(no subject)
В Ярославле я жила на любимой Республиканской улице, в самой лучшей её части - рядом с караоке-баром «Гидроспецфундаментстрой» и домом под номером 221. В караоке-бар я не пошла - судя по названию, там сплошной рэп, и в дом 221 не пошла тоже - не было у меня в этот раз никаких дел к мистеру Холмсу, и, как по мне, так и слава богу. Знаем мы, с какими делами ходят к мистеру Холмсу.
А постоялый двор при академии Пастухова, где я жила, оказался прекрасен и аутентичен. Наконец-то я поняла, зачем этим домам нужны были швейцары - вовсе даже не для форса, как я раньше думала. Когда ты, пыхтя и навалившись всем телом, одолеваешь первую дверь подъезда, а за ней немедленно оказывается вторая, вдвое прекраснее и увесистее той, то рука прямо-таки тянется к карману за двугривенным - а дать-то и некому, вот незадача. А за дверью - тот самый до дрожи любимый запах; не спрашивайте меня, я не знаю, чем пахнет 1895 год, точнее, знаю - вот этим подъездом и пахнет. И чугунные перила, и стёртые ступени, и ласковая мышиная тишина, а из окон видны розовое спросонья небо и мускулистый, подтянутый тренажёрный зал.
Нет ничего отраднее, чем возвращаться в этот дом по вечерней улице и слышать под ногами хруст снега, а не реагентов, и не верить своим ушам. Магазинчик «Офицер» обнимается с винной лавкой, но я уже знаю, что он хоть и пьяненький, но добрый, и ходить мимо него ничуть не опасно. В названии кафе «Якорь» не горит буква «Я», впрочем, это не здесь, это ближе к набережной, и потому тоже не страшно. Зато в баре «У Штирлица» всё в порядке; хотя я не знаю, как там ухитряются расслабляться мужья, зная, что в каждую минуту за соседним столиком может материализоваться жена с мягкой укоризной во взоре.
А заманчивей всего - кабачок под названием «Пни». В детстве, помнится, мы с сестрой часто любовались вывеской в Парке культуры - «Горячие пончики». В ней, как водится, не горели определённые буквы, и мы не могли нарадоваться: горячие пни, какая красота. Может быть, это такие специальные фрикадельки? Или ромовые бабы, окунутые сперва в горячий ром, а затем - в горячий шоколад? Наши знакомые ромовые бабы, как правило, отличались сухостью, малоизюмностью и спартанским убранством, но кто-то нам сказал, что настоящие должны быть именно такие - ром и шоколад! Представить-то страшно, не то что откусить....
А вдруг в этих «Пнях» подают нечто подобное? Нет, в самом деле, должны же такое где-то подавать!
- Держи карман шире, - сказала мне подруга. - Это вообще не название, а инструкция. Ну, пишут же на дверях: «на себя», или «от себя», или «звони».... Тут аналогично.
Так я и не решилась туда зайти. Но в следующий приезд уж непременно.
А постоялый двор при академии Пастухова, где я жила, оказался прекрасен и аутентичен. Наконец-то я поняла, зачем этим домам нужны были швейцары - вовсе даже не для форса, как я раньше думала. Когда ты, пыхтя и навалившись всем телом, одолеваешь первую дверь подъезда, а за ней немедленно оказывается вторая, вдвое прекраснее и увесистее той, то рука прямо-таки тянется к карману за двугривенным - а дать-то и некому, вот незадача. А за дверью - тот самый до дрожи любимый запах; не спрашивайте меня, я не знаю, чем пахнет 1895 год, точнее, знаю - вот этим подъездом и пахнет. И чугунные перила, и стёртые ступени, и ласковая мышиная тишина, а из окон видны розовое спросонья небо и мускулистый, подтянутый тренажёрный зал.
Нет ничего отраднее, чем возвращаться в этот дом по вечерней улице и слышать под ногами хруст снега, а не реагентов, и не верить своим ушам. Магазинчик «Офицер» обнимается с винной лавкой, но я уже знаю, что он хоть и пьяненький, но добрый, и ходить мимо него ничуть не опасно. В названии кафе «Якорь» не горит буква «Я», впрочем, это не здесь, это ближе к набережной, и потому тоже не страшно. Зато в баре «У Штирлица» всё в порядке; хотя я не знаю, как там ухитряются расслабляться мужья, зная, что в каждую минуту за соседним столиком может материализоваться жена с мягкой укоризной во взоре.
А заманчивей всего - кабачок под названием «Пни». В детстве, помнится, мы с сестрой часто любовались вывеской в Парке культуры - «Горячие пончики». В ней, как водится, не горели определённые буквы, и мы не могли нарадоваться: горячие пни, какая красота. Может быть, это такие специальные фрикадельки? Или ромовые бабы, окунутые сперва в горячий ром, а затем - в горячий шоколад? Наши знакомые ромовые бабы, как правило, отличались сухостью, малоизюмностью и спартанским убранством, но кто-то нам сказал, что настоящие должны быть именно такие - ром и шоколад! Представить-то страшно, не то что откусить....
А вдруг в этих «Пнях» подают нечто подобное? Нет, в самом деле, должны же такое где-то подавать!
- Держи карман шире, - сказала мне подруга. - Это вообще не название, а инструкция. Ну, пишут же на дверях: «на себя», или «от себя», или «звони».... Тут аналогично.
Так я и не решилась туда зайти. Но в следующий приезд уж непременно.