Скованные одной цепью. связанные одной целью
- Вот скажи, Вера, какая у тебя в жизни цель?
- А цель, Сереженька, у нас общая - Коммунизм!
"Маленькая Вера"
Мой большой опыт книжного рецензирования говорит, что бывают темы резонансные бывают такие, которые большинство оставляют равнодушным, но если это нонфикшн о позднесоветском периоде, то отклик будет. Ругать автора рецензии наравне с автором книги, станут как сторонники Союза, так и его ненавистники. Книг люди не читают, но всякий, живший в те времена, видит себя по ним специалистом. Потому поясню: труд Алексея Юрчака и прочла и рассказываю о нем не в поиске сомнительной популярности, а из потребности разобраться в дне сегодняшнем
Немного об авторе. Доктор философии по культурной и лингвистической антропологии, профессор Калифорнийского университета, родился и вырос в Ленинграде, по первому образованию физик, был менеджером группе АВИО (может быть кто-то вспомнит такую, я нет). Everything Was Forever, Until It Was No More: The Last Soviet Generation написал и опубликовал в 2005. Русский вариант не совсем та книга, которую писал первоначально, "Это было навсегда, пока не кончилось. Последнее советское поколение" - авторский, в значительной мере отредактированный перевод, который вышел в 2015.
Книга толстая, но если захотите прочесть, пусть это вас не пугает. Написана хорошо, язык не запредельно сложный, богато иллюстрирована, примерно шестую часть объема в конце занимает библиография. О чем? Сильно упрощая, о том, что сводить феномен позднесоветского периода к бинарной оппозиции "конформисты-нонконформисты", "совки - диссиденты" так же неверно, как считать всех советских людей благонамеренными или приписывать всем бунтарство.
Ни та, ни другая, ни третья оценка неверны. Как истовых апологетов системы, так и борцов с ней в чистом виде было исчезающе мало, основную часть общности советских людей составляли те, кто верил в фундаментальные ценности социализма, хотя к возможности построения коммунизма на этом базисе относился скептически. Кто понимал что "условно сегодняшняя" система взаимоотношений серьезно отошла от заявленных идеалов, но не имел ресурсов и желания бороться, по мере возможностей приспосабливаясь.
Почему не боролись, если видели, что все не так, как надо? Потому что живущим внутри системы она казалась незыблемой, а перспектива восстать на нее уровнем эффективности представлялась соотносимой с протестами против смены времен года или законов физики. Так есть, так будет всегда, мы не можем изменить реальность, данную в ощущениях, но можем расположиться внутри нее максимально комфортно в соответствии со своим пониманием уюта. И как ни странно, ригидная советская система предоставляла такую возможность почти каждому. Мало реальной общей свободы, но огромное количество ниш и отнорочков, куда можно было забиться и существовать практически вне идеологического контекста.
То есть, если ты карьерист - дорога тебе в пионерские, комсомольские активисты, потом в партию. Будь готов к тому, что огромное количество времени и энергии придется отдать рутинной работе, но возможно удастся сделать и что-то творческое, полезное для школы, института, района, а должностные привилегии во многом компенсируют затраты. Если интересуешься наукой или творчеством - есть кружки, студии, клубы, где найдешь единомышленников. Не хочешь растрачивать себя на ерунду социальных ритуалов, но готов мириться с низким статусом - для тебя вненаходимость.
Феномену вненаходимости в книге уделено достаточно серьезное внимание и вряд ли ошибусь, предположив, что сегодня большинство соотечественников вернулось к образу мыслей и действий, описанных этим состоянием. По возможности минимизировать контакты с идеологией, в ситуациях необходимости выказать формальное одобрение, делать это с той степенью энтузиазма. которая предусмотрена регламентом, и продолжать возделывать свою делянку,по возможности расшатывая систему изнутри.
В книге много вещей, о которых так бегом не расскажешь. Замечательно интересно про дискурс, который формировался в раннесоветский период, когда у социума была фигура, которой он делегировал высказывать решающее мнение по всем вопросам. Я о Сталине и его правках к статьям БСЭ. И как потом те же словесные формулировки без изменений тридцать лет кочевали по всем официальным документам, заменив ритуальным бормотанием реальный идеологический метадискурс. Это замечательно интересный аспект антропогенной психолингвистики.
Но для меня сейчас важнее вненаходимость, которая помогла сориентироваться и найти ответы на вопросы, внезапно ставшие актуальными.