Комната
Испытываю непередаваемой тонкости и глубины любовь к этой комнате. Когда-то она была наша с Женькой напополам, и, конечно, приходилось туго. У Женьки была верхняя кровать, которую она почему-то чертовски аккуратно заправляла, тумбочка, в которой хранились ее драгоценности, и все ведущие права: если к ней кто-то приходил в гости, меня немедленно выставляли за дверь (ни хрена через нее не было слышно), если я раскладывала на полу свои игрушки, их необходимо было обязательно убирать! Мы ругались страшно, по поводу беспорядка и уборки, я всегда проигрывала. Она была очень взрослая и очень умная. Но когда мне было восемь, она уехала в Тверь учиться, и комнатой вдруг завладела я. Ничего не помню кроме того, как два мальчика пришли в гости, и оба поцеловали меня в щеки, и хохоча убежали, а я плакала довольно безутешно и удивленно. Скоро к нам приехала старенькая моя бабушка, и комната полностью перешла ей. Она вела уже лежачий образ жизни, и в комнату было тяжело заходить. Так продолжалось четыре года. Бабушка умерла, как я сейчас понимаю, очень хорошо, к ней приехали ее дети, она умерла спокойно, просто от старости, окруженная любимыми людьми. Мы наскоро сделали ремонт, и комната вдруг вернулась ко мне. Первым делом я поставила кресло в том углу, где была дверь. Из Моей комнаты не должно было быть выхода. Это была нора, берлога, запретная зона. Постеры, наклейки, сокровища, громкая музыка, танцы до упаду, первые сексуальные исследования, дневник, двойная и тройная жизнь, дикая подростковость. Потом, лет с 15-ти, на полках пошли странные книги, по эзотерике, философии, психологии, я читала жадно, часто не понимая смысла. Однажды в день моего 17-летия я вернулась из психушки (туда поместили моего парня, в надежде спрятать его от следствия), голова моя тоже уже ехала слегонца, я включила альбом неизвестной мне певицы “Земфиры” и с каким-то остервенением начала срывать со стен страшные розовые обои с гигантскими розами. Денег на новые не было, но как-то все сложилось, комната пережила еще один ремонт. Я уже училась в институте, но каждый месяц приезжала домой, и комната оставалась моей, возвращая меня в детство. Моя колыбелька - любовных томлений, ссор, потерь, слез и счастья. Даже когда я уехала в Москву, комната все еще была моей, хоть и возвращалась я в нее гораздо реже, мама аккуратно расставляла мои детские игрушки. Виды на комнату были у папы, но пересилился он в нее только после того как я вышла замуж, в мои 27 лет. С тех пор комната стала папина. С его винтиками и детальками и приборами, разложенными аккуратно, в его собственном порядке. В этой комнате мы общались и спорили с папой, разбирали фотографии и смотрели кино. В этой комнате папа умер, два года назад, в огромной любви, в полном приятии, дома, окруженный любимыми. Еще одна очень хорошая и очень светлая смерть в этой комнате. Мама сделала ремонт, переставила мебель, и вот я здесь. Прилетевшая теперь уже из далекой Калифорнии. Мне 37, у меня трое детей, я сижу в этой комнате, и она рассказывает мне о жизни, о том, как она идет, проходит, завершается, она рассказывает о решениях, о любви, о приятии. Стол остался прежним, и розетки я помню с детства, я знаю эти батареи, и да, конечно - игрушки, аккуратно расставленные мамой на подоконнике.
