Деревенское
- Сослали! - кричит в телефон мальчик лет восьми возле деревенской калитки. - Они меня сослали! А тут делать не-хре-на!
- Максим! - зовут его из глубины сада, откуда слышны смех и стук мячика.
- Ладно, пока, - вздыхает ссыльный, суёт телефон в карман и идёт в сад, показательно загребая ногами. Перед калиткой задерживается, запрокидывает голову и с нажимом говорит знойному, расплывшемуся солнцу:
- Ннну, ж-ж-жизнь!
Непонятно, чего больше в этом нажиме - показной ярости или тайного удовлетворения.
А у другой калитки сидит на корточках девочка в ярком сарафане.
- Оля, ты что там высматриваешь? Кто там?
- Жук, - говорит девочка, не отрывая взгляда от песчаной дорожки. - Ползёт. Проблемы у него.
- А как ты видишь, что у него проблемы?
Она удивлённо оглядывается, дёргает плечом со сползшей лямкой.
- По лицу.
Чёрт. Ведь и я когда-то смело смотрела в лицо жукам, читая там всю их биографию, как на ладони. И куда только всё девается.
На бетонном просёлочном шоссе нарисованы кривоватые классики с пляшущими человечками вместо цифр и букв.
***
Жара, июнь, деревня. Мелкий ссыльный народ нехотя вылез из интернетов, которые тут всё равно не ловятся, и уселся на велосипеды. Но, и сидя в седле, обсуждают животрепещущее:
- Ты не понимаешь! Думаешь, это она просто так в демона превращается? Ни фи-га! Демон - это её истинная сущность!
- Ну... так это всехняя истинная сущность, но мы же с тобой, например, не превращаемся.
Молодёжь - она мудрая, чего уж там.
***
Гуляла на свадьбе бабочек. Перепившиеся гости с разлёта садились мне на голову и щекотали усами шею. Собака тем временем делала вид, что разрывает муравьиную кочку, и по выражению её скрученного хвоста было видно, как зверски она ревнует. Я не хотела её дразнить, но мы все были такие пьяные от жары, света и запаха клевера и компоста, что вот так вот взять и сразу уйти просто не было никакой возможности.
А вечером на совершенно чистое, не успевшее ещё толком остыть небо невесть откуда поналезли облака. Замечено, что каким бы безоблачным ни был день, к вечеру они всё равно вылезают - нарочно, чтобы покрасоваться так и сяк в закатных лучах.
***
Собака битый час дожидалась выхода лягушки из кустов, а когда дождалась, не знает, что делать дальше. Ходит за ней на цыпочках, периодически заносит переднюю лапу, хрюкает, трясёт бородой, но так и не решается дотронуться. На лице - сосредоточенное недоумение и грусть. Толстой был прав, говоря про трагедию сбывшихся желаний.
А за забором тем временем слышны звон бокалов, звон монет и вздохи усталого банкомёта.
- Ну, чего... Три карты у меня.
- Опаньки! Мал-ла-дец! Ну, и на хера мне эта дама?
- Элементы сладкой жизни! - говорит мой троюродный внук и слизывает со скатерти прилипшие капли клубничной пенки.
- Максим! - зовут его из глубины сада, откуда слышны смех и стук мячика.
- Ладно, пока, - вздыхает ссыльный, суёт телефон в карман и идёт в сад, показательно загребая ногами. Перед калиткой задерживается, запрокидывает голову и с нажимом говорит знойному, расплывшемуся солнцу:
- Ннну, ж-ж-жизнь!
Непонятно, чего больше в этом нажиме - показной ярости или тайного удовлетворения.
А у другой калитки сидит на корточках девочка в ярком сарафане.
- Оля, ты что там высматриваешь? Кто там?
- Жук, - говорит девочка, не отрывая взгляда от песчаной дорожки. - Ползёт. Проблемы у него.
- А как ты видишь, что у него проблемы?
Она удивлённо оглядывается, дёргает плечом со сползшей лямкой.
- По лицу.
Чёрт. Ведь и я когда-то смело смотрела в лицо жукам, читая там всю их биографию, как на ладони. И куда только всё девается.
На бетонном просёлочном шоссе нарисованы кривоватые классики с пляшущими человечками вместо цифр и букв.
***
Жара, июнь, деревня. Мелкий ссыльный народ нехотя вылез из интернетов, которые тут всё равно не ловятся, и уселся на велосипеды. Но, и сидя в седле, обсуждают животрепещущее:
- Ты не понимаешь! Думаешь, это она просто так в демона превращается? Ни фи-га! Демон - это её истинная сущность!
- Ну... так это всехняя истинная сущность, но мы же с тобой, например, не превращаемся.
Молодёжь - она мудрая, чего уж там.
***
Гуляла на свадьбе бабочек. Перепившиеся гости с разлёта садились мне на голову и щекотали усами шею. Собака тем временем делала вид, что разрывает муравьиную кочку, и по выражению её скрученного хвоста было видно, как зверски она ревнует. Я не хотела её дразнить, но мы все были такие пьяные от жары, света и запаха клевера и компоста, что вот так вот взять и сразу уйти просто не было никакой возможности.
А вечером на совершенно чистое, не успевшее ещё толком остыть небо невесть откуда поналезли облака. Замечено, что каким бы безоблачным ни был день, к вечеру они всё равно вылезают - нарочно, чтобы покрасоваться так и сяк в закатных лучах.
***
Собака битый час дожидалась выхода лягушки из кустов, а когда дождалась, не знает, что делать дальше. Ходит за ней на цыпочках, периодически заносит переднюю лапу, хрюкает, трясёт бородой, но так и не решается дотронуться. На лице - сосредоточенное недоумение и грусть. Толстой был прав, говоря про трагедию сбывшихся желаний.
А за забором тем временем слышны звон бокалов, звон монет и вздохи усталого банкомёта.
- Ну, чего... Три карты у меня.
- Опаньки! Мал-ла-дец! Ну, и на хера мне эта дама?
- Элементы сладкой жизни! - говорит мой троюродный внук и слизывает со скатерти прилипшие капли клубничной пенки.