(no subject)
- Только водой его не мочите, - говорит продавец, девушке, примеряющей кольцо с опалом. - От воды он мутнеет. Он и так на семьдесят процентов из неё состоит, куда ему ещё…
- Я тоже на семьдесят процентов состою из воды. От меня он не помутнеет? - без улыбки спрашивает девушка.
А я при виде этого опала вспоминаю, как меня впервые привели на птичий рынок. И как я бродила там, оглушённая во всех смыслах, и как в душе моей мешались чувства Али-Бабы, попавшего в пещеру сокровищ, и чувства аболициониста, попавшего на невольничий аукцион. И как каким-то чудом нас наконец-то вынесло к прилавку, где было тихо и продавали неживое - стеклянные камни для аквариума, не привычную невнятную россыпь, а сверкающие слитки и самородки неописуемой, невозможной красоты.
При виде их во мне тотчас родился геммолог, но, поскольку он только что родился, ему было пофиг, что всё это - не настоящее. Тем красавцам, что я дрожащими руками отобрала из общей кучи, предстояло жить долго и интересно, участвовать во множестве авантюрных сюжетов и обменно-валютных операций, периодически залегать на дно в самом прямом из возможных смыслов, а затем вновь пускаться во все тяжкие. И среди них был один, совершенно царский, громадный, величиной с ладонь, снаружи льдисто-голубой, внутри - жаркий, как огненная пещь, как недра Земли. Пылающий, сияющий и отливающий таким количеством космических оттенков, что у меня сердце ушло в пятки и сидело там всё время, пока я, щурясь и не веря глазам, разглядывала его на свет. И носить с собой такую хрупкую на вид тяжесть было нельзя, и расстаться с ней было невозможно…. Так он и по сей день со мной, и не потускнел ни на искру, хотя чего только за это время ни пережил. И, в общем-то, я давно уже знаю, что это и есть тот самый Горячий Камень, который, если снести его на гору и там разбить, вернёт тебе молодость и замутит твою жизнь сначала. И я бы, может, так и сделала, но нельзя же разбивать сердце таким настырным и преданным друзьям, тем более, что всё равно это дохлый номер - мы его уже тыщу раз куда только ни роняли, а ему, заразе, всё, как с опала вода.
- Я тоже на семьдесят процентов состою из воды. От меня он не помутнеет? - без улыбки спрашивает девушка.
А я при виде этого опала вспоминаю, как меня впервые привели на птичий рынок. И как я бродила там, оглушённая во всех смыслах, и как в душе моей мешались чувства Али-Бабы, попавшего в пещеру сокровищ, и чувства аболициониста, попавшего на невольничий аукцион. И как каким-то чудом нас наконец-то вынесло к прилавку, где было тихо и продавали неживое - стеклянные камни для аквариума, не привычную невнятную россыпь, а сверкающие слитки и самородки неописуемой, невозможной красоты.
При виде их во мне тотчас родился геммолог, но, поскольку он только что родился, ему было пофиг, что всё это - не настоящее. Тем красавцам, что я дрожащими руками отобрала из общей кучи, предстояло жить долго и интересно, участвовать во множестве авантюрных сюжетов и обменно-валютных операций, периодически залегать на дно в самом прямом из возможных смыслов, а затем вновь пускаться во все тяжкие. И среди них был один, совершенно царский, громадный, величиной с ладонь, снаружи льдисто-голубой, внутри - жаркий, как огненная пещь, как недра Земли. Пылающий, сияющий и отливающий таким количеством космических оттенков, что у меня сердце ушло в пятки и сидело там всё время, пока я, щурясь и не веря глазам, разглядывала его на свет. И носить с собой такую хрупкую на вид тяжесть было нельзя, и расстаться с ней было невозможно…. Так он и по сей день со мной, и не потускнел ни на искру, хотя чего только за это время ни пережил. И, в общем-то, я давно уже знаю, что это и есть тот самый Горячий Камень, который, если снести его на гору и там разбить, вернёт тебе молодость и замутит твою жизнь сначала. И я бы, может, так и сделала, но нельзя же разбивать сердце таким настырным и преданным друзьям, тем более, что всё равно это дохлый номер - мы его уже тыщу раз куда только ни роняли, а ему, заразе, всё, как с опала вода.