Россия и Грузия история отношений. III часть
Итак, часть предпоследняя: о колонизаторской политике царизма, национально-освободительной борьбе и патриотических силах. Разнообразия ради, обойдемся без предисловий.
a. Перемен опасаются все. Введение прямого управления, развязавшее массу Гордиевых узлов, было встречено в Грузии настороженно. Генерал Лазарев, человек крутой и суровый, ставший «временным военным управляющим» вместо Давида (XII), которому никто не подчинялся, около года рулил губернией, что называется, как левая пятка захочет, руководствуясь исключительно революционным инстинктом. Впрочем, ситуация была относительно спокойна. Зато 12 мая 1802 года, после зачтения в Тбилиси утвержденного Императором Положения «Об управлении Грузией», расставившего точки над «ё», дело дошло до серьезных волнений. Впрочем, локальных. Как бы то ни было, отныне губерния делилась на пять уездов по российскому образцу, а власть передавалась Верховному правительству Грузии, четко структурированному военно-бюрократической органу. «Главноуправляющим» стал то ли генерал, то ли полковник (точно выяснить мне не удалось) Карл Кнорринг. Далее шли его штатский заместитель - «управляющий» (бывший посланник Коваленский) и подчиненные ему руководители отраслевых ведомств; высшей властью в уездах стали военные («капитан-исправники»). Также были учреждены уездные полиция, прокуратура, суд и казначейства, а во главе городов встали военные коменданты. Естественно, в связи с крайним дефицитом местных кадров, способных вести дела на европейский манер, на первом этапе 99% вакансий, вплоть до уездных, заполнялись чиновниками, присланными из России. Однако на всех уровнях, от «главноуправляющего» до капитан-исправника и ниже, к приезжим кадрам в обязательном порядке прикреплялся штат советников-грузин для общения с населением. Их же (при наличии хотя бы элементарной подготовки и минимальном знании русского языка) рекомендовалось назначать главами местных судов. Действовали суды, конечно, на основе российского законодательства, однако мелкие административные иски и тяжбы разрешалось (вплоть до 1854 года) рассматривать с учетом местных адатов. Короче говоря, система была продуманной и стройной, Петербург имел все оснований надеяться на то, что на самоуправстве и беспорядке в Грузии поставлена точка.
b. Гладко, однако, было только на бумаге. Власть в руках военных вообще не сахар, а когда эти военные еще и действуют в полуавтономном режиме (телефонов, скайпов и прочих прелестей цивилизации в тогдашней Грузии не водилось) «военное управление» имеет полную тенденцию превратиться в хунту. Что и произошло. Тем более, что у руля в Тбилиси оказались не самые подходящие для столь деликатной миссии люди. Генерал Кнорринг, как очень скоро выяснилось, мало что понимал в гражданских вопросах, к тому же мало что смыслил в местной специфике, рассматривая православных грузин, как дикарей, понимающих только язык палки. Лазарев, вояка толковый и отважный, был безнадежным солдафоном, во всех случаях предпочитавшим принцип «упал-отжался», а высшее гражданское лицо, Коваленский, оказался безнадежным казнокрадом, умело разводившим «портяночников» в своих интересах. За каких-то два-три месяца буйным цветом расцвели межведомственные интриги, гражданские чиновники подсиживали военных, военные гражданских, внутри еще не отстоявшегося аппарата создавались «партии», писавшие друг на дружку кляузы в столицу. Короче говоря, рыба, как всегда, гнила с головы. Но быстро. Поскольку петербургские ведомства, отбирая кадры для работы на вновь присоединенной периферии, как всегда в таких случаях, постарались сбросить в далекую и непонятную страну балласт - склочников, неумех, не пойманных за руку воришек и прочий кадровый отстой. Не приходится удивляться, что вся эта свора, на Родине бегавшая на побегушках, здесь, «в Азиях», мнила себя Иван-Иванычами, норовя и капиталец сколотить, и отыграться за все пережитые унижения. Спустя всего лишь год, когда количество жалоб в Петербург зашкалило за все возможные пределы, граф Дубровин, посланный для изучения ситуации, печально докладывал: «При личном обозрении мною владений здешнего края я встретил много беспорядков и злоупотребления со стороны образа нашего в оных управлениях и неудовольствие народа». Добром подобное кончиться не могло. Непривычные методы управления, непонятное судопроизводство, отягченное такой новацией как следствие, новая налоговая система, не признающая натуральных оброков, а требующая денег, которых у многих жителей Грузии, особенно в горах, отродясь не водилось, сами по себе заставляли население нервничать. Что уж говорить о реакции на хамский произвол и мздоимство. Дело, короче, шло к взрыву. То тут, то там уже вспыхивало. Где-то избили чиновника, где-то убили аж капитан-исправника, где-то разогнали команду, посланную «на усмирение». Стихия понемногу раскочегаривалась, и это было тем более опасно, что чего-чего, а дефицита в «руководящих и направляющих» силах не было. Если сам факт превращения Грузии в губернию взбесил значительную часть высшего слоя традиционной элиты, привыкшей быть первыми парнями на маленькой и нищей, но своей деревне, то административная реформа, проведенная военными властями, раскалил «лучших людей» добела. Как же! В одночасье были ликвидированы изобретенные 500-700 лет назад, очень вкусные наследственные должности. Целые кланы, кормившиеся у стола «обездоленных», оказались в положении японских ронинов после «революции Мэйдзи»: кормить их более было некому, а учить языки и читать книги, приспосабливаясь к новым временам, были готовы и способны далеко не все. И уж совсем несложно представить, как бесились царевичи Багратиони, сидящие на харчах если не у турок, то у персов, грезя «добрыми старыми временами». Возможно, Кноррингу и Лазареву, обращавшим предельно мало внимания на настроения «улицы», казалось, что все устроено наилучшим образом, но они ошибались. Ибо - вновь вспомним Японию - не стоит почивать на лаврах, имея в пассиве десятки тысяч голодных самураев, имеющих мечи, очень хорошо ими владеющих и не боящихся смерти.
c. К чести властей Империи, обычно на подъем довольно тяжелым, ситуацию они отслеживали внимательно и понимали правильно. Исправлять огрехи «головокружения от успехов» были назначены представители грузинского землячества в Москве - генерал Павел Цицишвили (Цицианов) с заместителем, тоже генералом, Дмитрием Орбелиани. И в очередной раз оказалось, что кадры решают все. Оба назначенца были честны, способны, верны Империи и при этом, судя по всему, не чужды неких сантиментов в отношении «исторической Родины». По крайней мере, язык и обычаи они знали, имели связи, дружественные и родственные в тбилисском «свете», и очень скоро по прибытии в на место службы приобрели определенную популярность, многократно возросшую после серии арестов зарвавшихся Иван-Иванычей (Цицианов пачками брал под арест чиновную кодлу, вплоть до самого Коваленского). Но самое главное - имея неограниченные полномочия, новая администрация взялась за «грузинизацию» власти. Не скупясь (что естественно) на проявление максимального уважения к сторонникам России (пенсии, звания, чины и награды сыпались на них, как из ведра - СПб удовлетворял все ходатайства на эту тему мгновенно), Цицианов аккуратно и тактично работал с «болотом», всеми силами подчеркивая, что образ мысли для него не так важен, как служение Империи и Грузии, интересы которых - в его понимании - неразделимы. Создав в Тбилиси Дворянское собрание по типу российских (что очень польстило азнаурам, опасавшимся оказаться чем-то второсортным) во главе с давним сторонником «северной» ориентации князем Чавчавадзе, «главноуправляющий» убедил стать товарищем (заместителем) предводителя князя Андроникашвили, известного иранофила, чьи сыновья-эмигранты взодили в бижний круг царевича Александра, наиболее активного претендента на престол. Более того, особым циркуляром капитан-исправникам было предписано привлекать к управлению «грузинских людей всяческих званий, хотя бы и крестьянского, лишь бы толковы в исполнении службы были»; излишне говорить, как восприняло общество эту новацию, открывавшую пути к карьере для амбициозной молодежи. И, наконец, с первых же дней Цицианов уделял подчеркнутое внимание развитию местной культуры, от восстановления типографии, разрушенной при погроме 1795 года (до чего не дошли руки ни у Ираклия, ни у Георгия XII) до учреждения театра. В сочетании с конкретными мероприятиями административного и хозяйственного направлений (упрощение судов с разрешением решать административные вопросы на основании местных обычаев, прокладка дорог и мостов, обустройство почтовой связи) быстро дали ожидаемый эффект. А после принятия решительных мер по обузданию обнаглевших горцев (причем по инициативе Цицианова русские части отдавались под командование грузинам) и «Парада Победы», когда более шестисот абреков босиком и без оружия были проведены напоказ по всей территории губернии, в настроениях общества наступил окончательный перелом. Росту популярности новой администрации не помешали даже жесткие меры, принятые в отношении рода Багратиони, почти всех представителей которого Цицианов полагал «решительно ни к чем доброму не способным» и при первом намеке на интриги или контакты с «ближним зарубежьем (а разведка у него была поставлена очень неплохо) высылал в Россию. Впоследствии именно это будет поставлено в строку Павлу Дмитриевичу историками «патриотического» направления, но, как пел в свое врем Галич, так ведь это, пойми, потом.
d. Не следует, разумеется, считать правление Цицианова идиллией. Уже говорилось, что преобразования, осуществляемые Империей в Грузии, имели ярко выраженный революционный характер, а у любой революции есть своя Вандея. Традиция не уступает прогрессу без борьбы, и хотя чаще проигрывает (как в той же Вандее или той же Японии), но подчас и побеждает. Как в Иране в 1979 году. Так что нарыв зрел. И прорвался. Еще при жизни Цицианова, в начале русско-иранской войны 1804-13 годов, восстали горцы Картли. Понять их можно. При поздних Багратиони они фактически никому не подчинялись, налоги платили (при желании) военной службой. С приходом цивилизации нужда в их саблях исчезла, оброк натурой был заменен денежным, а поскольку денег у горцев не было, недоимки пришлось отрабатывать, что всегда неприятно, тем более, если начальники не только мерзавцы, но еще и чужаки. Стихийным мятежом не преминули воспользоваться беглые царевичи, спешно вернувшиеся из турецкой зоны влияния, однако говорить о строго национальном или реставрационном характере движения нет, видимо, оснований, поскольку наиболее упорно сражавшиеся отряды повстанцев, сумевшие нанести наиболее тяжелое поражение российским войска, состояли - парадокс! - из осетин, к возвращению «царя Юлона» отнесшихся весьма прохладно. После того, как Цицианов, показав мятежникам силу, не поскупился на пряники (плата за тягловую силу, подводы и ремонтные работы на Военно-Грузинской дороге) волнения в горах быстро затихли, а царевичи были изловлены - не без помощи тех же горцев. Второе восстание, уже под самый конец войны с персами, в отличие от стихии 1804 года, судя по всему, тщательно (и явно не без участия персов) подготовленное, по составу участников, целям и общему ходу событий очень напомнило последнюю (1745-46 годов) «якобитскую» войну. И завершилась аналогично. "Прошлые люди" проиграли. По больштму счету события 1811-1812 годов вполне могут быть признаны гражданской войной. В связи с чем уместно сказать, что под знаменами Империи сражалось намного больше грузин, чем под стягом в очередной раз вынырнувшего из Ирана неугомонного царевича Александра…
Этой, последней части «грузинского» ликбеза могло не быть. Собственно, должно было не быть. Ответ на последний вопрос - о ликвидации автокефалии Грузинской Церкви - я предполагал дать вкратце, в самом конце пятой части. Но. Я не предполагал, да и не мог предполагать, что простенькие, ни на что не претендующие зарисовки, основанные на открытой информации, вызовут такое множество откликов - вопросов, возражений, а порой и откровенной брани. На вопросы я в меру сил отвечал, возражения отклонял (или, если они были безупречно аргументированы - такое редко, но бывало) принимал, внося поправки в текст, матерщину вычеркивал. Однако была и совершенно особая группа откликов, суть которых - в формулировке уважаемого ra2005 - сводится к «оккупировали грузин, колонизировали их, купили их элиту, разгромили национально- освободительное движение». Сторонники этой версии, судя по стилю общения, вполне нормальные, цивилизованные люди, не то что не воспринимают, но попросту не слышат аргументов, противоречащих их концепции. И если факты против них, значит, тем хуже фактам. На мой взгляд такая позиция опасна. Как всякий фанатизм. А потому не считаю себя вправе воздержаться от краткого анализа мифологемы. Заранее предупреждая, что если предыдущие части писались по принципу «факты, логика - и ничего сверх», то сейчас никак не избежать разговора от первого лица. Разговора, который, вполне возможно и, более того, наверняка, кому-то покажется предвзятым. Ну что ж, быть по сему. Повторяя Лютера, на том стою, и не могу иначе…
Была ли Грузия колонией? Как следует из абсолютного большинства фундаментальных и тематических словарей, колония (обобщая) есть «захваченная насильственным путем территория» возникающая из-за стремления захватчика «овладеть залежами полезных ископаемых, плодородными землями, людскими ресурсами или благодаря их геостратегическому значению. Как правило, жители колоний не имеют гражданских и политических прав, управляются тонкой прослойкой представителей метрополии и обычно подвергаются угнетению по расовым, национальным или религиозным признакам». Насколько я понимаю, ни один из перечисленных пунктов в данном случае не работает. Грузия не была захвачена, поскольку вошла в состав России в соответствии с официальной просьбой законных властей, причем оговорки насчет минимальной автономии имели «просительный» характер; никаких гарантий на этот счет Петербург не давал. Грузия не представляла интереса как «кладовая» полезных ископаемых, массив целинных земель или резерв многочисленной и дешевой рабочей силы. Более того, вплоть до падения Империи регионы Южного Кавказа в финансовых отчетах соответствующих ведомств характеризуются, как «дотационные». Что же до геостратегического значения, то вопрос куда легче и беззатратнее решался бы установлением протектората. Конечно, жесткого. Против чего, собственно, не возражали лидеры «национально-освободительного движения» начала 19 века, готовые подчиняться кому угодно, лишь бы законсервировать традиционную структуру общества, собственные наследственные должности и связанные с ними привилегии, в первую очередь, право дерибанить бюджет по собственному усмотрению. Скажу честно: не знаю, почему Империя не остановилась именно на этом варианте. Больше того, не очень доверяю официальной версии СПб («…не для приращения сил, не для корысти, не для распространения пределов т так обширнейшей в свете империи, приемлем мы на себя бремя управления царства грузинского. Единое достоинство, единая честь и человечество налагают на нас священный долг, вняв молению страждущих, в отвращении их скорбей, учредить в Грузии прямое правление, которое могло бы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона»). Но вот что я знаю точно и прошу любого несогласного оспорить, так это то, что НИ ОДИН, будь то чей протекторат (не путать с доминионом!) не вошел в независимость более развитым, нежели соседи, попавшие в свое время под прямое управление метрополии. Полунезависимые Хива и Бухара к 1920 году на порядок отставали в развитии от растворенного в Туркестанском крае Коканда, «подконтрольный» индийский Хайдарабад к 1947 году по всем показателям уступал бесправной Бенгалии, никогда не терявшие суверенитета полностью Лесото и Свазиленд смешно и сравнивать с ЮАР. Причиной чему - все то же охранительство туземных элит, исполняющих роль «смотрящего» при белых господах, которые - при прямом управлении - волей-неволей, но хоть сколько-то подтягивали подвластные территории к уровню метрополии. И утверждение, предъявленное в «личке» уважаемым kalakeli - «Мы сами бы все построили и сами бы всего добились» в этой связи вызывает серьезные сомнения. Просто потому, что не было ни условий, ни предпосылок, зато заинтересованности в сохранении стагнации было хоть отбавляй. Достаточно посмотреть на Индию, страну древнейшей истории и ярчайшей культуры, где покончить с раздробленностью и застоем удалось только англичанам, ставшим «архитекторами» одного на весь полуостров государства. Или на Эфиопию, древнюю, христианскую, богатую ресурсами и населением, связанную, наконец, с Европой начиная с эпохи Рима; она сумела даже отстоять свою независимость, но в результате осталась в полном распоряжении собственных, не приезжих феодалов, - и результат налицо. Но - отвечает мне kalakeli - «Не равняйте нас с Азией и Африкой; мы - европейцы!». Хорошо. Не будем сравнивать ни с Индией, ни с Эфиопией. С Японией, однако, тоже не будет. Азиаты-с. Но вот, допустим, ирландцы. Вполне европейцы. Они глупее грузин? Нет. Достаточно вспомнить Бернарда Шоу и Джеймса Джойса. Трусливее? Ничуть. Тому свидетельство не только герои бесчисленных восстаний на Зеленом Острове, но сотни тысяч безымянных британских «томми», прославленных Редьярдом Киплингом и «бобби», воспетых Артуром Конан Дойлем (кстати, тоже ирландцем). Не способны мыслить государственно? Поклонники JFK и Рональда Рейгана, ау! Менее культурны? Ни в коем случае. Святой Патрик принес слово Божье людям Эйре еще в те дни, когда большинство народов Европы, включая и Восточный Рим, если и не поклонялись идолам, то вовсю погрязали в ересях, и нечесаные вожди, не колеблясь, приняли крест. И тем не менее, ирландцы так и не создали собственного государства. Ни один клан не отрицал кровного родства с другими, но ни один не хотел и уступать . В лучшем случае, разнообразные Ленстеры, Манстеры, Ольстеры, Муманы и прочие объединялись ненадолго, когда уж очень щемило. А потом, разбив очередных викингов при очередном Клонтарфе, вновь принимались друг за друга - до тех пор, пока не пришли англичане, отправившие кланы с их вековыми традициями на свалку истории и давшие толчок развитию (просто в силу неумолимого порядка вещей) ирландского национального сознания. Нет, наконец, оснований говорить и о каком-либо поражении грузин после 1801 г. в правах или угнетении их по национальному признаку. Нет настолько, что любые доказательства излишни. Достаточно вспомнить длиннейший список грузинских фамилий, вписанных в российскую историю. На всех уровнях без исключений. Чиновники военные и гражданские, ученые, юристы и политики, журналисты и заговорщики - грузины в России еще со времен Тишайшего были равными и «своими» всюду (даже в кружке заговорщиков, устранивших Павла I не обошлось без князя Яшвили) и на всех уровнях. От министра или сенатора в столице до исправника в Ташкенте или аудитора на Чукотке, и карьера при этом ничуть не зависела от знатности происхождения. Излишне говорить, что в «колониальном варианте» индус, сколь бы он ни был знатен и богат, или мальгаш, вплоть до прямого потомка Адрианаманрафандзаки, как известно, рожденного от союза Неба и Океана, не мог рассчитывать ни на что подобное. Ну и, в конце концов, нельзя не сказать о смешанных браках, заключаемых легчайше и принимаемых обществом как нечто, само собой разумеющееся. Хрестоматийный пример Грибоедова-Чавчавадзе нынче не в моде, но куда ж от него деваться? А ведь русско-грузинские семьи создавались не только в «верхах», но и на «низах». Учитывая сложность этого вопроса в традиционных обществах даже нынче (а в 19 веке и Россия, и Грузия в этом смысле были очень традиционны), на вопросе о «второсортности грузин в РИ можно, по-моему, ставить точку.
c. Лично я уверен: дело в том, что в рассматриваемое время вопросы вероисповедные были куда более значимы, нежели национальные. Точно так же как в Англии ирландцу-протестанту или еврею выкресту путь был открыт вплоть до поста премьер-министра, зато ирландцу-католику, не говоря уж о еврее-ортодоксе, приходилось знать свой шесток, в Империи существовала особая табель о рангах. Еврею полагалось сидеть в лавке и не высовываться. Мусульманин (за исключением высшей знати типа упоминавшихся Ханов-Нахичеванских) мог сделать серьезную карьеру, но на местном уровне. Для католика «пределом» были полковничьи эполеты. Лютеранин считался приемлемым на всех уровнях. Но и в теории, и на практике становым хребтом державы, совокупным хозяином ее являлись православные, неважно, урожденные или неофиты. А православие грузин никогда и никем под сомнение не ставилось… И соответственно, они по факту считались естественной частью России - не этнической Великороссии, а Российской империи как политической, наднациональной системы. Однако у монеты есть и реверс. Вхождение Грузии в состав России на конфессиональном уровне создало крайне непростую вероисповедную (но! касаться специальных вопросов я, агностик, не считаю себя вправе) и политическую коллизию. С одной стороны, Грузинская Апостольская Православная Церковь была самостоятельна с незапамятных времен, более того, в неформальном «личном зачете» стояла выше РПЦ, занимая девятое место в диптихах древних Восточных Патриархатов (сразу после антиохийской, александрийской, константинопольской, ассирийской и еще четырех совсем экзотических Церквей). С другой стороны, РПЦ к началу 19 века жила по правилам церковной реформы Петра I. Патриарха не было. Формально управление РРЦ было «соборным» и осуществлялось Синодом, однако реальным - как фактически, так и формально (на правах «первоприсутствующего») был Император. Не станем нарушать принцип Оккама, углубляясь в эту, безусловно, интереснейшую тему. Достаточно сказать, что прямой параллелью преобразованием Петра можно признать англиканство, а проводились они (как и все петровские реформы) в сугубо прагматических целях: Император ломал хребет Церкви, как структуре, способной проводить самостоятельную политику в государстве, оставляя ей (как, впрочем, по логике и следует) только идеологические функции. При этом, в отличие от доброго короля Гарри VIII, заботясь и о соблюдении приличий. Так, принцип «соборности», принятый за основу при проведении реформы, исходя из истории раннего христианства, действительно предшествовал принципу «первоначалия», а правомочность же самой реформы мотивировалась ссылкой на традиции Восточного Рима, императоры, которого, будучи «уполномоченными Господа» на земле, посредников-патриархов меняли как перчатки и едва ли не пороли. Более того, соответствие реформы канонам было подтверждено Восточными патриархами (подтверждение, скорее всего, было банально куплено, но это даже не второй вопрос) и обосновано такими безусловными авторитетами в богословии, как Феофан Прокопович и Стефан Яворский. Так что сомнения по сем поводу если и были, то разве что в среде разного рода раскольников.
d.Отсюда и коллизия. В стройной системе церковного устройства, основанного на принципе «соборности» и, следовательно, равенства высших иерархов, места для автокефалий не предполагалось. Даже для древних, традиционных и, так сказать, национально-ориентированных. Тем паче, что в христианстве «несть ни еллина, ни иудея», а с точки зрения обрядности грузинское и русское православие абсолютно идентичны. Так что не приходится удивляться тому, что уже в 1811 году решением Святейшего Синода вместо 13 мелких исторических епархий в Восточной Грузии учреждались две, сан Католикоса-Патриарха был упразднен. Сама ГПЦ преобразовалась в Грузинский экзархат - составную часть РПЦ (как следует из самого термина, имевшую определенную автономию), экзарх которой входил в состав Синода. Не оценивая факт, отмечу лишь, что в Восточной Грузии данные преобразования были встречены вполне спокойно. Некоторое недовольство выказала лишь часть высших иерархов, имевших виды на патриарший престол.
e.Dixi. Тема исчерпана. В заключение остается еще раз повторить: цель этих заметок заключалась не в обелении и оправдании России, а в максимально беспристрастном изложении фактов и систематизации их. Без выводов. Выводы пусть каждый делает сам. Мне же остается лишь напомнить, что История не стоит на месте, и то, что сегодня необходимо и неизбежно, завтра может стать (и даже наверняка станет) тормозом, раздражающим общество и подлежащим устранению. Ликвидация грузинской автокефалии стало завершающим аккордом присоединения Грузии к России. Но время не стояло на месте. Впереди был долгий период спокойствия, позволившего обществу накопить силы, необходимые для развития и сформировать новые социальные слои, способные перенести вопрос о независимости на новый, качественно иной уровень: от смутных мечтаний «младогрузинских» заговорщиков 1832 года, плохо сознающих, чего нужно хотеть, и далеких от народа не менее, чем декабристы (практически все они встретили старость в ранге генаралов, министров, губернаторов и членов Правительствующего Сената Империи), и до «новых людей» разных чинов, объединенных агитацией Святого Ильи Чавчавадзе, сделавшего для грузин то же, что сделал для мусульман Поволжья Габдулла Тукай, объяснивший потомкам булгар, кто они такие на самом деле. Впрочем, это уже совсем иная история.
a. Перемен опасаются все. Введение прямого управления, развязавшее массу Гордиевых узлов, было встречено в Грузии настороженно. Генерал Лазарев, человек крутой и суровый, ставший «временным военным управляющим» вместо Давида (XII), которому никто не подчинялся, около года рулил губернией, что называется, как левая пятка захочет, руководствуясь исключительно революционным инстинктом. Впрочем, ситуация была относительно спокойна. Зато 12 мая 1802 года, после зачтения в Тбилиси утвержденного Императором Положения «Об управлении Грузией», расставившего точки над «ё», дело дошло до серьезных волнений. Впрочем, локальных. Как бы то ни было, отныне губерния делилась на пять уездов по российскому образцу, а власть передавалась Верховному правительству Грузии, четко структурированному военно-бюрократической органу. «Главноуправляющим» стал то ли генерал, то ли полковник (точно выяснить мне не удалось) Карл Кнорринг. Далее шли его штатский заместитель - «управляющий» (бывший посланник Коваленский) и подчиненные ему руководители отраслевых ведомств; высшей властью в уездах стали военные («капитан-исправники»). Также были учреждены уездные полиция, прокуратура, суд и казначейства, а во главе городов встали военные коменданты. Естественно, в связи с крайним дефицитом местных кадров, способных вести дела на европейский манер, на первом этапе 99% вакансий, вплоть до уездных, заполнялись чиновниками, присланными из России. Однако на всех уровнях, от «главноуправляющего» до капитан-исправника и ниже, к приезжим кадрам в обязательном порядке прикреплялся штат советников-грузин для общения с населением. Их же (при наличии хотя бы элементарной подготовки и минимальном знании русского языка) рекомендовалось назначать главами местных судов. Действовали суды, конечно, на основе российского законодательства, однако мелкие административные иски и тяжбы разрешалось (вплоть до 1854 года) рассматривать с учетом местных адатов. Короче говоря, система была продуманной и стройной, Петербург имел все оснований надеяться на то, что на самоуправстве и беспорядке в Грузии поставлена точка.
b. Гладко, однако, было только на бумаге. Власть в руках военных вообще не сахар, а когда эти военные еще и действуют в полуавтономном режиме (телефонов, скайпов и прочих прелестей цивилизации в тогдашней Грузии не водилось) «военное управление» имеет полную тенденцию превратиться в хунту. Что и произошло. Тем более, что у руля в Тбилиси оказались не самые подходящие для столь деликатной миссии люди. Генерал Кнорринг, как очень скоро выяснилось, мало что понимал в гражданских вопросах, к тому же мало что смыслил в местной специфике, рассматривая православных грузин, как дикарей, понимающих только язык палки. Лазарев, вояка толковый и отважный, был безнадежным солдафоном, во всех случаях предпочитавшим принцип «упал-отжался», а высшее гражданское лицо, Коваленский, оказался безнадежным казнокрадом, умело разводившим «портяночников» в своих интересах. За каких-то два-три месяца буйным цветом расцвели межведомственные интриги, гражданские чиновники подсиживали военных, военные гражданских, внутри еще не отстоявшегося аппарата создавались «партии», писавшие друг на дружку кляузы в столицу. Короче говоря, рыба, как всегда, гнила с головы. Но быстро. Поскольку петербургские ведомства, отбирая кадры для работы на вновь присоединенной периферии, как всегда в таких случаях, постарались сбросить в далекую и непонятную страну балласт - склочников, неумех, не пойманных за руку воришек и прочий кадровый отстой. Не приходится удивляться, что вся эта свора, на Родине бегавшая на побегушках, здесь, «в Азиях», мнила себя Иван-Иванычами, норовя и капиталец сколотить, и отыграться за все пережитые унижения. Спустя всего лишь год, когда количество жалоб в Петербург зашкалило за все возможные пределы, граф Дубровин, посланный для изучения ситуации, печально докладывал: «При личном обозрении мною владений здешнего края я встретил много беспорядков и злоупотребления со стороны образа нашего в оных управлениях и неудовольствие народа». Добром подобное кончиться не могло. Непривычные методы управления, непонятное судопроизводство, отягченное такой новацией как следствие, новая налоговая система, не признающая натуральных оброков, а требующая денег, которых у многих жителей Грузии, особенно в горах, отродясь не водилось, сами по себе заставляли население нервничать. Что уж говорить о реакции на хамский произвол и мздоимство. Дело, короче, шло к взрыву. То тут, то там уже вспыхивало. Где-то избили чиновника, где-то убили аж капитан-исправника, где-то разогнали команду, посланную «на усмирение». Стихия понемногу раскочегаривалась, и это было тем более опасно, что чего-чего, а дефицита в «руководящих и направляющих» силах не было. Если сам факт превращения Грузии в губернию взбесил значительную часть высшего слоя традиционной элиты, привыкшей быть первыми парнями на маленькой и нищей, но своей деревне, то административная реформа, проведенная военными властями, раскалил «лучших людей» добела. Как же! В одночасье были ликвидированы изобретенные 500-700 лет назад, очень вкусные наследственные должности. Целые кланы, кормившиеся у стола «обездоленных», оказались в положении японских ронинов после «революции Мэйдзи»: кормить их более было некому, а учить языки и читать книги, приспосабливаясь к новым временам, были готовы и способны далеко не все. И уж совсем несложно представить, как бесились царевичи Багратиони, сидящие на харчах если не у турок, то у персов, грезя «добрыми старыми временами». Возможно, Кноррингу и Лазареву, обращавшим предельно мало внимания на настроения «улицы», казалось, что все устроено наилучшим образом, но они ошибались. Ибо - вновь вспомним Японию - не стоит почивать на лаврах, имея в пассиве десятки тысяч голодных самураев, имеющих мечи, очень хорошо ими владеющих и не боящихся смерти.
c. К чести властей Империи, обычно на подъем довольно тяжелым, ситуацию они отслеживали внимательно и понимали правильно. Исправлять огрехи «головокружения от успехов» были назначены представители грузинского землячества в Москве - генерал Павел Цицишвили (Цицианов) с заместителем, тоже генералом, Дмитрием Орбелиани. И в очередной раз оказалось, что кадры решают все. Оба назначенца были честны, способны, верны Империи и при этом, судя по всему, не чужды неких сантиментов в отношении «исторической Родины». По крайней мере, язык и обычаи они знали, имели связи, дружественные и родственные в тбилисском «свете», и очень скоро по прибытии в на место службы приобрели определенную популярность, многократно возросшую после серии арестов зарвавшихся Иван-Иванычей (Цицианов пачками брал под арест чиновную кодлу, вплоть до самого Коваленского). Но самое главное - имея неограниченные полномочия, новая администрация взялась за «грузинизацию» власти. Не скупясь (что естественно) на проявление максимального уважения к сторонникам России (пенсии, звания, чины и награды сыпались на них, как из ведра - СПб удовлетворял все ходатайства на эту тему мгновенно), Цицианов аккуратно и тактично работал с «болотом», всеми силами подчеркивая, что образ мысли для него не так важен, как служение Империи и Грузии, интересы которых - в его понимании - неразделимы. Создав в Тбилиси Дворянское собрание по типу российских (что очень польстило азнаурам, опасавшимся оказаться чем-то второсортным) во главе с давним сторонником «северной» ориентации князем Чавчавадзе, «главноуправляющий» убедил стать товарищем (заместителем) предводителя князя Андроникашвили, известного иранофила, чьи сыновья-эмигранты взодили в бижний круг царевича Александра, наиболее активного претендента на престол. Более того, особым циркуляром капитан-исправникам было предписано привлекать к управлению «грузинских людей всяческих званий, хотя бы и крестьянского, лишь бы толковы в исполнении службы были»; излишне говорить, как восприняло общество эту новацию, открывавшую пути к карьере для амбициозной молодежи. И, наконец, с первых же дней Цицианов уделял подчеркнутое внимание развитию местной культуры, от восстановления типографии, разрушенной при погроме 1795 года (до чего не дошли руки ни у Ираклия, ни у Георгия XII) до учреждения театра. В сочетании с конкретными мероприятиями административного и хозяйственного направлений (упрощение судов с разрешением решать административные вопросы на основании местных обычаев, прокладка дорог и мостов, обустройство почтовой связи) быстро дали ожидаемый эффект. А после принятия решительных мер по обузданию обнаглевших горцев (причем по инициативе Цицианова русские части отдавались под командование грузинам) и «Парада Победы», когда более шестисот абреков босиком и без оружия были проведены напоказ по всей территории губернии, в настроениях общества наступил окончательный перелом. Росту популярности новой администрации не помешали даже жесткие меры, принятые в отношении рода Багратиони, почти всех представителей которого Цицианов полагал «решительно ни к чем доброму не способным» и при первом намеке на интриги или контакты с «ближним зарубежьем (а разведка у него была поставлена очень неплохо) высылал в Россию. Впоследствии именно это будет поставлено в строку Павлу Дмитриевичу историками «патриотического» направления, но, как пел в свое врем Галич, так ведь это, пойми, потом.
d. Не следует, разумеется, считать правление Цицианова идиллией. Уже говорилось, что преобразования, осуществляемые Империей в Грузии, имели ярко выраженный революционный характер, а у любой революции есть своя Вандея. Традиция не уступает прогрессу без борьбы, и хотя чаще проигрывает (как в той же Вандее или той же Японии), но подчас и побеждает. Как в Иране в 1979 году. Так что нарыв зрел. И прорвался. Еще при жизни Цицианова, в начале русско-иранской войны 1804-13 годов, восстали горцы Картли. Понять их можно. При поздних Багратиони они фактически никому не подчинялись, налоги платили (при желании) военной службой. С приходом цивилизации нужда в их саблях исчезла, оброк натурой был заменен денежным, а поскольку денег у горцев не было, недоимки пришлось отрабатывать, что всегда неприятно, тем более, если начальники не только мерзавцы, но еще и чужаки. Стихийным мятежом не преминули воспользоваться беглые царевичи, спешно вернувшиеся из турецкой зоны влияния, однако говорить о строго национальном или реставрационном характере движения нет, видимо, оснований, поскольку наиболее упорно сражавшиеся отряды повстанцев, сумевшие нанести наиболее тяжелое поражение российским войска, состояли - парадокс! - из осетин, к возвращению «царя Юлона» отнесшихся весьма прохладно. После того, как Цицианов, показав мятежникам силу, не поскупился на пряники (плата за тягловую силу, подводы и ремонтные работы на Военно-Грузинской дороге) волнения в горах быстро затихли, а царевичи были изловлены - не без помощи тех же горцев. Второе восстание, уже под самый конец войны с персами, в отличие от стихии 1804 года, судя по всему, тщательно (и явно не без участия персов) подготовленное, по составу участников, целям и общему ходу событий очень напомнило последнюю (1745-46 годов) «якобитскую» войну. И завершилась аналогично. "Прошлые люди" проиграли. По больштму счету события 1811-1812 годов вполне могут быть признаны гражданской войной. В связи с чем уместно сказать, что под знаменами Империи сражалось намного больше грузин, чем под стягом в очередной раз вынырнувшего из Ирана неугомонного царевича Александра…
Этой, последней части «грузинского» ликбеза могло не быть. Собственно, должно было не быть. Ответ на последний вопрос - о ликвидации автокефалии Грузинской Церкви - я предполагал дать вкратце, в самом конце пятой части. Но. Я не предполагал, да и не мог предполагать, что простенькие, ни на что не претендующие зарисовки, основанные на открытой информации, вызовут такое множество откликов - вопросов, возражений, а порой и откровенной брани. На вопросы я в меру сил отвечал, возражения отклонял (или, если они были безупречно аргументированы - такое редко, но бывало) принимал, внося поправки в текст, матерщину вычеркивал. Однако была и совершенно особая группа откликов, суть которых - в формулировке уважаемого ra2005 - сводится к «оккупировали грузин, колонизировали их, купили их элиту, разгромили национально- освободительное движение». Сторонники этой версии, судя по стилю общения, вполне нормальные, цивилизованные люди, не то что не воспринимают, но попросту не слышат аргументов, противоречащих их концепции. И если факты против них, значит, тем хуже фактам. На мой взгляд такая позиция опасна. Как всякий фанатизм. А потому не считаю себя вправе воздержаться от краткого анализа мифологемы. Заранее предупреждая, что если предыдущие части писались по принципу «факты, логика - и ничего сверх», то сейчас никак не избежать разговора от первого лица. Разговора, который, вполне возможно и, более того, наверняка, кому-то покажется предвзятым. Ну что ж, быть по сему. Повторяя Лютера, на том стою, и не могу иначе…
Была ли Грузия колонией? Как следует из абсолютного большинства фундаментальных и тематических словарей, колония (обобщая) есть «захваченная насильственным путем территория» возникающая из-за стремления захватчика «овладеть залежами полезных ископаемых, плодородными землями, людскими ресурсами или благодаря их геостратегическому значению. Как правило, жители колоний не имеют гражданских и политических прав, управляются тонкой прослойкой представителей метрополии и обычно подвергаются угнетению по расовым, национальным или религиозным признакам». Насколько я понимаю, ни один из перечисленных пунктов в данном случае не работает. Грузия не была захвачена, поскольку вошла в состав России в соответствии с официальной просьбой законных властей, причем оговорки насчет минимальной автономии имели «просительный» характер; никаких гарантий на этот счет Петербург не давал. Грузия не представляла интереса как «кладовая» полезных ископаемых, массив целинных земель или резерв многочисленной и дешевой рабочей силы. Более того, вплоть до падения Империи регионы Южного Кавказа в финансовых отчетах соответствующих ведомств характеризуются, как «дотационные». Что же до геостратегического значения, то вопрос куда легче и беззатратнее решался бы установлением протектората. Конечно, жесткого. Против чего, собственно, не возражали лидеры «национально-освободительного движения» начала 19 века, готовые подчиняться кому угодно, лишь бы законсервировать традиционную структуру общества, собственные наследственные должности и связанные с ними привилегии, в первую очередь, право дерибанить бюджет по собственному усмотрению. Скажу честно: не знаю, почему Империя не остановилась именно на этом варианте. Больше того, не очень доверяю официальной версии СПб («…не для приращения сил, не для корысти, не для распространения пределов т так обширнейшей в свете империи, приемлем мы на себя бремя управления царства грузинского. Единое достоинство, единая честь и человечество налагают на нас священный долг, вняв молению страждущих, в отвращении их скорбей, учредить в Грузии прямое правление, которое могло бы утвердить правосудие, личную и имущественную безопасность и дать каждому защиту закона»). Но вот что я знаю точно и прошу любого несогласного оспорить, так это то, что НИ ОДИН, будь то чей протекторат (не путать с доминионом!) не вошел в независимость более развитым, нежели соседи, попавшие в свое время под прямое управление метрополии. Полунезависимые Хива и Бухара к 1920 году на порядок отставали в развитии от растворенного в Туркестанском крае Коканда, «подконтрольный» индийский Хайдарабад к 1947 году по всем показателям уступал бесправной Бенгалии, никогда не терявшие суверенитета полностью Лесото и Свазиленд смешно и сравнивать с ЮАР. Причиной чему - все то же охранительство туземных элит, исполняющих роль «смотрящего» при белых господах, которые - при прямом управлении - волей-неволей, но хоть сколько-то подтягивали подвластные территории к уровню метрополии. И утверждение, предъявленное в «личке» уважаемым kalakeli - «Мы сами бы все построили и сами бы всего добились» в этой связи вызывает серьезные сомнения. Просто потому, что не было ни условий, ни предпосылок, зато заинтересованности в сохранении стагнации было хоть отбавляй. Достаточно посмотреть на Индию, страну древнейшей истории и ярчайшей культуры, где покончить с раздробленностью и застоем удалось только англичанам, ставшим «архитекторами» одного на весь полуостров государства. Или на Эфиопию, древнюю, христианскую, богатую ресурсами и населением, связанную, наконец, с Европой начиная с эпохи Рима; она сумела даже отстоять свою независимость, но в результате осталась в полном распоряжении собственных, не приезжих феодалов, - и результат налицо. Но - отвечает мне kalakeli - «Не равняйте нас с Азией и Африкой; мы - европейцы!». Хорошо. Не будем сравнивать ни с Индией, ни с Эфиопией. С Японией, однако, тоже не будет. Азиаты-с. Но вот, допустим, ирландцы. Вполне европейцы. Они глупее грузин? Нет. Достаточно вспомнить Бернарда Шоу и Джеймса Джойса. Трусливее? Ничуть. Тому свидетельство не только герои бесчисленных восстаний на Зеленом Острове, но сотни тысяч безымянных британских «томми», прославленных Редьярдом Киплингом и «бобби», воспетых Артуром Конан Дойлем (кстати, тоже ирландцем). Не способны мыслить государственно? Поклонники JFK и Рональда Рейгана, ау! Менее культурны? Ни в коем случае. Святой Патрик принес слово Божье людям Эйре еще в те дни, когда большинство народов Европы, включая и Восточный Рим, если и не поклонялись идолам, то вовсю погрязали в ересях, и нечесаные вожди, не колеблясь, приняли крест. И тем не менее, ирландцы так и не создали собственного государства. Ни один клан не отрицал кровного родства с другими, но ни один не хотел и уступать . В лучшем случае, разнообразные Ленстеры, Манстеры, Ольстеры, Муманы и прочие объединялись ненадолго, когда уж очень щемило. А потом, разбив очередных викингов при очередном Клонтарфе, вновь принимались друг за друга - до тех пор, пока не пришли англичане, отправившие кланы с их вековыми традициями на свалку истории и давшие толчок развитию (просто в силу неумолимого порядка вещей) ирландского национального сознания. Нет, наконец, оснований говорить и о каком-либо поражении грузин после 1801 г. в правах или угнетении их по национальному признаку. Нет настолько, что любые доказательства излишни. Достаточно вспомнить длиннейший список грузинских фамилий, вписанных в российскую историю. На всех уровнях без исключений. Чиновники военные и гражданские, ученые, юристы и политики, журналисты и заговорщики - грузины в России еще со времен Тишайшего были равными и «своими» всюду (даже в кружке заговорщиков, устранивших Павла I не обошлось без князя Яшвили) и на всех уровнях. От министра или сенатора в столице до исправника в Ташкенте или аудитора на Чукотке, и карьера при этом ничуть не зависела от знатности происхождения. Излишне говорить, что в «колониальном варианте» индус, сколь бы он ни был знатен и богат, или мальгаш, вплоть до прямого потомка Адрианаманрафандзаки, как известно, рожденного от союза Неба и Океана, не мог рассчитывать ни на что подобное. Ну и, в конце концов, нельзя не сказать о смешанных браках, заключаемых легчайше и принимаемых обществом как нечто, само собой разумеющееся. Хрестоматийный пример Грибоедова-Чавчавадзе нынче не в моде, но куда ж от него деваться? А ведь русско-грузинские семьи создавались не только в «верхах», но и на «низах». Учитывая сложность этого вопроса в традиционных обществах даже нынче (а в 19 веке и Россия, и Грузия в этом смысле были очень традиционны), на вопросе о «второсортности грузин в РИ можно, по-моему, ставить точку.
c. Лично я уверен: дело в том, что в рассматриваемое время вопросы вероисповедные были куда более значимы, нежели национальные. Точно так же как в Англии ирландцу-протестанту или еврею выкресту путь был открыт вплоть до поста премьер-министра, зато ирландцу-католику, не говоря уж о еврее-ортодоксе, приходилось знать свой шесток, в Империи существовала особая табель о рангах. Еврею полагалось сидеть в лавке и не высовываться. Мусульманин (за исключением высшей знати типа упоминавшихся Ханов-Нахичеванских) мог сделать серьезную карьеру, но на местном уровне. Для католика «пределом» были полковничьи эполеты. Лютеранин считался приемлемым на всех уровнях. Но и в теории, и на практике становым хребтом державы, совокупным хозяином ее являлись православные, неважно, урожденные или неофиты. А православие грузин никогда и никем под сомнение не ставилось… И соответственно, они по факту считались естественной частью России - не этнической Великороссии, а Российской империи как политической, наднациональной системы. Однако у монеты есть и реверс. Вхождение Грузии в состав России на конфессиональном уровне создало крайне непростую вероисповедную (но! касаться специальных вопросов я, агностик, не считаю себя вправе) и политическую коллизию. С одной стороны, Грузинская Апостольская Православная Церковь была самостоятельна с незапамятных времен, более того, в неформальном «личном зачете» стояла выше РПЦ, занимая девятое место в диптихах древних Восточных Патриархатов (сразу после антиохийской, александрийской, константинопольской, ассирийской и еще четырех совсем экзотических Церквей). С другой стороны, РПЦ к началу 19 века жила по правилам церковной реформы Петра I. Патриарха не было. Формально управление РРЦ было «соборным» и осуществлялось Синодом, однако реальным - как фактически, так и формально (на правах «первоприсутствующего») был Император. Не станем нарушать принцип Оккама, углубляясь в эту, безусловно, интереснейшую тему. Достаточно сказать, что прямой параллелью преобразованием Петра можно признать англиканство, а проводились они (как и все петровские реформы) в сугубо прагматических целях: Император ломал хребет Церкви, как структуре, способной проводить самостоятельную политику в государстве, оставляя ей (как, впрочем, по логике и следует) только идеологические функции. При этом, в отличие от доброго короля Гарри VIII, заботясь и о соблюдении приличий. Так, принцип «соборности», принятый за основу при проведении реформы, исходя из истории раннего христианства, действительно предшествовал принципу «первоначалия», а правомочность же самой реформы мотивировалась ссылкой на традиции Восточного Рима, императоры, которого, будучи «уполномоченными Господа» на земле, посредников-патриархов меняли как перчатки и едва ли не пороли. Более того, соответствие реформы канонам было подтверждено Восточными патриархами (подтверждение, скорее всего, было банально куплено, но это даже не второй вопрос) и обосновано такими безусловными авторитетами в богословии, как Феофан Прокопович и Стефан Яворский. Так что сомнения по сем поводу если и были, то разве что в среде разного рода раскольников.
d.Отсюда и коллизия. В стройной системе церковного устройства, основанного на принципе «соборности» и, следовательно, равенства высших иерархов, места для автокефалий не предполагалось. Даже для древних, традиционных и, так сказать, национально-ориентированных. Тем паче, что в христианстве «несть ни еллина, ни иудея», а с точки зрения обрядности грузинское и русское православие абсолютно идентичны. Так что не приходится удивляться тому, что уже в 1811 году решением Святейшего Синода вместо 13 мелких исторических епархий в Восточной Грузии учреждались две, сан Католикоса-Патриарха был упразднен. Сама ГПЦ преобразовалась в Грузинский экзархат - составную часть РПЦ (как следует из самого термина, имевшую определенную автономию), экзарх которой входил в состав Синода. Не оценивая факт, отмечу лишь, что в Восточной Грузии данные преобразования были встречены вполне спокойно. Некоторое недовольство выказала лишь часть высших иерархов, имевших виды на патриарший престол.
e.Dixi. Тема исчерпана. В заключение остается еще раз повторить: цель этих заметок заключалась не в обелении и оправдании России, а в максимально беспристрастном изложении фактов и систематизации их. Без выводов. Выводы пусть каждый делает сам. Мне же остается лишь напомнить, что История не стоит на месте, и то, что сегодня необходимо и неизбежно, завтра может стать (и даже наверняка станет) тормозом, раздражающим общество и подлежащим устранению. Ликвидация грузинской автокефалии стало завершающим аккордом присоединения Грузии к России. Но время не стояло на месте. Впереди был долгий период спокойствия, позволившего обществу накопить силы, необходимые для развития и сформировать новые социальные слои, способные перенести вопрос о независимости на новый, качественно иной уровень: от смутных мечтаний «младогрузинских» заговорщиков 1832 года, плохо сознающих, чего нужно хотеть, и далеких от народа не менее, чем декабристы (практически все они встретили старость в ранге генаралов, министров, губернаторов и членов Правительствующего Сената Империи), и до «новых людей» разных чинов, объединенных агитацией Святого Ильи Чавчавадзе, сделавшего для грузин то же, что сделал для мусульман Поволжья Габдулла Тукай, объяснивший потомкам булгар, кто они такие на самом деле. Впрочем, это уже совсем иная история.