Пять дней чуть севернее Экватора и южнее Панамского Канала, и вот вам результат: в глазах - тоска, в голове - бардак похлеще, чем в украинской Верховной Раде, в сумке вместо учебников по грамматике - десятки листков в россыпях чёрных, блестящих, круглых, как зёрнышки папайи буковок - впечатлений. И какое мне дело, что мой коллега и «бывший» бельгиец доктор К. (в процессе переезда из «БельжИя» в США он потерял одну букву в фамилии, но приобрёл пару дюжин учёных степеней в разных отраслях) сватает мне должность непонятно кого, непонятно где, а главное зачем вкупе с перспективой бесплатного получения Ph.D. «Виктория, ну ты же умная женщина! Европейка! (главный, на его взгляд, аргумент) Как ты можешь не хотеть больше учиться!» Дорогой и безгранично уважаемый доктор К., не надо так масштабно возмущаться всеми своими гигантскими округлостями живота, лысины и подбородка! Сейчас «Мои Декамероны» для меня важнее, чем «Мои Университеты».
Мой послужной список «интернациональной подруги» пестрит штампами самых безумных стран мира, туда залетел даже чёрный албанский орёл. Но первым всегда был и будет Хайро, мой студент с подготовительного «фака» и автор «драмы» про наркомафию. «Но у нас провлема… ПолисИя знает, что ты продаль кока и маригвана… Что вудем делять? Модчет бить мы догоборимся, дэнги могУт бсё!» Хайро со слишком белой кожей, слишком тяжёлым взглядом и слишком эмоциональными речами про Пабло Эскобара. «Обожаю Паблито за то, что он так красиво презирает твоих любимых грингос!» Хайро, который мечтал стать биохимиком и жить в Медельине - самом красивом городе мира. Элегий и од в свой адрес, правда, удостоились ещё и Фидель Кастро и Саддам Хуссейн, и ещё какие-то лидеры, чья внешняя политика в то время носила анти-американскую направленность. Я была 23-летней наивной дурочкой и даже комсомолкой, но не имбецилкой, и прекрасно понимала, что дело не в глобальных политических катаклизмах, а в моём загран. паспорте с уже проставленной американской визой. Но деятельность Хайро на поприще доморощенного политического обозревателя не прошла даром - я впервые узнала о Медельине.
Потом появился Альваро и подкупил меня только одним произношением слова «Медежжин», откуда он был родом. Бизнесмен Альваро, который был в постоянных разъездах, а я за это время влюбилась в бедного костариканского басбоя-нелегала Филемона, который умел классно кричать ослом.
Шёл 1999 год. FARC (Вооружённые Революционные Силы Колумбии) хватал заложников пачками, и я никогда так не любила свою работу, как в тот год - вместо низкорослых метисов-мексиканцев с жёсткими прямыми волосами, классные комнаты наполнялись худощавыми зеленоглазыми мулатами из Кали и русоволосыми белокожими боготинцами. В моём испанском появились совсем другие звуки и интонации - я больше не вскидывала в наивном удивлении конец фразы, а строчила, шепелявила и давилась воображаемым бананом.
Надим был живым воплощением более молодого и гламурного Че Гевары. В списке необходимых критериев потенциального бойфренда он получил по две галочки за каждый пункт, но… он был членом колумбийской Коллегии Адвокатов, а не олимпийской сборной по бегу с препятствиями. От моей инициативы выходец жаркой колумбийской пустыни Гуахира позорно сбежал в январский сугроб, а потом плакался в жилетку своей одногруппнице:”Но это же profesora! Я никогда не смогу переступить этот барьер!” (настоящая колумбийка, она, конечно же сразу мне насплетничала).
Помощь неожиданно пришла от Имммиграционной Службы США - Надим получил статус беженца, а посему барьер был взят, и меня в который раз который поклонник поклялся свозить в Медельин. Далее я уехала в Европу, а горе-любовник в пригород Чикаго, по приезде он уже был с гф номер 5, а я заполучила бф номер 345, котрый вскоре стал мужем номер 1.
К чему эти лирические воспоминания? А к тому, что один год давал радостного пинка другому, менялись века и даже тысячелетия, я доехала до Албании (знаю, знаю, повторяюсь, но эта поездка очень тешит тщеславие), но до сих пор так и не побывала в Медельине.
Хайро, Альваро, Надим, вы все очень cheveres (классные) и я бы не оказалась собрать вас всех в моей кухне и выпить по рюмке вискаря, но в Медельин я поеду одна!
И вот я в аэропорту Майами, городе, из которого в день летает по два самолёта на Боготу, Барранкилью, Медельин, Кали, Кито, Лиму, Ла Пас и Буэнос Айрес. Городе, который в годы нелегальщины, а потом «резидентуры» (от слов permanent resident) был моей латиноамериканской Меккой. Но я выросла из переливающегося кусочка пластика с бабой с факелом в руке и теперь ношу более солидный размер - синий с белым орлом. А посему я жду всё задерживающийся рейс на Медельин и десятой чашкой старбакского кофе салютую в сторону ангара с нашим поломанным самолётом - всё же мечты сбываются!