Прощание славянки
Я прощаюсь с Оахакой...По блистательной Авенида Алькала, где дома нарядились в яркие платья с кокетливыми кружевными карманчиками балконов, с деланным равнодушием выстроились, словно благородные, в меру кичливые барышни на выдании.
Далее вниз, к монастырю Санто Доминго.
«Adios, adios, adios» петардой разрывается о кособокие ступени каждый шаг. Мимолётный взгляд на мерцающее позолотой убранство собора, чрезмерное, подобранное с индейской необузданной страстностью. Сожалею, что не могу зайти внутрь, потому что ещё двое молодых счастливчиков нашли свою половинку грейпфрута или апельсина (кому какие цитрусовые больше нравятся), и в ожидании таинства матримонии волнуются персонажи, сошедшие с экрана очередной мыльной оперы. Когда-то коллега мне сказала, что смотрит мексиканские телеканалы, не зная ни одного слова по-испански, только потому, что там все красивы и разодеты в пух и прах, даже садовники с горничными.
Вдоль мрачной каменной стены, из-под которой плывут ностальгические всхлипы аккордеона - серьёзные не по годам индейские дети пытаются внести мизерную контрибуцию в близкое к нулю благосостояние своих семей. Вспоминаются «не стареющие душой», но стремительно дряхлеющие телом ветераны в центральном городском парке и их фронтовые песни под баян, и больше невозможно изображать циничную жительницу 21 века.
От вызывающей тахикардию жалости я пытаюсь сбежать к возвышающемуся на пирамиде Бенито Хуаресу. Вот он, когда-то неграмотный сапотекский мальчик, с перекатывающимися, как мячики высокими скулами и прорезями проницательных глаз, не знающий ни слова по-испански, который много-много лет назад спустился с гор в Оахака-Сити, чтобы стать самым любимым мексиканским президентом...
Далее вниз, к монастырю Санто Доминго.
«Adios, adios, adios» петардой разрывается о кособокие ступени каждый шаг. Мимолётный взгляд на мерцающее позолотой убранство собора, чрезмерное, подобранное с индейской необузданной страстностью. Сожалею, что не могу зайти внутрь, потому что ещё двое молодых счастливчиков нашли свою половинку грейпфрута или апельсина (кому какие цитрусовые больше нравятся), и в ожидании таинства матримонии волнуются персонажи, сошедшие с экрана очередной мыльной оперы. Когда-то коллега мне сказала, что смотрит мексиканские телеканалы, не зная ни одного слова по-испански, только потому, что там все красивы и разодеты в пух и прах, даже садовники с горничными.
Вдоль мрачной каменной стены, из-под которой плывут ностальгические всхлипы аккордеона - серьёзные не по годам индейские дети пытаются внести мизерную контрибуцию в близкое к нулю благосостояние своих семей. Вспоминаются «не стареющие душой», но стремительно дряхлеющие телом ветераны в центральном городском парке и их фронтовые песни под баян, и больше невозможно изображать циничную жительницу 21 века.
От вызывающей тахикардию жалости я пытаюсь сбежать к возвышающемуся на пирамиде Бенито Хуаресу. Вот он, когда-то неграмотный сапотекский мальчик, с перекатывающимися, как мячики высокими скулами и прорезями проницательных глаз, не знающий ни слова по-испански, который много-много лет назад спустился с гор в Оахака-Сити, чтобы стать самым любимым мексиканским президентом...