Ночная проповедь Фурманова
Но, чёрт возьми, много времени всё равно уходит, чтобы что-то правильно определить и по настоящему осознать… Какое-то расслабленное и спокойное состояние. Опять же в период сильного личного или группового счастья большинство добренько соглашается с тем, что мы живём именно сейчас, оно и правда, чего тратить время на бесплодные споры о будущем. Не только человеки не дурные, такие же братья по разуму живут в Галактике. Постепенно, через некую автономию своей психики, они могут и вверх шагнуть. И это уже неплохо. Всем спокойнее будет. Но и значительно труднее. Петька, самурай-одиночка с маузером, со своим особым взглядом на вещи, с пол-оборота зашедший в тот самый омут с японской кометой, оказывается в каком-то оторопении… что гораздо разумней. Перед выстрелом из катаны всю жизнь думаешь, правильно ли… А тут стреляешь себе спокойно из-за угла. Ну и правильно, конечно. Потому что там, где я был несколько часов назад - сегодня другой мир. Новый. Простой и спокойный. Уже впору не тоннель делать в лабиринте из кирпича и цемента, а новый пояс гармонии и счастья. Если долго вглядываться в него, то зеркало начинает отбрасывать тень, которую не в состоянии поймать самая мощная оптика. Угадал - значит счастлив. Надо постоянно над этим работать. Кто сказал, будто мир изменится? Да не Петька. Просто мир, наконец, успокоился и уснул. Как под игом такого сильного лидера, как я. Пусть себе спит. И видит сны. Быть может - вот и разгадка. Вот и ключ к успеху. А мир пусть себе живёт… И пусть радуются, дураки, и аплодируют. Всё равно ведь не понимают ничего. Нашим не жалко - всё, чем мы руководствуемся, руководствуется тем же самым. Наши предки лучше живут? Лучше. Чем гордятся? Гордостью за отчизну, гордостью за государство, скрепами. Сегодня мы гордимся крепостью корней, корнями и сердцевиной. Они как поршень - толкнут, вылетит пушка, вырвется клуб дыма, прочертится линия на земле, завоет дизель, последний рубеж перед топкой переднего вагона, форсаж, бурун вперёд - а там нас уже ждут сами… Если не смеяться, так и умирать интересно. В каком-то смысле. Есть огромное количество персонажей, которые готовы отдать свои жизни за то, о чём только думают. Петька, оторопев от того, какие горы он собственноручно сбросил со своего жизненного пути, пока возился с бомбой, по секрету поведал про то же самое. Никто из людей не задумывался над тем - как именно он вдруг становится счастливым. Дурацкая мысль. Может быть, поэтому до сих пор никто из нас и не нашёл для себя никакого особенного счастья? И не найдёт.
Оторопело перечитав всю эту галиматью, Петька сам чуть не взвыл от обиды и одиночества. Я, между прочим, его успокоил, произнеся несколько загадочных фраз, смысл которых был всем ясен. Сказал, самое главное, не теряйся, мой верный друг. Это всё враки, ерунда, ничего нет. Скоро узнаем. Прыжок Анны в обнимку с бутылью постного масла под паровоз. Полная неспособность Ленина сосредоточиться в тёмной комнате на задании по статистике сельского хозяйства. Перестройка. Настоящий коммунизм. Понял? Непривычно услышать нечто подобное от мага, только непонятно, откуда я всё это знаю - я ведь теперь наполовину Кастанеда. Дон Хренаро учит нас, что даже главный удар врага нельзя предсказать. Зато можно его почувствовать. Разве нет? Разве ты ничего не чувствуешь? Тебе ведь повезло, ты хорошо спрятался. Мы тебя никогда не увидим. А когда ты немножко подрастёшь, всё случится.
Оторопело выслушав меня, Василий Иванович уставился в одну точку. Потом его взгляд обратился на вешалку. На ней висел пиджак. Петька вдруг понял, почему у него так стучит сердце. Он решил, что это я его напугал. Повернув голову, он увидел меня в дверном проёме - совсем рядом с собой. Конечно, я должен был увидеть его первым - недаром я ходил на ощупь. Через мгновение мы уже мчались в чёрной «БМВ» по проспекту. Все молчали. Каждый думал о своём. Было похоже, такая манера общения выработалась ещё у рафинированных обезьян в старые добрые времена. Расслабленность настолько овладела нами, ощущение было такое, словно мы едем смотреть фильм про себя в специальный кинозал. Главное, чтоб всё было по-настоящему. Всю жизнь ведь одно и то ж. Занавес поднимается. Все оторопевают, увидев себя, стоящих посреди сцены. Фильмы про это тоже снимают. Правда, никто пока не вышел на эту сцену. Только машины всё время пытаются оказаться в одном с нами месте. Интеллекты спешат на помощь. Человеку не нужны рядом кони, пусть лучше рядом будут умные люди. Люди, знаете ли, от людей никуда не убегут.
Петьке вдруг стало ясно, на кого он был похож последние полчаса, когда глядел в окно. Возможно, именно этим и был наш с ним контакт. Видимо, генетика давала о себе знать, отгораживая нас от тех, кто стремился проникнуть в наш мир извне. От тёмных снов об Оторопевших В Древности. Оттого Петька себя так уверенно и чувствовал. Точно знал, без него это было бы невозможно. Не было ни сюжета, ни смысла, просто мерная тупая сила, дающая о жизни лишь такое представление. Оторопение, воздаяние, оцепенение, опешивание, обалдевание, отрезвление, припадок, столбняк, косоглазие, помрачение рассудка, короткий бред, острый сдвиг в сознании, нервный тик, сговор, вырождение, бессилие, страх, безумие, хаос… Петька мог бы перечислить их множество, но ему хватило бы и одного-единственного. Совсем как лошади, которых маги приводят в боевой порядок перед тем, за чем посылают. Ничего себе, подумал Петька по поводу этих магических книг, налопался до бесчувствия. Чтобы такая чушь приснилась. Слова-то какие - обалдеть. Был бы, например, факс, вместо цифр, никаких вопросов. Был бы фолиант, мне пришлось бы его прочесть. Был бы телефон, дозвонился бы до Котовского в Париж. Отчего бы нет, если уже есть электрическая мясорубка, описанная в одной из этих книг. Петькина жизнь во сне была куда интереснее, к тому же ощущения были совершенно реальными - достаточно было на секунду зажмуриться, как возникло совершенно отчётливое ощущение, будто ты падаешь вниз. Вид сверху, то есть откуда смотришь. Как только всё кончилось, нужно было открыть глаза и постараться вспомнить подробности. Выглядеть в зеркале идиотом не хотелось. Стоять в коридоре с раскинутыми в стороны руками - тоже. Хотелось что-нибудь придумать.
Оцепенело прислушавшись к себе и заглянув в свою душу, мы поняли, до чего же мы стали похожи на людей, окружавших нас в действительности. Что тут скажешь? Самое время было снять кино. Но сценарий не поместился в голове, а из действующих лиц сохранился только я один. Петьке теперь казалось, что мы с моим двойником вполне могли бы придумать что угодно. Вот только окружающий нас мир почему-то не располагал к возникновению героических поступков. Хотя - если разобраться, чего ещё можно ждать от огромного неподвижного мира, в котором мы геройствуем? По мнению дона Херемиаса, туда не следовало попадать по той простой причине, по которой туда нельзя попасть: из-за встречных движений небесных тел не обошлось бы без катастроф. Нам же, чтобы спасти собственную шкуру, придётся открывать огонь по движущимся кораблям, верно? Верно. Поэтому мы должны были сидеть тише воды, ниже травы. Во всяком случае, пока всё не выяснится.
НО ТАК СКАЗАЛ ОДНАЖДЫ ОТОРОПЕВШИЙ: СЛАВА МАНГАЛАМ! Как мы рыдали в кинобудке после сеанса! И вот свершилось. Hо нельзя сказать, о чём мы плакали. Единственной мыслью в нашей душах была смерть. И то мгновение уже совсем было близко. Придёт дон Хименес, и настанет час. Поэтому Петьку больше интересовало то, через сколько минут он умрёт. Какой окажется смерть? Подумав об этом, Петька осторожно открыл глаза. Оторопел, ничего не скажешь. Кабина была заполнена трупами. Их было много. Среди трупов попадались знакомые лица. Почти у всех в груди торчали стрелы с какими-то белыми перьями. Женихи, убитые Одиссеем, догадался Петька. (Обычно женихов убивает супруга, эта простота была одной из самых неприятных деталей в фильме). На меня, однако, эти картинки не произвели особого впечатления, разве что мне вспомнился памятник Маяковскому на Лубянке, где был помещён огромный череп с перекрещенными костями. Я не смог разделить Петькиного оптимизма. Разве что на этом памятнике художник сделал несколько грубых намеков, зачем-то сделав в черепе дырку. Дырку от пули; и вложил в карман Маяковскому ключ от квартиры, где деньги лежат. Деньги, надо сказать, лежали в большом пыльном шкафу в пустой комнате за лестницей. Петька никогда не испытывал тяги к деньгам, тем более к зелёным бумажкам, теперь он понял почему. Это были деньги, из которых надо было платить за лубянский люк, под которым лежала сумма, предназначавшаяся Одиссею для его заморских плаваний. Впрочем, уже через несколько дней Петька понял, почему Одиссей сел за штурвал именно этого корабля. Могучий грек умело вёл его к своей далёкой цели. Флотилия подходила к финишу. Дело было только за смертью.
Оторопело перечитав всю эту галиматью, Петька сам чуть не взвыл от обиды и одиночества. Я, между прочим, его успокоил, произнеся несколько загадочных фраз, смысл которых был всем ясен. Сказал, самое главное, не теряйся, мой верный друг. Это всё враки, ерунда, ничего нет. Скоро узнаем. Прыжок Анны в обнимку с бутылью постного масла под паровоз. Полная неспособность Ленина сосредоточиться в тёмной комнате на задании по статистике сельского хозяйства. Перестройка. Настоящий коммунизм. Понял? Непривычно услышать нечто подобное от мага, только непонятно, откуда я всё это знаю - я ведь теперь наполовину Кастанеда. Дон Хренаро учит нас, что даже главный удар врага нельзя предсказать. Зато можно его почувствовать. Разве нет? Разве ты ничего не чувствуешь? Тебе ведь повезло, ты хорошо спрятался. Мы тебя никогда не увидим. А когда ты немножко подрастёшь, всё случится.
Оторопело выслушав меня, Василий Иванович уставился в одну точку. Потом его взгляд обратился на вешалку. На ней висел пиджак. Петька вдруг понял, почему у него так стучит сердце. Он решил, что это я его напугал. Повернув голову, он увидел меня в дверном проёме - совсем рядом с собой. Конечно, я должен был увидеть его первым - недаром я ходил на ощупь. Через мгновение мы уже мчались в чёрной «БМВ» по проспекту. Все молчали. Каждый думал о своём. Было похоже, такая манера общения выработалась ещё у рафинированных обезьян в старые добрые времена. Расслабленность настолько овладела нами, ощущение было такое, словно мы едем смотреть фильм про себя в специальный кинозал. Главное, чтоб всё было по-настоящему. Всю жизнь ведь одно и то ж. Занавес поднимается. Все оторопевают, увидев себя, стоящих посреди сцены. Фильмы про это тоже снимают. Правда, никто пока не вышел на эту сцену. Только машины всё время пытаются оказаться в одном с нами месте. Интеллекты спешат на помощь. Человеку не нужны рядом кони, пусть лучше рядом будут умные люди. Люди, знаете ли, от людей никуда не убегут.
Петьке вдруг стало ясно, на кого он был похож последние полчаса, когда глядел в окно. Возможно, именно этим и был наш с ним контакт. Видимо, генетика давала о себе знать, отгораживая нас от тех, кто стремился проникнуть в наш мир извне. От тёмных снов об Оторопевших В Древности. Оттого Петька себя так уверенно и чувствовал. Точно знал, без него это было бы невозможно. Не было ни сюжета, ни смысла, просто мерная тупая сила, дающая о жизни лишь такое представление. Оторопение, воздаяние, оцепенение, опешивание, обалдевание, отрезвление, припадок, столбняк, косоглазие, помрачение рассудка, короткий бред, острый сдвиг в сознании, нервный тик, сговор, вырождение, бессилие, страх, безумие, хаос… Петька мог бы перечислить их множество, но ему хватило бы и одного-единственного. Совсем как лошади, которых маги приводят в боевой порядок перед тем, за чем посылают. Ничего себе, подумал Петька по поводу этих магических книг, налопался до бесчувствия. Чтобы такая чушь приснилась. Слова-то какие - обалдеть. Был бы, например, факс, вместо цифр, никаких вопросов. Был бы фолиант, мне пришлось бы его прочесть. Был бы телефон, дозвонился бы до Котовского в Париж. Отчего бы нет, если уже есть электрическая мясорубка, описанная в одной из этих книг. Петькина жизнь во сне была куда интереснее, к тому же ощущения были совершенно реальными - достаточно было на секунду зажмуриться, как возникло совершенно отчётливое ощущение, будто ты падаешь вниз. Вид сверху, то есть откуда смотришь. Как только всё кончилось, нужно было открыть глаза и постараться вспомнить подробности. Выглядеть в зеркале идиотом не хотелось. Стоять в коридоре с раскинутыми в стороны руками - тоже. Хотелось что-нибудь придумать.
Оцепенело прислушавшись к себе и заглянув в свою душу, мы поняли, до чего же мы стали похожи на людей, окружавших нас в действительности. Что тут скажешь? Самое время было снять кино. Но сценарий не поместился в голове, а из действующих лиц сохранился только я один. Петьке теперь казалось, что мы с моим двойником вполне могли бы придумать что угодно. Вот только окружающий нас мир почему-то не располагал к возникновению героических поступков. Хотя - если разобраться, чего ещё можно ждать от огромного неподвижного мира, в котором мы геройствуем? По мнению дона Херемиаса, туда не следовало попадать по той простой причине, по которой туда нельзя попасть: из-за встречных движений небесных тел не обошлось бы без катастроф. Нам же, чтобы спасти собственную шкуру, придётся открывать огонь по движущимся кораблям, верно? Верно. Поэтому мы должны были сидеть тише воды, ниже травы. Во всяком случае, пока всё не выяснится.
НО ТАК СКАЗАЛ ОДНАЖДЫ ОТОРОПЕВШИЙ: СЛАВА МАНГАЛАМ! Как мы рыдали в кинобудке после сеанса! И вот свершилось. Hо нельзя сказать, о чём мы плакали. Единственной мыслью в нашей душах была смерть. И то мгновение уже совсем было близко. Придёт дон Хименес, и настанет час. Поэтому Петьку больше интересовало то, через сколько минут он умрёт. Какой окажется смерть? Подумав об этом, Петька осторожно открыл глаза. Оторопел, ничего не скажешь. Кабина была заполнена трупами. Их было много. Среди трупов попадались знакомые лица. Почти у всех в груди торчали стрелы с какими-то белыми перьями. Женихи, убитые Одиссеем, догадался Петька. (Обычно женихов убивает супруга, эта простота была одной из самых неприятных деталей в фильме). На меня, однако, эти картинки не произвели особого впечатления, разве что мне вспомнился памятник Маяковскому на Лубянке, где был помещён огромный череп с перекрещенными костями. Я не смог разделить Петькиного оптимизма. Разве что на этом памятнике художник сделал несколько грубых намеков, зачем-то сделав в черепе дырку. Дырку от пули; и вложил в карман Маяковскому ключ от квартиры, где деньги лежат. Деньги, надо сказать, лежали в большом пыльном шкафу в пустой комнате за лестницей. Петька никогда не испытывал тяги к деньгам, тем более к зелёным бумажкам, теперь он понял почему. Это были деньги, из которых надо было платить за лубянский люк, под которым лежала сумма, предназначавшаяся Одиссею для его заморских плаваний. Впрочем, уже через несколько дней Петька понял, почему Одиссей сел за штурвал именно этого корабля. Могучий грек умело вёл его к своей далёкой цели. Флотилия подходила к финишу. Дело было только за смертью.