(no subject)
Собаки, с которыми надо гулять - наши проводники в параллельный мир, где, прижав уши, прячется мир-во-всём-мире, давно уже изгнанный из всех остальных миров. Там, в глубине дворов, всё ещё скрипят качели, громоздятся древние, как дольмены, гаражи, и реагенты вросли в придорожный лёд, нимало ему не вредя - как кунжут, запечённый в булочку.
- Пуф! - кричит малыш, нацелив на кого-то палец. Толстая девочка с толстыми косами немедленно хватает его в охапку и зачехляет орудие варежкой.
- Я тебе дам - стрелять по воронам!
Громадный, как телёнок, пёс за строительным забором лает на прохожих с извиняющимися нотками в голосе. Не походите, пожалуйста, а то ведь я вынужден буду вас укусить, а это так неприятно.
Садовые ограды, заиндевелые пустыри, детские садики, книги на подоконниках и прочие артефакты, до которых ещё не добрался миллениум. На стене бойлерной нарисованы айсберги и пальмы, золотые цапли и белые медведи. Наверное, так и выглядит рай, схоронившийся за мусорным контейнером от светлого будущего.
***
По поводу Малдера и Скалли все говорят, что невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Я тоже так думала, а теперь смотрю: ёлки, река-то замёрзла. И оба они - как Кай и Герда, застывшие каждый в своей вечности, и оживить их решительно некому. Прежде мир вокруг них был полон жизни, сейчас он полон самоиронии. Прежние чудеса, несомненно, случались где-то рядом вне зависимости от степени их абсурдности, и одинаково верилось в существование и дикой лесной женщины, и человека-червя, живущего в канализации, и в беглого пришельца, влюблённого в Землю, потому что на ней есть бейсбол. В новом мире нет чудес, а есть игры, квесты, парадоксы, ощущение зря прожитой жизни и звериная тоска по несбывшемуся. Невозможно грустна та сцена, в которой Малдер запускает ракету вместе со своим несуществующим сыном. Ещё грустнее та сцена, в которой он же, наевшись пластмассовых поганок, делает вид, что идёт в отрыв, а лицо при этом всё то же - усталое и намертво замороженное. И вдруг в какой-то момент ты видишь, как по стеклу скафандра идут трещинки, и оно как будто слегка запотевает изнутри от живого дыхания.... Эх, дали бы им больше времени, чем чёрт не шутит, может, они бы и пробились!
***
А вообще, мир чем дальше, тем зыбче и неуловимее, и всё в нём как будто сделано на живую нитку из китайского дерьма. Всё - вещи, дома, улицы, книги, фильмы, идеи, пространства, и никто не успевает понять, зачем оно было нужно и куда вдруг подевалось. Каждый раз, выходя из дома, не знаешь, в каком из сопредельных миров окажешься; ещё вчера на углу была кондитерская, сегодня - какой-то невнятный офис, назначения которого не знают и те, кто в нём работает, а завтра - игровая комната для желающих «попасть в реальность». Только что-то мне подсказывает, что они врут, и лучше обойти эту комнату стороной.
***
Лекция по американской архитектуре ар-деко в Центре Авангарда была феерически прекрасной. Я шла туда в уверенности, что все эти ихние небоскрёбы - торжествующая самодовольная пошлость, возведённая в ранг искусства, а ушла, твёрдо зная, что это восторг и неземное великолепие. А потом, как истый маньяк, пересматривала на сон грядущий «Далеков на Манхэттене» - самую слабую, самую наивную серию во всём сезоне. Боже мой, как она прекрасна. Как прекрасен Нью-Йорк. Как прекрасны люди, сделавшие это кино - которым, судя по всему, всё равно, чем любоваться, будь то Манхэттен, Кардифф, Лондон или глубокий Космос, лишь бы это была живая жизнь, а не лабиринты чьего-то подсознания. И вот эта дивная в своей младенческой простоте и младенческом же романтизме идея: из человека нельзя сделать зомбированного фошыста, потому что при сотворении его молния, давшая ему жизнь, прошла через сердце ангела. На время - можно. Насовсем - нельзя. Так оно или не так, другой вопрос, но, если людям с детства такое показывать, глядишь, они и поверят.
- Пуф! - кричит малыш, нацелив на кого-то палец. Толстая девочка с толстыми косами немедленно хватает его в охапку и зачехляет орудие варежкой.
- Я тебе дам - стрелять по воронам!
Громадный, как телёнок, пёс за строительным забором лает на прохожих с извиняющимися нотками в голосе. Не походите, пожалуйста, а то ведь я вынужден буду вас укусить, а это так неприятно.
Садовые ограды, заиндевелые пустыри, детские садики, книги на подоконниках и прочие артефакты, до которых ещё не добрался миллениум. На стене бойлерной нарисованы айсберги и пальмы, золотые цапли и белые медведи. Наверное, так и выглядит рай, схоронившийся за мусорным контейнером от светлого будущего.
***
По поводу Малдера и Скалли все говорят, что невозможно дважды войти в одну и ту же реку. Я тоже так думала, а теперь смотрю: ёлки, река-то замёрзла. И оба они - как Кай и Герда, застывшие каждый в своей вечности, и оживить их решительно некому. Прежде мир вокруг них был полон жизни, сейчас он полон самоиронии. Прежние чудеса, несомненно, случались где-то рядом вне зависимости от степени их абсурдности, и одинаково верилось в существование и дикой лесной женщины, и человека-червя, живущего в канализации, и в беглого пришельца, влюблённого в Землю, потому что на ней есть бейсбол. В новом мире нет чудес, а есть игры, квесты, парадоксы, ощущение зря прожитой жизни и звериная тоска по несбывшемуся. Невозможно грустна та сцена, в которой Малдер запускает ракету вместе со своим несуществующим сыном. Ещё грустнее та сцена, в которой он же, наевшись пластмассовых поганок, делает вид, что идёт в отрыв, а лицо при этом всё то же - усталое и намертво замороженное. И вдруг в какой-то момент ты видишь, как по стеклу скафандра идут трещинки, и оно как будто слегка запотевает изнутри от живого дыхания.... Эх, дали бы им больше времени, чем чёрт не шутит, может, они бы и пробились!
***
А вообще, мир чем дальше, тем зыбче и неуловимее, и всё в нём как будто сделано на живую нитку из китайского дерьма. Всё - вещи, дома, улицы, книги, фильмы, идеи, пространства, и никто не успевает понять, зачем оно было нужно и куда вдруг подевалось. Каждый раз, выходя из дома, не знаешь, в каком из сопредельных миров окажешься; ещё вчера на углу была кондитерская, сегодня - какой-то невнятный офис, назначения которого не знают и те, кто в нём работает, а завтра - игровая комната для желающих «попасть в реальность». Только что-то мне подсказывает, что они врут, и лучше обойти эту комнату стороной.
***
Лекция по американской архитектуре ар-деко в Центре Авангарда была феерически прекрасной. Я шла туда в уверенности, что все эти ихние небоскрёбы - торжествующая самодовольная пошлость, возведённая в ранг искусства, а ушла, твёрдо зная, что это восторг и неземное великолепие. А потом, как истый маньяк, пересматривала на сон грядущий «Далеков на Манхэттене» - самую слабую, самую наивную серию во всём сезоне. Боже мой, как она прекрасна. Как прекрасен Нью-Йорк. Как прекрасны люди, сделавшие это кино - которым, судя по всему, всё равно, чем любоваться, будь то Манхэттен, Кардифф, Лондон или глубокий Космос, лишь бы это была живая жизнь, а не лабиринты чьего-то подсознания. И вот эта дивная в своей младенческой простоте и младенческом же романтизме идея: из человека нельзя сделать зомбированного фошыста, потому что при сотворении его молния, давшая ему жизнь, прошла через сердце ангела. На время - можно. Насовсем - нельзя. Так оно или не так, другой вопрос, но, если людям с детства такое показывать, глядишь, они и поверят.