Господь Иисус Христос сказал: "Я с вами до скончания века". Что это значит? Что Христос сидит на небе, а мы можем позвонить Ему по молитвенному телефону? Что Он невидимо, как призрак, бродит среди нас? Или, быть может, Он является образно в переплетении символов и словах мистерий? Где Христос?
Когда ранние христиане впервые стали сооружать литургические здания, у них перед глазами было как минимум три образца: иерусалимский храм, синагога и греко-римские храмы. В первом случае фокусом богообщения была священный и пустой мрак Двира. Во втором - кафедра, с которой звучало слово Божие. В третьем - икона-эйдолон божества. Но христиане выбрали четвертую форму - базилику, гражданское здание, вполне созвучное названию своих собраний-экклесий. Фокусом, логическим центром этого здания была пустота. Не священное ничто, как в Сионском святилище, а вполне обычное пустое пространство, воздух. В базилике люди сидели вдоль стен, обратившись лицом сквозь пустую середину друг к другу. Ни божества, ни символа, ни кафедры - ничего не было, потому что единственным образом присутствия Христа в мире они считали Его присутствие в людях. Он с нами до скончания века единственно потому, что с нами - другой, иной, ближний, тот, о ком Иисус сказал: "То, что сделаете им, сделаете Мне". Я предполагаю, что эти слова надо понимать буквально - Христос присутствует в мире, присутствуя в нас. Иного присутствия его искать не стоит. "Он воскрес, Его нет здесь". Ни здесь, ни там, ни вдали.
И оттого в христианстве нет, в общем-то, противоречия между "следованием за Христом" и "семьей" или "ближними" (т.е. теми людьми, с кем нас свела жизнь или промысел, как кому ближе). В них - и только в них! - является нам Христос. И нет Христа помимо них. "Если кто вам скажет: вот, здесь Христос, или: вот, там, - не верьте... Если скажут вам: вот, Он в пустыне, - не выходите; вот, Он в потаенных комнатах, - не верьте".
Собственно, и отношения "со Христом" формируются у нас не столько из молитв, культа, мистерий и прочего, сколько из отношений с ближними, и того социально-психологического пространства, которое мы строим вокруг себя. Даже такой центральный элемент христианской жизни как евхаристия содержит в себе две неразделимых данности - это и чаша Христова, и чаша общая. И я предполагаю, что вполне допустимо сказать, что Христовой эта чаша становится именно потому, что она - общая, что она действенно указывает если не на особый характер межличностных отношений ("единое тело", "тело Христа"), то по меньшей мере на стремление к нему. "Где двое или трое собрались во имя Моё, - говорит Иисус, - там Я посреди них". Я полагаю, что речь идет не о собравшихся, чтобы поговорить об Иисусе, а о тех, кто между собою ("собрались") выстраивает такие отношения, в которых, собственно, и является Христос.
Этот новый тип межличностного взаимодействия даёт человеку "свышний" мир - шалом, и цельность ("спасение") - ешуах. Однако важно помнить, что подобное взаимодействие выстраивается лишь на основе личного опыта, и потому вряд ли может быть обретено в общении исключительно (или в основном) с теми, кого своими ближними назначили мы сами. Это будет клуб по интересам - но никак ни Христос, сущий-в-ближних. Даже если сфера интересов клуба - религия, клуб останется клубом, и самая общность интересов обманет нас, подсунув интеллектуальную, культурную, или какую-то еще корысть, получаемую друг от друга, вместо опыта совершенно свободного и безмездного даяния, свойственного отношениям "во Христе". Сам Иисус во дни Своего земного служения предостерегал учеников от искушения подбирать себе ближних по вкусу, в том числе и по религиозному или нравственному. Еретик-самарянин вряд ли бы поддержал иудея в его религиозном выборе, однако именно в нем иудей - не искавший никакой, в том числе и духовной пользы для себя - увидел и встретил Христа. "Не вы Меня избрали, а Я вас избрал", - говорит Новый Адам-всечеловек. "Не вам решать, в какое общество придти - но мы имеете возможность попробовать изменить любое, меняясь сами в отношении к окружающим. И если это изменение будет глубоко и широко, то оно уврачует "всякую болезнь и всякую немощь"".
Существует расхожий взгляд на Церковь, как на некий христоцентричный организм во вполне чувственном смысле этой фразы. Христос оказывается в каком-то географическом или хотя бы качественном центре, как месяц среди звезд. В худшем варианте эта схема оказывается пирамидальной, когда есть "слои", расположенные выше и ниже от вознесенного пика, причем нижних - много, а высших - гораздо меньше, но лишь через устремление к вершине можно стать частью грандиозного целого. "Но между вами да не будет так". Церковь, Царство Христово, является не там, где Бог "господствует" или "правит" (потому что так устроены царства "у народов"), а там, где в сердце воцаряется приятие другого.
И тут уже не так важно, кто этот другой, в ком Христос призывает нас вступить в Его Церковь-Царство. Для большинства людей это семья, круг близких и друзей - и для таковых семейный очаг по справедливости есть алтарь Христов, место где Он пребывает среди них. Бывают и довольно многочисленные исключения - люди, основное общение которых лежит совершенно вне семейного круга (вернее, все семейного круга в том виде, в каком его понимает сегодняшнее большинство). Зачастую люди сочетают разные формы общения в разных пропорциях. В любом случае, важно не то, с кем именно я общаюсь, но как я призван в это общение и как я его поддерживаю и берегу. Ведь именно из этих связок ближнего с ближним, из отношений лицом к лицу, из простых, повседневных, совсем не героических, и решительно не религиозных и даже не "духовных" общих дел и созидается и растет Церковь Христова.