Всё это было, было, было...
Писать неохота. Почему - по кочану. Или, как у нас по-местному говорят: «Лама? - Каха!». Правильно я всё-таки назвала предыдущий пост «хорошо, что я не журналист», и доходы мои от писанины никак не зависят (зависят, точнее, но не от ЖЖ и не от праздных мыслей).
Но очень трогает, что читатели в журнал таки заходят, да и нечитатели не забывают, милашки эдакие (привет, милашки!).
Кстати, маленькая просьба к тем моим друзьям, кто с моими нечитателями по странной прихоти (сердцу не прикажешь!) дружит - растолкуйте, плиз, болезным, что в закрытых постах я публикую исключительно семейные фоточки маленьких будущих досиков-мракобесиков и больше ничего - не надо строить конспиративные теории и пытаться взломать подзамок. Ежели уж мне придёт в голову странная фантазия написать про вас чего интересного (например, «избранные места из переписки с... некоторыми»), то я и напишу без затей, как шварцевский герой «прямо-честно-откровенно-грубопосолдатски» - радуете вы меня не на шутку!
...А так-то мы живём хорошо. Не считая войны, но то таке.
Меня война застала в Эйлате - так звёзды легли. На этот раз взяли с собой старшую дочку с двумя малявочками, благо в свите места много.
Телевизор, когда забегали в номер, включался только на одну, дозволенную строгой мамой, детскую программу. У нас старшая малявочка удивительно нежное дитя - ей даже сказку всякую не расскажешь, в «Красном шаре» Ламориса страницу, где злые мальчишки убивают шарик, приходится спешно пролистывать - у нас Паскаль сразу улетает в небеса на грозди воздушных шаров (а среди них и красный есть).
Возле бассейна увидела инвалида, отстегнувшего протез - рыдала весь вечер, и не забыла, сколько ни отвлекали - через два дня перед сном вдруг ни с того ни с сего спрашивает: «А может, когда-нибудь придумают что-то, чтобы ему обратно пришить настоящую ногу, правда же?» Ну, что делать, уверила, что непременно придумают... (Нас, маленьких, никто в своё время не утешал, когда мы убегали и прятались от жутких послевоенных «самоваров» - маленьких, грузных, безногих под корень людей на деревянных досках с колёсиками...).
А при этой крохе я не могла в столовой взять на ужин целиком зажаренную рыбу-мушт - убитая рыбка! опять слёзы...
Куда при таком ребёнке новости включать?
Да и зачем? - у меня лучшая подруга в Лоде, мне никакой прямой эфир не нужен.
И дорогу от выселенного, вырванного с корнем Гуш-Катифа до Ашкелона я до сих пор помню - там вообще-то и пешочком можно дойти тренированному человеку, а уж железяками оттуда сблизи пулять - куда как удобно, и не только по Ашкелону - как привет всем, кто так радовался за вышвырнутых из домов поселенцев, за разрушенные тепличные хозяйства и сельскохозяйственные угодья. Знатно тогда сэкономили, теперь вот кушаем - сэкономленное.
Впрочем, что тут комментировать. Скучно, господа, живётся на свете человеку со знанием истории, да и просто с хорошей памятью - а если и то и другое, как у меня, то вообще тоска.
Напоминать людям о прописные истины? О том, что если что-то выглядит, как война, плавает, как война, и крякает, как война, то это скорее всего, война и есть, а не уточка Серая шейка? О том, что если кто-то говорит, что хочет тебя убить, то сначала надо ему просто поверить, и принять меры (отстреливаться или бежать - кому что нравится), а уж потом рассуждать, кто виноват - Биби, разумеется, семья или школа.
Ну, и мировая общественность - старые песни о главном, хоть бы словечко новенькое придумали!
А ведь их методички ещё в незапамятные времена описал Эфраим Кишон в «Бедном Голиафе»:
«...мы, обозреватели и аналитики, переключаем внимание международной общественности на побежденных, всем сердцем сочувствуя гуманистам-филистимлянам. Образ незлобивого подпоручика Голиафа становится трагическим символом. Филистимлянский солдат Свободы сражен в безнадежном бою, распростерт на поле битвы, попранный и униженный. Его голубые глаза устремлены в жестокое небо с немым укором: «За что? За что?»
Безутешная вдова, госпожа Фредерика Голиаф, как мы видим на телеэкране, пока не пришла в себя от тяжкого потрясения. Ее окружают четырнадцать детей мал-мала меньше - сироты могучего подпоручика, с простодушием рассудившего, что пробил час великого освобождения оккупированной Палестины.
- Мы остались без отца и мужа, - поведала госпожа Голиаф тихим голосом. - Нам тяжело без кормильца. Ведь личное имущество мужа досталось бандиту… Нет, я не жалуюсь, стараюсь не проронить ни слезинки… Но когда крошки спрашивают: «Где папа Голиаф? Он уже убил всех евреев?» - материнское сердце разрывается на клочки. Даже тело моего мужа не вернули убийцы, а равнодушный мир и пальцем не шевельнет.
Мы склоняем головы…
Колесо истории прошлось по маленькому филистимлянскому народу. Победа Давида есть победа низменной грубой силы над высшими духовными ценностями. Подпоручик Голиаф, жертва аморальной агрессии, останется на летописных скрижалях столпом героизма, олицетворением маленького человека в противоборстве с изощренной иноземной военной машиной».
...В те времена, когда мы приехали, Кишона ещё хотя бы в некоторых ульпанах учили, скетчи про незабвенного Арбинку иногда и по телевизору показывали, но потом наступил кровавый мирумир, и один из создателей современной израильской литературы и кино вдруг стал неактуален. Слишком, знаете ли, любил свою страну и не любил её врагов, слишком был саркастичен, безжалостен и умён - «а кому они нужны - умные-то?» - как говаривал персонаж Михаила Кононова из одного неплохого фильма. Поэтому Кишон тихо умер в Швейцарии, покинув израильскую культуру на всяких авивовгефенов и прочих отпрысков семейки Даян, не к ночи будь помянуты.
На обратном пути из Эйлата (а надо было завезти детей на хевронское нагорье), я больше всего терзалась от того, что муж не взял с собой оружие. Отвык за шесть последних лет, а зря. Обошлось, не понадобилось, доехали благополучно. Но больше без оружия ездить не будем.
Не такое переживали.
Вспомнила - помолвка моей старшей дочери была как раз в разгаре второй интифады. По Псаготу стреляли только так (собственно, с обстрелов Псагота в Рош-а-Шана всё и началось) - какое-то время без нас ни одного новостного выпуска не обходилось, потом решили - хватит, надоело (не стрелять надоело, а в новостях показыывать).
Автобусы, которых и так-то было всего три в сутки и вовсе стали ходить через раз, да у нас и так большинство ездило на тремпах.
Младшая училась в Бар-Илане, а старшая заканчивала свой колледж в Иерусалиме и уже стажировалась в школе - то есть работала практически на полную ставку. Школа у неё была в Рамат-Эшколь, а муж работал на Хар-Хоцвим и, если она задерживалась в школе, то он её и забирал.
Два раза в неделю и меня приходилось забирать из Пата, с другого конца города, у меня там клуб был вечерний.
Но в тот день у меня вечерней работы не было, и я уже к пяти добралась на перекладных домой к великой радости соскучившейся борзой собачки.
Погуляла с собачкой быстренько - в те вечера долго разгуливаться не получалось, ибо соседушки часов в шесть, по расписанию начинали стрельбу, наш роскошный вид из салона на Рамаллу был прочно закрыт мешками с песком, а точнёхонько под нашим домом располагалась огневая точка.
В шесть позвонил муж, что они с дочкой делают покупки в Рамат-Эшкольском супере и едут домой.
Где-то в семь позвонила дочка - выезжаем - и отключилась, у неё одной тогда был мобильник, увесистый кирпичик Нокиа, который она вечно забывала подзарядить - не привыкла ещё.
Правда, в машине была рация - связь со службой безопасности.
Я приготовила салат на ужин и села ждать - езды от Рамат-Эшколь до нас было минут тридцать-сорок.
Ждала час. Они не приехали, зато канонада за окном непредвиденно усилилилась. Был четверг - может, сыны Ишмаэля решили перед пятницей, святым днём отстреляться? Дилинькнул пейджер - жителей посёлка настоятельно попросили не выходить из дому и не подходить к окнам. Потом дилинькнул ещё раз - сообщил, что если кто ждёт девятичасового автобуса, то - напрасные надежды, дорога простреливается, автобус не придёт... Я уже к тому времени только что не ходила по потолку, а получив это сообщение, кинулась звонить в диспетчерскую. Там долго переспрашивали номер машины, потом перекрикивались сквозь телефонный треск по каким-то отдалённым матюгальникам.
...Как сквозь вату я услышала чей-то голос, отвечающий диспетчеру:
- Нет, раненых нету...
Заорала так, что в трубке замолчали сразу все переговоривающиеся.
Потом уже диспетчер, придя в себя, тихо сказал:
- Ты сама-то как там? Ты сядь - они только что въехали в ворота...
От ворот до дверей нашей квартиры они добирались, по-моему, вечность. Дом наш представлял собой ступенчатое сооружение, и в наш подъезд можно было зайти и сверху, и снизу. Вход снизу, равно, как и нижнее шоссе, с момента начала обстрелов стали неактуальными - там уже ездили только танки. А спускаться сверху тоже был тот ещё квест - лестничный пролёт, ведущий к нашей квартире, был открытым и простреливался замечательно.
Машину, естественно, поставили сверху. И вместо того, чтобы выждав момент затишья, быстро спикировать вниз и укрыться за дверью, хозяйственные мои домочадцы нагрузились авоськами-пакетами (закупки к шабату, вы ж понимаете) и стали вперевалочку спускаться по лестнице.
...В пробку они попали ещё в Иерусалиме, потому и застряли так надолго. А обстреляли их на последнем, самом крутом вираже к Псаготу. Недолёт и ещё один недолёт. Две автоматные очереди, выпущенные прицельно по машине, очень красиво прочертили низкое ночное небо (слово «Псагот» означает «высоты» - поселение и впрямь упирается прямо в поднебесье).
Дочь очень спокойно и грамотно пригнулась и буднично сообщила по рации: по нам стреляют. Собственно, ничего, кроме, как сообщить, смысла не было -это был последний вираж перед подъёмом к воротам, муж выжал из нашего старенького «Нисанчика» максимум возможного и к электрическим воротам, к счастью, заранее открытым, они подлетели в считанные минуты.
Наш будущий зять тогда был в армии, мы ему ничего рассказывать не стали. В конце месяца адар они сыграли свадьбу.
А её младшая нежная девочка на самом деле очень храбрая - отважно села в лодочку, которую дедушка вёл самостоятельно по Эйлатскому заливу впервые в жизни. Повзрослевшая дочка слегка паниковала и требовала рулить поближе к берегу, а малышка сидела на носу, отказывалась пересесть поближе к взрослым и кричала: «Йо-хо!» (Йо-хо-хо - и бутылка рому! - ужо её бабушка научит дайте срок!)
И бонусом: её любимая горка в гостиничном бассейне - божечки, какой восторг первобытный, когда на тебя выливается такая вот бочка воды в жаркий день!
Так что так и будем жить. Главное - не слишком расслабляться. И оружие всё-таки держать при себе.
Всем, кто в теме: Хаг Шавуот самеах!