Моя работа, как и погода в Чикаго, предсказуема своей непредсказуемостью. Каждый семестр приносит сюрпризы то в виде колумбийского военного лётчика, который гонял партизан у пятицветной реки, то целых двух бакинских бабушек, которые могут легко построить 26 бакинских комиссаров, а одну слабонервную професору тем более. (Последние примечательны тем, что в молодости были задушевными друзьями с самим несгибаемым Энвером Ходжей, а их дети учились при советском посольстве в Тиране вместе с отпрысками великого албанского диктатора, который официально и диктатором ещё не был.) А то вдруг объявится мексиканка, которая после 20 лет жизни в Чикаго только позавчера узнала, что 26-ю улицу называют «Наколандия».
Есть и просто предсказуемое: слухи о прекращении финансирования и закрытии программы, гуакамоле в последний день занятий, потому что в этот раз программу всё-таки не закрыли и вопрос «Тичер, чем Вы любите заниматься в свободное время?»
Интерес к моему досугу возникает примерно через три недели после начала семестра, когда испаноязычное большинство уже убедилось в том, что «тичер» знает испанский немного больше, чем “poquito” (немного), задало вопрос «Откуда у вас такой акцент?» и получило вразумительный ответ про «уна универсидад» в мало известной «Украния». Итак, испаноязычное большинство чрезвычайно любопытно:
- Тичер, чем Вы любите заниматься в свободное время?
«Тичер» про себя думает, что студентам лучше об этом не знать, и отвечает односложно:
- Ничем!
- А куда Вы любите ходить?
- Никуда!
- Как??? Вы не любите «байлар» (танцевать)???
Первые двадцать раз я давала обстоятельный политкорректный ответ, с двадцать первого по сороковой пыталась отшутиться, но в сорок первый решила быть честной:
- Разве в этом городе можно куда-нибудь пойти, где нет вас, вездесущие гайз???!!
- ????
Тичеры, как известно, народ эмоциональный, поэтому их часто несёт, как «накос» через границу.
- Гайз, так бедная професора в любом месте нарвётся на вас, гайз. И даже если она вас не видит, вы-то, гайз, её заметите! (с моим-то ростом и красной помадой!)
И это такая же правда, как то, что в клубе The Note по четвергам когда-то играли живую бразильскую музыку. Раз в неделю я устраивала себе практические занятия по занимательному страноведению и уже обладала достаточным количеством знаний. Например, молодые люди, если им приглянулась девушка, как правило, сначала прашивают, как её зовут, потом покупают дринк, потом пытаются схватить за дупу. Кроме бразилейрос, которые с порога хватают за дупу, потом покупают дринк, а потом, МОЖЕТ БЫТЬ, спросят имя. Очередной четверг - закрепление материала. Бразильский еврей Соломон всё-таки дошёл до третьей стадии:
- Как тебя зовут?
- Тичер! Её зовут Тичер!
Мексиканский ресторан “Garcia’s”. Представительница самого неврастенического ремесла заказывает лекарство - вторую Маргариту. Басбой убирает пустой бокал, неприлично долго пялится, потом радостно орёт: «Тичер! Я Вас знаю! Я в этой школе учусь! Вам нравится пить?»
Колумбийский ночной клуб «Пуэблито вьехо». Двухметровый пайса на входе осуществляет фейс-контроль. Цепкий взгляд выуживает в конце очереди професору, расстёгивается золотой крючёк на бархатном канате, ваша покорная слуга пытается незаметно прошмыгнуть. Но очередь не ропщет - почему-то все знают, что это «професора де инглес»! Новые официанты тут же изъявляют желание у меня учиться и обещают повезти в Медельин. Какой-нибудь
морской биолог, который живёт в пригороде и говорит по-английски так, что ему никогда в жизни не понадобятся уроки ESL, начинает
небезуспешно приставать. Опытные официанты, которые уже зарегистрированы, глядят недобро, как Альваро Урибе на Моно Хохоя, потом прекращают ходить в школу, а впечатлительная професора ёрзает на каждом «педсовете» и принимает замечания о низкой посещаемости на свой счёт.
Это были лирические отступления.
- …поэтому если я не дома, это значит, что я в другой стране. Да-да, именно из-за вас, гайз, мне ПРИХОДИТСЯ ездить в Кольомбию, потому что там, гайз, шансы встретить кого-нибудь из вас так же малы, как Гондурас по сравнению с США…
Аэропорт Эль Дорадо. Моё личное Эль Дорадо, где я приобрела гораздо больше, чем презренный металл. Страна «Большой Человеческой Жары» (хотя в некоторых местах она нечеловеческая!) с холодной дождливой столицей. По законам жанра надо написать, что Богота оплакивала мой отъезд... Но Богота никогда не плачет, просто от сырой погоды у неё постоянно слезятся глаза. Она даже не заметила,
что я там была. Двумя годами раньше я уезжала из Медельина, и тоже «дождило», а я с придыханием говорила, что «Медельин рыдает вместе со мной». Эта фраза казалась мне такой же оригинальной, как привычка подавать жареные бананы к рыбе. Но я уже давно перестала быть восторженной барышней, которая после долгих лет нелегальщины наконец-то вырвалась в панамериканские пампасы и непременно хочет там остаться, потому что в США - тупая пахота, а там - “tremenda rumba”… Из философско-метеорологического транса вывел жизнерадостный голос: «Хай, тичер! Что вы делаете в Боготе???»
Если кому-то нужны пояснения по поводу «накос», Наколандии, Альваро Урибе, Моно Хохоя, пайса и румбы, пишите в комментах.:)