(no subject)
Кстати, о Зоологическом музее. Вы. конечно, скажете, что он пыльный, дохлый, что там только грусть-тоска, траченные молью чучела и пауки в банках. И что ему, как Политеху, давным-давно пора обновляться. А я вот что скажу: как хорошо, что в мире есть ещё места, где всё в точности, как было раньше. Вот как приходил ты сюда в 1895 году, разматывая по пути башлык и обмётывая веником валенки, так же можешь прийти и сейчас, и под лестницей тебя встретит тот же мамонт, а на лестнице будет так же пахнуть нафталином, формалином и сладкой музейной затхлостью.
И знаете что - там и сейчас полно всяких исследователей от двух до семидесяти, и у всех одинаково сосредоточенные и сдержанно-восхищённые лица, и никто не зевает, не пялится украдкой в смартфон и не канючит: «маам, мне жарко, пошли на карусели!» И никто не жалуется, что тут нет виртуального сафари, первобытных тропиков в тридэ-формате и скачек на динозаврах. Когда ты юн и нежен, знание НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО должно обрушиваться на тебя в виде квестов, клипов и танцев под звёздами, иногда НУЖНО, чтобы оно просто висело на стене в виде невзрачной чёрной таблички над не первой свежести чучелом двугорбого верблюда. Иногда весь смак в том, чтобы эту табличку внимательно изучить, шевеля губами, а потом застыть перед верблюдом, приоткрыв рот. В точности, как застывали мы в 1895 году.
- Ну, куда ты смотришь, - дёргает папа дочь, склонившуюся над витриной. - Ты вот сюда смотри! - и показывает на объектив. Дочь неохотно оборачивается, и в стёклах её очков всё ещё сидят королевские пингвины - по одному в каждом стекле.
- Мам! - взвизгивает кто-то за дальним поворотом. - Иди сюда, тут кольчатые черви! Скорей! Скорей!
Хотя, конечно, аттракционы тоже нужны. Когда чучело игуаны внезапно подмигнуло публике и полезло вверх по стволу, подчеркнув этим, что никакое оно не чучело, успех был колоссальный. Ни в одном зоологическом саду у игуаны такого успеха не бывает, а здесь - пожалуйста. Всё зависит от того, в каком ты окружении.
И знаете что - там и сейчас полно всяких исследователей от двух до семидесяти, и у всех одинаково сосредоточенные и сдержанно-восхищённые лица, и никто не зевает, не пялится украдкой в смартфон и не канючит: «маам, мне жарко, пошли на карусели!» И никто не жалуется, что тут нет виртуального сафари, первобытных тропиков в тридэ-формате и скачек на динозаврах. Когда ты юн и нежен, знание НЕ ОБЯЗАТЕЛЬНО должно обрушиваться на тебя в виде квестов, клипов и танцев под звёздами, иногда НУЖНО, чтобы оно просто висело на стене в виде невзрачной чёрной таблички над не первой свежести чучелом двугорбого верблюда. Иногда весь смак в том, чтобы эту табличку внимательно изучить, шевеля губами, а потом застыть перед верблюдом, приоткрыв рот. В точности, как застывали мы в 1895 году.
- Ну, куда ты смотришь, - дёргает папа дочь, склонившуюся над витриной. - Ты вот сюда смотри! - и показывает на объектив. Дочь неохотно оборачивается, и в стёклах её очков всё ещё сидят королевские пингвины - по одному в каждом стекле.
- Мам! - взвизгивает кто-то за дальним поворотом. - Иди сюда, тут кольчатые черви! Скорей! Скорей!
Хотя, конечно, аттракционы тоже нужны. Когда чучело игуаны внезапно подмигнуло публике и полезло вверх по стволу, подчеркнув этим, что никакое оно не чучело, успех был колоссальный. Ни в одном зоологическом саду у игуаны такого успеха не бывает, а здесь - пожалуйста. Всё зависит от того, в каком ты окружении.