(no subject)
***
- Вы прямо Фаберже какой-то, - сказала я стоматологу, ощупав языком рот. - И мало того, что красота - они же у вас вечные, эти пломбы.
- Сплюньте, - строго сказал стоматолог.
Я послушно плюнула в фарфоровую мисочку.
- Я не в этом смысле, - ещё строже сказал он.
***
В набитом до отказа вагоне метро слышу, как где-то рядом в толпе кто-то проводит с кем-то сеанс полевой психодиагностики:
- Гарик, ты пойми - это же всё от того, что ты со своей жизнью идёшь параллельно!
- Чи-во?
- Жизнь, Гарик! Я говорю: вы же с ней совершенно не пересекаетесь!
- Чи-во?
- А я тебе скажу, чего! Я тебе скажу! Потому что вы друг друга боитесь, Гарик! Вот в чём засада!
Не выдерживаю, выворачиваю шею, задираю голову - и вижу Гарика.
Ну, что сказать? В принципе, я Гарикову жизнь понимаю. И Гарика - тоже.
Я бы на их месте тоже не торопилась сходиться.
***
Мой деревенский сад запущен до того, что пользуется безграничным доверием со стороны ближайших лесных соседей. Ястребы ночуют на яблонях, как у себя дома, ежи ходят ночью под окнами и топают, как мужики в сапогах. Кукушка в благодарность за постой накуковывает мне офигительное, непристойное долголетие. И никто друг друга не жрёт - то ли стесняются меня, то ли думают, что это Рай. По утрам сад полон шорохов, хихиканья и пронзительно-зелёных попугайчиков.
- Ты кто? - дивясь, спрашиваю я у одного из них.
- Овсянка, мэм, - застенчиво представляется попугайчик и вспархивает с былинки, нимало её не потревожив.
Всё-таки хорошо, что именно овсянка, а не коноплянка. Про овсянку как-то не сомневаешься, что она тебе не привиделась.
А ещё у нас там живут жёлтые трясогузки. На самом деле они тоже зелёные, а жёлтыми их зовут официально, по паспорту, потому что все орнитологи - дальтоники.
***
А вообще - хочу циклон.
Люблю истеричных креативных психов. Они то плачут, то смеются, то скандалят и воют в проводах, то тихо хлюпают носом в саду под тучами… А в промежутках ТАК рисуют облаками и солнцем по сырому, плохо натянутому поверх бесконечности небу, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
В них много злости и беззащитности. А за свежесть восприятия им вообще всё можно простить.
- Вы прямо Фаберже какой-то, - сказала я стоматологу, ощупав языком рот. - И мало того, что красота - они же у вас вечные, эти пломбы.
- Сплюньте, - строго сказал стоматолог.
Я послушно плюнула в фарфоровую мисочку.
- Я не в этом смысле, - ещё строже сказал он.
***
В набитом до отказа вагоне метро слышу, как где-то рядом в толпе кто-то проводит с кем-то сеанс полевой психодиагностики:
- Гарик, ты пойми - это же всё от того, что ты со своей жизнью идёшь параллельно!
- Чи-во?
- Жизнь, Гарик! Я говорю: вы же с ней совершенно не пересекаетесь!
- Чи-во?
- А я тебе скажу, чего! Я тебе скажу! Потому что вы друг друга боитесь, Гарик! Вот в чём засада!
Не выдерживаю, выворачиваю шею, задираю голову - и вижу Гарика.
Ну, что сказать? В принципе, я Гарикову жизнь понимаю. И Гарика - тоже.
Я бы на их месте тоже не торопилась сходиться.
***
Мой деревенский сад запущен до того, что пользуется безграничным доверием со стороны ближайших лесных соседей. Ястребы ночуют на яблонях, как у себя дома, ежи ходят ночью под окнами и топают, как мужики в сапогах. Кукушка в благодарность за постой накуковывает мне офигительное, непристойное долголетие. И никто друг друга не жрёт - то ли стесняются меня, то ли думают, что это Рай. По утрам сад полон шорохов, хихиканья и пронзительно-зелёных попугайчиков.
- Ты кто? - дивясь, спрашиваю я у одного из них.
- Овсянка, мэм, - застенчиво представляется попугайчик и вспархивает с былинки, нимало её не потревожив.
Всё-таки хорошо, что именно овсянка, а не коноплянка. Про овсянку как-то не сомневаешься, что она тебе не привиделась.
А ещё у нас там живут жёлтые трясогузки. На самом деле они тоже зелёные, а жёлтыми их зовут официально, по паспорту, потому что все орнитологи - дальтоники.
***
А вообще - хочу циклон.
Люблю истеричных креативных психов. Они то плачут, то смеются, то скандалят и воют в проводах, то тихо хлюпают носом в саду под тучами… А в промежутках ТАК рисуют облаками и солнцем по сырому, плохо натянутому поверх бесконечности небу, что ни в сказке сказать, ни пером описать.
В них много злости и беззащитности. А за свежесть восприятия им вообще всё можно простить.