"Грекам, а вслед за ними и римлянам всегда хотелось все знать. На этом основана вся античная цивилизация. Именно на этой неуемной, бурлящей и неутомимой жажде знания. И о Боге, когда они стали христианами, им тоже захотелось знать - может Он все или нет. Отсюда слово "Всемогущий" или "Omniрotens", один из эпитетов Юпитера в римской поэзии, которым очень любит пользоваться в своей "Энеиде" Вергилий. А Бог "неизречен, недоведом, невидим, непостижим" (это мы знаем не из богословия, нередко попадавшего под влияние античной философии, а из молитвенного опыта Церкви, из опыта Евхаристии - не случайно же каждый священник непременно повторяет эти слова во время каждой литургии), поэтому мы просто не в состоянии на вопрос "Может ли Бог все?" - ответить ни "да", ни "нет". Поэтому, кто виноват в боли, я не знаю, но знаю, кто страдает вместе с нами - Иисус" (с) Георгий Чистяков, "Размышления с Евангелием в руках".
У каждого человека в жизни бывают моменты, когда он или она сомневается в Боге. И когда такой момент был у меня, знакомый священник сказал мне удивительную штуку, истину, которая с тех пор служит основой того, что я думаю о Боге. И, быть может, того, что Бог думает обо мне. Священник сказал мне, что Бог - не всемогущ. Вообще, нет философии более неблагодарной задачи, чем изобретать разные теодицеи. Потому что как не крутись, нельзя соединить всемогущество в смысле возможности сделать всё, что пожелаешь, с тем, что мы видим вокруг себя каждый день. Понятно, что всякие бредни по то, что, мол Бог добро дает, а зло - попускает, мне вообще кажутся кощунственными. Хуже напрямую причиненного зла только зло "попущенное", а по-русски - сделанное чужими руками, по злому умыслу или по безразличию.
Собственно, вопрос даже не в том, может ли Бог "всё". Думаю, всем, кроме дюжины богословов, совершенно безразлично, может ли Бог создать пончик размером с Солнце. Вопрос в том, может ли Бог хотя бы что-нибудь из того, что мы Ему приписываем. Может вылечить мальчика, больного лейкемией? Может остановить руку пилота, готовящегося сбросить ядерную бомбу? Может сделать так, чтобы в мире голодала не пятая часть населения, а хотя бы десятая?
В Писании Бог многократно называется "могучим", "сильным", и даже "всемогущим", и вряд ли будет правильно просто закрыть глаза на эти слова. В чём же дело? Мне представляется, что мы, как обычно, забываем, что Бог - Иной, "Кадош". Любое слово, которое мы говорим о Нем, автоматически получает иное значение, чем оно имело до этого. По словам Иоанна Златоуста, "когда ты слышишь слова: "ярость и гнев", в отношении к Богу, то не разумей под ними ничего человеческого: это слова снисхождения. Божество чуждо всего подобного; говорится же так для того, чтобы приблизить предмет к разумению людей более грубых".
Что бы не означали слова "могущество" и "возможность" в отношении Бога - это не то могущество, которое мы себе представляем. Об этом же говорит Библия, которая приписывает всемогущество, например, верующему человеку, причем даже такому, чья вера далека от совершенства: "Eсли сколько-нибудь можешь веровать, все возможно верующему" (Мк. 9.23).
Собственно, всё, что я здесь пишу - самоочевидная банальность. И про то, что могущество Бога несколько отличается от могущества фараонов и консулов, и про то, что в отношении Бога, как говорит Златоуст, не стоит разуметь ничего человеческого в принципе. Проблема в том, что мы все остаемся людьми и продолжаем говорить о Боге человеческим языком, который постоянно изменяется, отражая скоротекущие реалии мира сего, коему он, язык, и принадлежит. Если когда-то Бога называли "царём" для краткости, потому что все знали, что такое царь, то теперь человеку надо сперва долго объяснять, что значит "царь" (это слово известно в основном из детских сказок, кстати, что очень небезопасно для веры), а потом долго, часто прибегая к (само)обману убеждать его (и себя) зачем и почему Бога надо называть именно этим странным словом. Так вот, мне представляется, что слово "всемогущий" в отношении Бога обесценилось и лишилось смысла даже в большей мере, чем слово "царь". Причём не просто лишилось смысла, а превратилось в эдакий тонкий троллинг, наподобие шутки, которую Яхвист, вложил в уста Бога, говорящего к Адаму: "Вот, Адам стал как один из Нас, зная добро и зло" (Быт. 3.22). Это слово как мантра повторяется в молитве - в ожидании, видимо, что читающий молитву убедит себя в том, что Бог-таки "всемогущ" настолько сильно, что, наконец, получит дивиденды "по вере своей". Но эффект, насколько я замечал, чаще выходит обратный - потому что на самом деле Бог очевидно не всемогущ. По крайней мере, Он не всемогущ в том смысле, в каком его всемогущество подносится в изрядной доле нашего предания: литургических текстов, иконографии, многих святоотеческих творений. Кроме того, к началу ХХI века сами понятия "власти" и "могущества" оказались скомпрометированы настолько, что употребление их для описания Бога для многих звучит просто кощунственно, в стиле "Зиг хайль Тебе, мой Фюрер, сущий на небесах".
Резюме (банальное, можно не читать): давайте больше читать Новый Завет и меньше пудрить мозги себе и людям. Я не знаю, будет ли нам за это счастье, но разочарований будет меньше.
"Принять такого Бога непросто человеку, который хочет видеть Его грозным и сильным, царствующим и облечённым в славу. Намного проще, когда Бог является в грозе, вихре, землетрясении и огне: «...и идет как буря злая, весь овеян чёрной мглой», - как писал Хомяков. Вот почему в конце концов человек приходит к отрицанию Бога и кричит: «Бога нет!». Но именно в этом вопле в муках рождается пламенная вера. Вот оно - то пространство, где начинается человек, его личная история и т.д. Можно вспомнить и Владимира Соловьёва с его юношеским атеизмом, и Эдит Штайн, и многих других, кто прошёл через резкое отрицание Бога и, возможно, именно поэтому пришёл к Нему" (с) Георгий Чистяков, "Путь, что ведёт нас к Богу".
Ганс Гольбейн, "Мертвый Христос"