповеди деревенского попа, и поддакивали: "Это ты верно.... что и говорить... правда ваша, господин лесницын... Мы что? Мы мужики, люди темные..."
Но уж давно известно, что самые прекрасные и полезные истины, исходящие из уст господина лесницына, господина агронома и других интеллигентных радетелей,., представляют для деревни лишь простое сотрясение воздуха.
На другой же день добрые поселяне пускали в лес скот, объедавший дочиста молодняк, драли лыко с нежных, неокрепших деревьев, валили для какого-нибудь забора или оконницы строевые ели, просверливали стволы берез для вытяжки весеннего сока на квас, курили в сухостойном лесу и бросали спички на серый высохший мох, вспыхивающий, как порох, оставляли непогашенными костры, а мальчишки-пастушонки, те бессмысленно поджигали у сосен дупла и трещины, переполненные смолою, поджигали только для того, чтобы посмотреть, каким веселым, бурливым пламенем горит янтарная смола.,
Он упрашивал сельских учителей внедрять ученикам уважение и любовь к лесу, подбивал их вместе с деревенскими батюшками, - и, конечно, бесплодно, - устраивать праздники лесонасаждения, приставал к исправникам, земским начальникам и мировым судьям по поводу хищнических порубок, а на земских собраниях так надоел всем своими пылкими речами о защите лесов, что его перестали слушать. "Ну, понес философ свой обычный вздор", - говорили земцы и уходили курить, оставляя Турченку разглагольствовать, подобно проповеднику Беде, перед пустыми стульями. Но ничто не могло сломить энергии этого упрямого хохла, пришедшегося не по шерсти сонному городишке. Он, по собственному почину, укреплял кустарником речные берега, сажал хвойные деревья на песчаных пустырях и облеснял овраги. На эту тему мы и говорили с ним, свернувшись на обширном докторском диване.
- В оврагах у меня теперь столько нанесло снегу, что лошадь уйдет с дугой. А я радуюсь, как ребенок. В семь лет я поднял весеннюю высоту воды в нашей поганой Вороже на четыре с половиной фута. Ах, если бы мне да рабочие руки! Если бы мне дали большую неограниченную власть над здешними лесами. Через несколько лет я бы сделал Мологу судоходной до самых истоков и поднял бы повсюду в районе урожайность хлебов на пятьдесят процентов. Клянусь господом богом, в двадцать лет можно сделать Днепр и Волгу самыми полноводными реками в мире,- и это будет стоить копейки! Можно увлажнить лесными посадками и оросить арыками самые безводные губернии. Только сажайте лес. Берегите лес. Осушайте болота, но с толком...
- А что же ваше министерство смотрит? - спросил я лукаво.
- Наше министерство - это министерство непротивления злу, - ответил Турченко с горечью. - Всем все равно. Когда я еду по железной дороге и вижу сотни поездов, нагруженных лесом, вижу на станциях необозримые штабели дров, - мне просто плакать хочется. И сделай я сейчас доступными для плотов наши лесные речонки - все эти Звани, Ижины, Холменки, Ворожи, - знаете ли, что будет? Через два года уезд станет голым местом. Помещики моментально сплавят весь лес в Петербург и за границу. Честное слово, у меня иногда руки опускаются и голова трещит. В моей власти самое живое, самое прекрасное, самое плодотворное дело, и я связан, я ничего не смею предпринять, я никем не понят, я смешон, я беспокойный человек. Надоело. Тяжело
Анафема. Вот редкий случай когда совесть победила служебный долг.
Морская болезнь Яркий пример отношения к изнасилованию в «традиционном обществе». Женщину изнасиловали - она сама виновата.
Детский сад и Слон (по Слону есть советский фильм, там Басилашвили играет). Сто раз прав Щербаков, «Всё это такие пустяки по сравнению со смертью и любовью». Рассказы, конечно, из детского сборника, а потому чудесное выздоровление от испытанной яркой положительной эмоции входит в правила игры. Но боже мой, вот она разница между нищетой и богатством. Несчастный писарь не может отвезти дочку на море, она чахнет от туберкулеза сыром и холодном подвале:
- Хочу в садик, папочка, в садик, скучно мне, папа, - твердила она тоскливым голосом.
Может быть, ее больной организм инстинктивно жаждал чистого воздуха, подобно тому как рахитические дети бессознательно едят мел и известь?
Бурмин старался согреть поцелуями ее худенькие, холодные руки и говорил ей неожиданные, трогательные слова, которые становятся такими смешными в чужой передаче.
Он не может потратить сорок четыре копейки на поездку на конке в общественный сад и обратно, а богатый домовладелец может для такой же чахнущей девочки может привести слона в дом...
Впрочем, именно в этот момент, когда вы читаете эти строки, где-то умирает ребенок, родители которого не могут найти деньги на его лечение, а кто-то покупает Chateau Mouton-Rothschild - десятки тысяч долларов за бутылку.
Как и в случае с Шукшиным я прочитал все произведения Куприна, точнее говоря, все, которые были в библиотеке Мошкова. Сразу хочу сделать маленькое отступление. Часто вижу в разных «Итогах года» число прочитанных книг. Например, «за этот месяц я прочитал пять книг». Интересно, имеются в виду только крупные формы? Потому что Куприн не написал ни одного романа, только двенадцать повестей и более ста рассказов. Что же считать за «прочитанную книгу»? Один рассказ - несерьёзно. Все рассказы за одну книгу - глупо. Считать по килобайтам, знакам, авторским листам и проч. - тоже глупо, да и затруднительно. Ладно, здесь отступление заканчивается.
Я, разумеется, не имею ни желания, ни возможности написать даже кратко свои впечатления о каждом рассказе и каждой повести Куприна. Хочу отметить только, что автор очень быстро вышел на высокий литературный уровень (к середине 1890-х) и поддерживал его примерно до революции 1917-го года. Эмигрантских книг меньше по количеству, да и качество их уже не то.
Об одном рассказе (« Болото») я уже писал, сейчас кратко напишу о своих впечатлениях от самых запомнившихся произведений.
Начну с повестей.
Впотьмах (1892) - совершенно ученическая ещё работа, даже дурновкусная. Просто нельзя поверить, что это Куприн. Страсти из бульварных романов.
Молох (1896) - оставляет ощущение некоторой недоделанности, точнее, скомканного конца.
Прапорщик армейский (1897) - здесь у Куприна интересный поворот, несколько раз встречающийся и в других его произведениях, своего рода «перемена ролей», когда в любовной связи мужчина предстаёт нежным, романтичным, наивным партнёром, а женщина - циничной, только «играющей в любовь» и не то что бы содержанка, тянущая деньги (это-то как раз «традиционная» роль), а вот именно «поматросила и бросила».
Олеся (1896) - здесь, думаю, излишне что-либо писать. Кто не читал эту замечательную повесть, по крайней мере смотрел «Колдунью» с Мариной Влади, сюжет этого фильма хотя формально и не по книге Куприна, но очень с ней перекликается. Хочу только отметить, что примитивная и отвратительная жестокость часто маскируется под благородное негодование. Изувечившие Олесю бабы просто хотели покуражиться и выплеснуть злобу, агрессию, но маскировалось это благородным возмущением (Колдунья осквернила храм божий). Все эти «учителя» на дорогах, разные воинствующие религиозные погромщики и проч. - из того же теста.
На переломе (Кадеты) (1900) Всем советую прочесть. Воспоминания Куприна о детстве в военной гимназии слишком похоже на книги о детских колониях (типа «Одлян»), о бурсе («Очерки бурсы»), да и в сталинских школах для мальчиков, судя по некоторым описаниям, было нечто схожее. Культ физической силы, жестокость, агрессия сильных по отношению к слабым, формирование «каст» (в том числе «опущенных» - такими в военной гимназии были страдающие ночным недержанием мочи дети), расправы со «стукачами», издевательства - вот психологический климат в закрытых учебных заведениях для мальчиков. И совсем не только в российских - в элитных британских школах для детей аристократов было то же самое. Обстановка в школах для девочек, по-видимому, тоже нездоровая, но не до такой степени.
Поединок (1905) Ещё один шедевр и в немалой степени потому, что автор пишет на хорошо знакомую тему. Отмечу только, что (как я писал уже ранее) дуэли со смертельным исходом даже после их официального разрешения в 1894-м году были величащей редкостью, буквально по одной в год на все вооруженные силы.
Суламифь (1908) Эту повесть назвал бы скорее стилизацией под восточные притчи. Интересен в ней не столько сюжет, сколько язык.
Гранатовый браслет (1910) Об этой книге писал уже более года назад.
Яма (1915) - могу себе представить какой эффект произвела эта повесть в то время! Не могу, правда, судить, насколько точно Куприн описывает бы проституток, но вообще очень красочно, ярко, запоминается. Из особенно впечатлившего - во-первых, чудовищные цифры «проходящих» через одну женщину за ночь мужчин. Во-вторых, история с попыткой «спасения» падшей женщины студентом-идеалистом, закончившаяся вполне ожидаемо. Только образ Тамары отдает какой-то бульварщиной.
Юнкера (1932) Эмигрантская повесть о старой России. Сплошной «хруст французской булки». Так умилительно, что аж читать тяжело. Ностальгия и розовые очки, хотя сама по себе фактическая часть небезынтересна.
Колесо времени (1929) Ничего выдающегося. Очередное «что имеем - не храним, потерявши - плачем».
Жанета (1933) Очень милая повесть, лучшая из эмигрантского периода, но вершина творчества для Куприна в то время была уже давно позади.
Некоторые из запомнившихся рассказов:
Миллионер - слава богу, что такую бедность мы хотя бы в развитых странах уже изжили. Маленький шажок, но настоящей нищеты в не в иммигрантских кругах уже нет - как никто, даже бомжи, сегодня не будет в развитых странах ходить в лохмотьях, босиком, или голодать.
Конокрады Все авторы, пишущие о жизни крестьян в России в один голос говорят о том, насколько жестоко расправлялись крестьяне с конокрадами. Но художественное описание - это особая вещь:
«...лежал на сырой и темной от крови траве Бузыга. Все лицо его представляло собою большой кусок окровавленного, разодранного в клочья мяса. Один глаз был вырван и висел на чем-то, похожем на красную, мокрую тряпку. Другой глаз был закрыт. Вместо носа по щекам разлипалась большая, мягкая кровяная лепешка.»
Поход. Ещё один пример того, что лучше всего писать о том, что хорошо знаешь.
Жидовка. Одно из самых отвратительных в старой Империи явлений - её политика в отношении евреев. В целом ведь Россия не была такой уж плохой страной, да, отсталая, да, второй эшелон, но в некоторых вещах...
Штабс-капитан Рыбников. Вот до чего доводит патриотический угар. В начале Первой мировой таким же точно образом и немецких шпионов искали.
Как я был актером Ощущается, что и с театральной (и цирковой) жизнью Куприн тоже был хорошо знаком.
Леночка. По сути, Куприн мастер именно зарисовки, картинки (не развития и не динамики). Этот рассказ, без сомнения, из лучших именно как зарисовка. Мастерский язык, психология, стиль, настроение - всё на десять баллов из десяти.
Черная молния. Здесь больше всего заслуживает внимания описание лесничего:
Он очень редко показывался в уездном свете, потому что три четверти жизни проводил в лесу. Лес был его настоящею семьею и, кажется, единственной страстной привязанностью к жизни. В городе над ним за Он очень редко показывался в уездном свете, потому что три четверти жизни проводил в лесу. Лес был его настоящею семьею и, кажется, единственной страстной привязанностью к жизни. В городе над ним за глаза посмеивались и считали чудаком. Имея полную и бесконтрольную возможность подторговывать в свою пользу лесными делянками, отводимыми на сруб, он жил только на свое полуторастарублевое жалованье, жалованье - поистине нищенское, если принять во внимание ту культурную, ответственную и глубоко важную работу, которую самоотверженно нес на своих плечах целые двадцать лет этот удивительный Иван Иванович. Право, только среди чинов лесного корпуса, в этом распрозабытом из всех забытых ведомств, да еще среди земских врачей, загнанных, как почтовые клячи, не и приходилось встречать этих чудаков, фанатиков дела и бессребреников.
Много лет тому назад Турченко подал в военное министерство докладную записку о том, что в случае оборонительной войны лесники благодаря прекрасному знанию местности могут очень пригодиться армии как разведчики и как проводники партизанских отрядов, и потому предложил комплектовать местную стражу из людей, окончивших специальные шестимесячные курсы. Ему, конечно, как водится, ничего не ответили. Тогда он, на собственный риск и на совесть, обучил практически всех своих лесников компасной и глазомерной съемке, разведочной службе, устройству засек и волчьих ям, системе военных донесений, сигнализации флажками и огнем и многим другим основам партизанской войны. Ежегодно он устраивал подчиненным состязания в стрельбе и выдавал призы из своего скудного кармана. На службе он завел дисциплину, более суровую, чем морская, хотя в то же время был кумом и посаженым отцом у всех лесников.
Под его надзором и охраной было двадцать семь тысяч десятин казенного леса, да еще, по просьбе миллионеров братьев Солодаевых, он присматривал за их громадными, прекрасно сохраненными лесами в южной части уезда. Но и этого ему было мало: он самовольно взял под свое покровительство и все окрестные, смежные и чересполосные крестьянские леса. Совершая для крестьян за гроши, а чаще безвозмездно разные межевые работы и лесообходные съемки, он собирал сходы, говорил горячо и просто о великом значении в сельском хозяйстве больших лесных площадей и заклинал крестьян беречь лес пуще глаза. Мужики его слушали внимательно, сочувственно кивали бородами, вздыхали, как на проповеди деревенского попа, и поддакивали: "Это ты верно.... что и говорить... правда ваша, господин лесницын... Мы что? Мы мужики, люди темные..."
Но уж давно известно, что самые прекрасные и полезные истины, исходящие из уст господина лесницына, господина агронома и других интеллигентных радетелей,., представляют для деревни лишь простое сотрясение воздуха.
На другой же день добрые поселяне пускали в лес скот, объедавший дочиста молодняк, драли лыко с нежных, неокрепших деревьев, валили для какого-нибудь забора или оконницы строевые ели, просверливали стволы берез для вытяжки весеннего сока на квас, курили в сухостойном лесу и бросали спички на серый высохший мох, вспыхивающий, как порох, оставляли непогашенными костры, а мальчишки-пастушонки, те бессмысленно поджигали у сосен дупла и трещины, переполненные смолою, поджигали только для того, чтобы посмотреть, каким веселым, бурливым пламенем горит янтарная смола.,
Он упрашивал сельских учителей внедрять ученикам уважение и любовь к лесу, подбивал их вместе с деревенскими батюшками, - и, конечно, бесплодно, - устраивать праздники лесонасаждения, приставал к исправникам, земским начальникам и мировым судьям по поводу хищнических порубок, а на земских собраниях так надоел всем своими пылкими речами о защите лесов, что его перестали слушать. "Ну, понес философ свой обычный вздор", - говорили земцы и уходили курить, оставляя Турченку разглагольствовать, подобно проповеднику Беде, перед пустыми стульями. Но ничто не могло сломить энергии этого упрямого хохла, пришедшегося не по шерсти сонному городишке. Он, по собственному почину, укреплял кустарником речные берега, сажал хвойные деревья на песчаных пустырях и облеснял овраги. На эту тему мы и говорили с ним, свернувшись на обширном докторском диване.
- В оврагах у меня теперь столько нанесло снегу, что лошадь уйдет с дугой. А я радуюсь, как ребенок. В семь лет я поднял весеннюю высоту воды в нашей поганой Вороже на четыре с половиной фута. Ах, если бы мне да рабочие руки! Если бы мне дали большую неограниченную власть над здешними лесами. Через несколько лет я бы сделал Мологу судоходной до самых истоков и поднял бы повсюду в районе урожайность хлебов на пятьдесят процентов. Клянусь господом богом, в двадцать лет можно сделать Днепр и Волгу самыми полноводными реками в мире,- и это будет стоить копейки! Можно увлажнить лесными посадками и оросить арыками самые безводные губернии. Только сажайте лес. Берегите лес. Осушайте болота, но с толком...
- А что же ваше министерство смотрит? - спросил я лукаво.
- Наше министерство - это министерство непротивления злу, - ответил Турченко с горечью. - Всем все равно. Когда я еду по железной дороге и вижу сотни поездов, нагруженных лесом, вижу на станциях необозримые штабели дров, - мне просто плакать хочется. И сделай я сейчас доступными для плотов наши лесные речонки - все эти Звани, Ижины, Холменки, Ворожи, - знаете ли, что будет? Через два года уезд станет голым местом. Помещики моментально сплавят весь лес в Петербург и за границу. Честное слово, у меня иногда руки опускаются и голова трещит. В моей власти самое живое, самое прекрасное, самое плодотворное дело, и я связан, я ничего не смею предпринять, я никем не понят, я смешон, я беспокойный человек. Надоело. Тяжело
Анафема. Вот редкий случай когда совесть победила служебный долг.
Морская болезнь Яркий пример отношения к изнасилованию в «традиционном обществе». Женщину изнасиловали - она сама виновата.
Детский сад и Слон (по Слону есть советский фильм, там Басилашвили играет). Сто раз прав Щербаков, «Всё это такие пустяки по сравнению со смертью и любовью». Рассказы, конечно, из детского сборника, а потому чудесное выздоровление от испытанной яркой положительной эмоции входит в правила игры. Но боже мой, вот она разница между нищетой и богатством. Несчастный писарь не может отвезти дочку на море, она чахнет от туберкулеза сыром и холодном подвале:
- Хочу в садик, папочка, в садик, скучно мне, папа, - твердила она тоскливым голосом.
Может быть, ее больной организм инстинктивно жаждал чистого воздуха, подобно тому как рахитические дети бессознательно едят мел и известь?
Бурмин старался согреть поцелуями ее худенькие, холодные руки и говорил ей неожиданные, трогательные слова, которые становятся такими смешными в чужой передаче.
Он не может потратить сорок четыре копейки на поездку на конке в общественный сад и обратно, а богатый домовладелец может для такой же чахнущей девочки может привести слона в дом...
Впрочем, именно в этот момент, когда вы читаете эти строки, где-то умирает ребенок, родители которого не могут найти деньги на его лечение, а кто-то покупает Chateau Mouton-Rothschild - десятки тысяч долларов за бутылку.