Моя Америка - 2
Ура! Ура! Я еду в американские лагеря. Куда - не знаю, как там сложится - думать не хочу, долго ли там пробуду - понятия не имею. Главное, что я уже отвезла кучу денег в Рижский Центр международного обмена - мама целую ночь колдовала над «потайным поясом» - а Эдик и Эдик сказали, что у меня «гарантированный статус». Помните, я писала, про рассказ Хемингуэя «У нас в Мичигане»? И про то, как Мироздание внимательно слушало? Конечно, не помните! Но это не важно. Главное, что МРЗД и ЦМО отправили меня в Мичиган!
«У них в Мичигане» мне категорически не нравилось. Я ненавидела слепящие закаты, царапучий песок, ненасытных комаров и равнодушное огромное озеро. Я презирала шумных американцев, деловых англичан и бесцветных австралийцев, но при этом была глубоко закомплексованной советской девушкой.
В провинциальном украинском городе я была непревзойдённой английской «спикершей», да и в столичном инязе не самой худшей. В реальности… Многие читатели наверняка знают других читателей, которые знают второго мужа соседки бывшей сотрудницы, который понятия не имеет где Бостон, но говорит по-английски с бостонским акцентом, потому что закончил пед. институт, при этом в Бостоне никогда не был и вообще путает его с Балтимором. (Фух! Выдохнула!) Я была не настолько гениальна. Из разговора носителей про брокколи и бритьё ног я не понимала практически ни-че-го, да и брокколи никогда не ела.
Моя соседка по комнате, американка Кэти, была толстой и страшной. Она постоянно жевала пончики, запивала их Mountain Dew и плакала. У Кэти был бойфренд, худой и страшный. Это он привозил ей пончики и «горную росу». Однажды вместо пончиков он привёз большую сумку (теперь я знаю, что такие называются даффл бэг), погрузил туда безразмерные футболки, шорты-парашюты и остатки пончиков и навсегда забрал Кэти с собой - ещё одна не вынесла тяготы скаутских лагерей.
Я должна была радоваться, но вместо этого со мной почему-то случился нервный срыв. «Вики, всё будет хорошо!» «Ай эм нот ФАКИНГ Вики! Я - Вика».
- Вика, спокойно, сейчас приедет мой бойфренд и привезёт лекарство, - из соседней комнаты выглянула Мэрили - обаятельная женщина с живыми глазами. Даже её английский был жизнерадостным - казалось, что она улыбалась не только губами и глазами, но и грамматическими конструкциями.
«Лекарство» действительно помогло. Впоследствии ром с колой много раз спешил мне на помощь, как два весёлых бурундука, и лечил от физических и душевных недугов. Боб (так звали этого народного целителя) передал мне кофейную кружку:
- Надо соблюдать конспирацию, потому что кругом - дети, - и тут же пригласил к ним с Мэрили домой на выходные.
- Ты что пьёшь?
- Всёёёёёё, - всхлипнула я.
И он купил действительно ВСЁ. Я до сих пор помню: «Вика, знаешь как распознать американского интеллигента? У него в доме минимум семь видов алкоголя. У нас с Мэрили девять!» Следующее «хмурое утро» могло скрасить только присутствие большого количества бородатых мужчин - бородатый Боб принёс мне три книги: Маркса, Толстого и Достоевского и спросил, какую бы я выбрала. Он был уверен, что Маркса, а я, за неимением Хемингуэя, выбрала ФМД. О чём и сказала. Боб почему-то приятно удивился, а я проследила за его взглядом и увидела фото - Хэм и отец Боба.
Боб и Мэрили были моими первыми американцами. Спутниковские встречи под бдительным взглядом товарищей из органов не в счёт. Они были талантливыми учителями. Кафедра педагогики и методики альма матер тоже не в счёт. Они терпеливо объясняли, что такое быть «риал амэрикан» - что есть, что читать, что смотреть, как думать и что и как говорить.
В октябре они посадили меня на автобус «Грейхаунд» до Нью-Йорка. - Мы больше никогда не увидим Вику, - грустно сказала Мэрили, как только «серая гончая» стала плавно отъезжать от автовокзала маленького мичиганского городка.
В таких случаях принято писать про «сладко-горькое и щемящее», но мне не щемило, а сладко-горьким был только шоколад, который стащили таможенники в Шереметьево. Мне не щемило, потому что я уже потеряла там серёжку и поэтому знала, что обязательно вернусь. Через два года я вернулась…
«У них в Мичигане» мне категорически не нравилось. Я ненавидела слепящие закаты, царапучий песок, ненасытных комаров и равнодушное огромное озеро. Я презирала шумных американцев, деловых англичан и бесцветных австралийцев, но при этом была глубоко закомплексованной советской девушкой.
В провинциальном украинском городе я была непревзойдённой английской «спикершей», да и в столичном инязе не самой худшей. В реальности… Многие читатели наверняка знают других читателей, которые знают второго мужа соседки бывшей сотрудницы, который понятия не имеет где Бостон, но говорит по-английски с бостонским акцентом, потому что закончил пед. институт, при этом в Бостоне никогда не был и вообще путает его с Балтимором. (Фух! Выдохнула!) Я была не настолько гениальна. Из разговора носителей про брокколи и бритьё ног я не понимала практически ни-че-го, да и брокколи никогда не ела.
Моя соседка по комнате, американка Кэти, была толстой и страшной. Она постоянно жевала пончики, запивала их Mountain Dew и плакала. У Кэти был бойфренд, худой и страшный. Это он привозил ей пончики и «горную росу». Однажды вместо пончиков он привёз большую сумку (теперь я знаю, что такие называются даффл бэг), погрузил туда безразмерные футболки, шорты-парашюты и остатки пончиков и навсегда забрал Кэти с собой - ещё одна не вынесла тяготы скаутских лагерей.
Я должна была радоваться, но вместо этого со мной почему-то случился нервный срыв. «Вики, всё будет хорошо!» «Ай эм нот ФАКИНГ Вики! Я - Вика».
- Вика, спокойно, сейчас приедет мой бойфренд и привезёт лекарство, - из соседней комнаты выглянула Мэрили - обаятельная женщина с живыми глазами. Даже её английский был жизнерадостным - казалось, что она улыбалась не только губами и глазами, но и грамматическими конструкциями.
«Лекарство» действительно помогло. Впоследствии ром с колой много раз спешил мне на помощь, как два весёлых бурундука, и лечил от физических и душевных недугов. Боб (так звали этого народного целителя) передал мне кофейную кружку:
- Надо соблюдать конспирацию, потому что кругом - дети, - и тут же пригласил к ним с Мэрили домой на выходные.
- Ты что пьёшь?
- Всёёёёёё, - всхлипнула я.
И он купил действительно ВСЁ. Я до сих пор помню: «Вика, знаешь как распознать американского интеллигента? У него в доме минимум семь видов алкоголя. У нас с Мэрили девять!» Следующее «хмурое утро» могло скрасить только присутствие большого количества бородатых мужчин - бородатый Боб принёс мне три книги: Маркса, Толстого и Достоевского и спросил, какую бы я выбрала. Он был уверен, что Маркса, а я, за неимением Хемингуэя, выбрала ФМД. О чём и сказала. Боб почему-то приятно удивился, а я проследила за его взглядом и увидела фото - Хэм и отец Боба.
Боб и Мэрили были моими первыми американцами. Спутниковские встречи под бдительным взглядом товарищей из органов не в счёт. Они были талантливыми учителями. Кафедра педагогики и методики альма матер тоже не в счёт. Они терпеливо объясняли, что такое быть «риал амэрикан» - что есть, что читать, что смотреть, как думать и что и как говорить.
В октябре они посадили меня на автобус «Грейхаунд» до Нью-Йорка. - Мы больше никогда не увидим Вику, - грустно сказала Мэрили, как только «серая гончая» стала плавно отъезжать от автовокзала маленького мичиганского городка.
В таких случаях принято писать про «сладко-горькое и щемящее», но мне не щемило, а сладко-горьким был только шоколад, который стащили таможенники в Шереметьево. Мне не щемило, потому что я уже потеряла там серёжку и поэтому знала, что обязательно вернусь. Через два года я вернулась…