108 дней, день 100
Признание (читай - понимающее приятие) жизненно необходимо большому художнику (в самом широком смысле слова). Причем ровно в той форме, которую конкретный художник согласен считать признанием. У всех же свои представления, как это бывает (должно быть). Кому-то для полного счастья достаточно скупой, но точной реплики авторитетного коллеги, а до другого без ста мильёнов и памятника во весь рост не дойдет, что все получилось.
И дело тут не в тщеславии и не в алчности. А в том, что всякий настоящий большой художник ведет диалог не просто со своей референтной группой, как прочие (в том, собственно, основное отличие), а как бы со всем миром сразу. Отсутствие адекватного отклика (денег, славы, понимающих комментариев, повышенного внимания девочек обоего пола, кому чего) для художника - это не просто отсутствие человеческого понимания и одобрения. Люди в данном случае только часть реальности, небольшая, но подающая самые внятные сигналы, можно сказать - ее язык. И человеческое равнодушие (т.е., то, что кажется художнику равнодушием) равносильно молчанию всего мира. Поэтому отсутствие признания для художника сродни богооставленности; впрочем, в его субъективном восприятии это именно она и есть.
Самое смешное (и одновременно горькое, но по большему счету скорее оптимистическое) тут, что художник, будучи (обычно неосознанно) включен в великую космическую игру, вообще не знает ее правил и, самое главное, не понимает языка, на котором с ним говорят. Художник не в курсе, что люди - это лишь малая часть алфавита. Вглядываясь и вслушиваясь только в них, вместо послания благодарной реальности: «Я тебя люблю», - услышишь, в лучшем случае «бл». Или вообще ничего. Непризнанный гений скорбно умирает в одиночестве, так и не узнав, что мир принял его работу, оценил на отлично и отблагодарил тремя сотнями своих лучших закатов, как-то не сообразив, что гонорар этому работнику следует выдавать хлебом, вином и чемоданами денег. Он, мир (или она, реальность) - тот еще лось в этом вопросе. А часто еще и тормоз. То есть, бывает, что приходит к художнику торжественно, с правильно оформленным гонораром (всеобщим признанием в заказанной форме) в конверте, но лет на сорок позже, чем требовалось. Все уже вообще умерли давно, вы к кому, дяденька? - Упс.
На этом месте должен был бы быть совет учить язык, избавляться от конкретных представлений о форме выражения признательности и больше доверять реальности, пусть себе благодарит, как хочет. Но совет этот вполне бесполезен. Потому что до столь прекрасного состояния редкий отшельник в горах Лао доходит за долгие годы непрерывного просветления. А с художника какой спрос. Он вообще если и понимает, во что влип, то очень-очень смутно.
И дело тут не в тщеславии и не в алчности. А в том, что всякий настоящий большой художник ведет диалог не просто со своей референтной группой, как прочие (в том, собственно, основное отличие), а как бы со всем миром сразу. Отсутствие адекватного отклика (денег, славы, понимающих комментариев, повышенного внимания девочек обоего пола, кому чего) для художника - это не просто отсутствие человеческого понимания и одобрения. Люди в данном случае только часть реальности, небольшая, но подающая самые внятные сигналы, можно сказать - ее язык. И человеческое равнодушие (т.е., то, что кажется художнику равнодушием) равносильно молчанию всего мира. Поэтому отсутствие признания для художника сродни богооставленности; впрочем, в его субъективном восприятии это именно она и есть.
Самое смешное (и одновременно горькое, но по большему счету скорее оптимистическое) тут, что художник, будучи (обычно неосознанно) включен в великую космическую игру, вообще не знает ее правил и, самое главное, не понимает языка, на котором с ним говорят. Художник не в курсе, что люди - это лишь малая часть алфавита. Вглядываясь и вслушиваясь только в них, вместо послания благодарной реальности: «Я тебя люблю», - услышишь, в лучшем случае «бл». Или вообще ничего. Непризнанный гений скорбно умирает в одиночестве, так и не узнав, что мир принял его работу, оценил на отлично и отблагодарил тремя сотнями своих лучших закатов, как-то не сообразив, что гонорар этому работнику следует выдавать хлебом, вином и чемоданами денег. Он, мир (или она, реальность) - тот еще лось в этом вопросе. А часто еще и тормоз. То есть, бывает, что приходит к художнику торжественно, с правильно оформленным гонораром (всеобщим признанием в заказанной форме) в конверте, но лет на сорок позже, чем требовалось. Все уже вообще умерли давно, вы к кому, дяденька? - Упс.
На этом месте должен был бы быть совет учить язык, избавляться от конкретных представлений о форме выражения признательности и больше доверять реальности, пусть себе благодарит, как хочет. Но совет этот вполне бесполезен. Потому что до столь прекрасного состояния редкий отшельник в горах Лао доходит за долгие годы непрерывного просветления. А с художника какой спрос. Он вообще если и понимает, во что влип, то очень-очень смутно.