ункафе + гранкафе
В гостинице обнаружился угол с интернетом. Но делами все равно дома займусь.
А пока выкладываю записки.
Сантаглория пару дней назад завела разговор (с вами письменный, со мной - устный) об описаниях счастья в литературе - дескать, их почти нет, и это понятно, потому что описывать счастье скучно, а читать о чужом счастье еще скучнее. То ли дело страдание - и описать можно со вкусом, и читать интересно. И так далее, лучше у нее почитать, чем я пересказывать буду.
Я об этом уже третий день думаю, потому что приставучая оказалась тема, хуже популярного мотивчика какого-нибудь. Меж тем, в Риме сегодня проходит марафон, некоторые улицы перегородили, чтобы добровольные мученики бежали беспрепятственно; прочий народ стоит вдоль проезжей части и смотрит на это дело. При этом, как водится, веселится и ликует, в дудки гудит и трещотки вращает. А ведь на марафонцев смотреть жалко, такие измученные у них лица, ногами еле двигают, некоторые бегут медленней, чем я иду, страшное дело, короче.
Я это к тому, что один из ответов на вопрос об описаниях счастья и мук в литературе, самый простой, лежащий на поверхности: людям просто нравится наблюдать чужие страдания. Собственно, это вообще основа сформировавшей нас всех христианской культуры - считается, что за нас сам Бог муку принял. Что вдвойне приятно - во-первых, на нашу долю одной смертной мукой, по идее, меньше, во-вторых, вон мы какие, оказывается, важные персоны. И весь диапазон намазанных на хлеб наш насущный зрелищ - от спортивных сотязаний до чтения так называемой «серьезной» литературы (про кино вообще не говорю) - предоставляет потребителю возможность насладиться, созерцая чужие страдания. Делов-то.
Но более точный ответ на вопрос надо искать чуть-чуть глубже. То есть, не почему на литературные страдания такой спрос, а почему столько щедрых предложений, которые, делайте что хотите, способствуют формированию спроса. (Это вообще отдельная тема; коротко говоря, предложение создает потребительские привычки, которые, в свою очередь, будут формировать спрос, а он - последующие предложения, т.е., производитель, конечно, прогибается под потребителя, но потребитель-то сформирован его предшественниками, причем на любом этапе можно перестать прогибаться и начать собственноручно формировать будущий спрос, если, конечно, хватает ресурсов и стратегических талантов.)
*Растерянно оглядывается по сторонам в поисках своих баранов*
А. Так вот. Литература - это особым образом организованная речь, речь - инструмент коммуникации, а потребность в коммуникации - следствие богооставленности. С момента разрыва непосредственного контакта с, условно говоря, Богом, описанного в мифах как изганине из рая, человек неполон. В каждом из нас проделана чорная дыра, которая требует наполнения и притягивает к себе все, что подвернется. Этот процесс притяжения, собственно, и есть коммуникация. По мере зарастания дыры нужда в коммуникации снижается, т.е., на определенном этапе т.н. «святости» отшельничество - не подвиг, а нормальная бытовая потребность.
Таким образом, литература (как и все остальные способы коммуникации) - прямое следствие богооставленности, которая сама по себе - первопричина и фундамент всех человеческих страданий. Вот нам и ответ на поставленый вопрос.
И одновременно - прекрасная задача повышенной сложности.
Потому что использовать этот заточенный под страдание инструмент для описания прямо противоположного состояния - вот вызов и достойная цель. И не в литературе, понятно, дело, литература - это просто повод взяться за работу в том самом уникальном случае, когда труд действительно освобождает. Потому что речь используется не только для внешних, но и для внутренних коммуникаций. То есть, для непрерывного разговора с самим собой. Научаясь применять этот созданый страданием и для описания страдания инструмент по иному назначению, можно постепенно перепрограммровать себя самого. Ну и тех, кто мимо шел, если очень повезет.
У Святого Петра целая связка ключей от рая. Это - один из многих. Не универсальный. Но некоторым вполне может подойти.
А пока выкладываю записки.
Сантаглория пару дней назад завела разговор (с вами письменный, со мной - устный) об описаниях счастья в литературе - дескать, их почти нет, и это понятно, потому что описывать счастье скучно, а читать о чужом счастье еще скучнее. То ли дело страдание - и описать можно со вкусом, и читать интересно. И так далее, лучше у нее почитать, чем я пересказывать буду.
Я об этом уже третий день думаю, потому что приставучая оказалась тема, хуже популярного мотивчика какого-нибудь. Меж тем, в Риме сегодня проходит марафон, некоторые улицы перегородили, чтобы добровольные мученики бежали беспрепятственно; прочий народ стоит вдоль проезжей части и смотрит на это дело. При этом, как водится, веселится и ликует, в дудки гудит и трещотки вращает. А ведь на марафонцев смотреть жалко, такие измученные у них лица, ногами еле двигают, некоторые бегут медленней, чем я иду, страшное дело, короче.
Я это к тому, что один из ответов на вопрос об описаниях счастья и мук в литературе, самый простой, лежащий на поверхности: людям просто нравится наблюдать чужие страдания. Собственно, это вообще основа сформировавшей нас всех христианской культуры - считается, что за нас сам Бог муку принял. Что вдвойне приятно - во-первых, на нашу долю одной смертной мукой, по идее, меньше, во-вторых, вон мы какие, оказывается, важные персоны. И весь диапазон намазанных на хлеб наш насущный зрелищ - от спортивных сотязаний до чтения так называемой «серьезной» литературы (про кино вообще не говорю) - предоставляет потребителю возможность насладиться, созерцая чужие страдания. Делов-то.
Но более точный ответ на вопрос надо искать чуть-чуть глубже. То есть, не почему на литературные страдания такой спрос, а почему столько щедрых предложений, которые, делайте что хотите, способствуют формированию спроса. (Это вообще отдельная тема; коротко говоря, предложение создает потребительские привычки, которые, в свою очередь, будут формировать спрос, а он - последующие предложения, т.е., производитель, конечно, прогибается под потребителя, но потребитель-то сформирован его предшественниками, причем на любом этапе можно перестать прогибаться и начать собственноручно формировать будущий спрос, если, конечно, хватает ресурсов и стратегических талантов.)
*Растерянно оглядывается по сторонам в поисках своих баранов*
А. Так вот. Литература - это особым образом организованная речь, речь - инструмент коммуникации, а потребность в коммуникации - следствие богооставленности. С момента разрыва непосредственного контакта с, условно говоря, Богом, описанного в мифах как изганине из рая, человек неполон. В каждом из нас проделана чорная дыра, которая требует наполнения и притягивает к себе все, что подвернется. Этот процесс притяжения, собственно, и есть коммуникация. По мере зарастания дыры нужда в коммуникации снижается, т.е., на определенном этапе т.н. «святости» отшельничество - не подвиг, а нормальная бытовая потребность.
Таким образом, литература (как и все остальные способы коммуникации) - прямое следствие богооставленности, которая сама по себе - первопричина и фундамент всех человеческих страданий. Вот нам и ответ на поставленый вопрос.
И одновременно - прекрасная задача повышенной сложности.
Потому что использовать этот заточенный под страдание инструмент для описания прямо противоположного состояния - вот вызов и достойная цель. И не в литературе, понятно, дело, литература - это просто повод взяться за работу в том самом уникальном случае, когда труд действительно освобождает. Потому что речь используется не только для внешних, но и для внутренних коммуникаций. То есть, для непрерывного разговора с самим собой. Научаясь применять этот созданый страданием и для описания страдания инструмент по иному назначению, можно постепенно перепрограммровать себя самого. Ну и тех, кто мимо шел, если очень повезет.
У Святого Петра целая связка ключей от рая. Это - один из многих. Не универсальный. Но некоторым вполне может подойти.