Колыбельная для Петьки
Неограниченное применение нашей творческой мощи с оплатой в валюте делается реальным только для очень состоятельных людей. Этим мало кто способен похвастаться. Соответственно, возникает много внутренних и внешних проблем. Неподготовленному человеку приходится очень нелегко. Чтобы эффективно жить в такой ситуации, приходится выдумывать невиданных виртуозов и недюжинных музыкантов, которые будут петь одни и те же хоралы, икать от восторга и доставать самого клиента не своим голосом, мешающим слуху. Такие люди, действительно, есть. Не лично, как правило, их не так уж много, многие просто, видимо, верят, раз сами сочинили, да и работа у них нервная. Есть, правда, такие, которым проще дать слово другому человеку. Они работают по звонку. Такое тоже есть, к ним в основном обращаются, чтобы купить гамбургеры и чипсы, потому, возможно, русофобы и смогут перечислить как минимум половину нынешних деятелей культуры, танцующих под некую дуду. Это те, кто построил свою жизнь по заказу заокеанских кукловодов из Госдепа. Хочется верить, по крайней мере, некоторые из них на этот раз получили заказ точно по своим паспортным данным. Иначе совсем не весело. Тем, кому точно не надо, платят анонимно. Реклама в их пользу, не смешите мои старые уши. Гораздо легче обозвать любого желающего пойти в дорогой ресторан лохом и затоптать его в грязь, чем объяснять, для чего это делается. Клоунада без границ - так звучит закон. Как же ты докатился до такой жизни, русский человек?
Петька осоловело глядел на свои пальцы, суетливо стучащие по клавишам, пока окончательно не заснул. За окном стояла глухая ночь. Движок на кухне тихонько гудел, будто устал выполнять тяжелую и монотонную работу. В полутьме комнаты отчетливо выделялись потертые обои и абажур настольной лампы, висевший на таком же старом шнуре. Яркий конус света с лучом, упирающимся в стену, заслонял прозрачную дверь, которая сейчас была не видна Петьке. Этой дверью давно не пользовались, наверное, уже лет десять. Шнур был привязан к стене за длинный металлический крюк, вбитый в пол. Увидев его впервые, Петька догадался, куда исчез его предшественник.
Сквозь сон Петька как-то вяло отметил, хоть и смутно, перед своим внутренним взором, высокий сугроб у детской площадки, примыкающей к старому деревянному зданию, где раньше был Дом культуры имени Калинина. Только потом он сообразил, чей это был сугроб. Петька знал многих ребят из их компании, пытающихся забыть старые клички и раздать их новому поколению. Су-гроб, вот как. Еще недавно в силу своей профессии он хорошо знал всю биографию одноклассников, и теперь эта информация всплывала в его памяти, расплывчатая и нечёткая, словно мультфильм, снятый на скорости один кадр в одну секунду.
Странно, подумал Петька. По всем признакам сугроб был его собственным, однако он видел его словно со стороны, с чужими знаниями и сведениями, приобретенными в другом месте. Подъезд был всё тот же - такой же облезлый, такой самый грязный, только вещи вроде счетчиков и радиаторов парового отопления были другими. Фонарь над лавкой во дворе тоже казался старинным. Люди не менялись, время над ними было не властно, а над Петькой особенно, - все те тени, следы на стекле, часть которых он замечал мельком и никак не мог разобрать, рассосались, осталось только туманное воспоминание, выцветшее и расплывшееся. К нему приходили откуда-то, приходили не в гости, этого Петька не понимал и не хотел понимать. Постепенно менялись и события, связанные с прошлым. Потом исчезли запахи, потом звук, звуки стали исчезать вместе с вещами и памятью о них. Зато появилось совершенно незнакомое чувство: будто все это было когда-то с ним самим.
Решив оторопеть прямо во сне, Петька перестал думать про такое. Через пару минут он действительно онемел от изумления, но не от страха, который и раньше нередко омрачал его сны. Сны пугали его, он всегда просыпался в холодном поту, от приступа паники, пережитого во время сновидения. Так было всегда. Страх перед смертью, какая-то безумная обреченность, смешанная с мрачными предчувствиями, бросали его во все стороны сразу - казалось, весь интернет, населенный его виртуальными созданиями, был чем-то вроде зеркала, в которое он гляделся со своей одинокой горы. Но несмотря на всю эту растерянность, сон уже перестал быть ночным кошмаром. Что-то изменилось, хотя Петька ничего не чувствовал.
Он понял, что оторопел и начал вспоминать неизбывные истины марксизма: равнодушие, стремление к одиночеству, вездесущность материи, ее неустойчивость и нелинейность, взаимодействие материи и сознания. Спохватившись, стал искать эту нелинейность и неустойчивую материальность. Сквозь сон он двигался по ней, глядя под ноги. Потом поднял глаза и посмотрел в небо. Оно было белесым и рыхлым. Петька подумал, какова же в сущности его жизнь, если вся картина мира, заключенная в ней заключена всего лишь в этих странных синюшных облаках. Он смотрел, смотрел и понял вдруг, отчего так отличается пространство, составляющее его мир, этот мир: в нем нет притяжения ни в одном из измерений, нет никакой необходимости в приливе энергии и тому подобное. И, как ни странно, было ясно, откуда в небе эта невыразимая синева.
Петька осоловело глядел на свои пальцы, суетливо стучащие по клавишам, пока окончательно не заснул. За окном стояла глухая ночь. Движок на кухне тихонько гудел, будто устал выполнять тяжелую и монотонную работу. В полутьме комнаты отчетливо выделялись потертые обои и абажур настольной лампы, висевший на таком же старом шнуре. Яркий конус света с лучом, упирающимся в стену, заслонял прозрачную дверь, которая сейчас была не видна Петьке. Этой дверью давно не пользовались, наверное, уже лет десять. Шнур был привязан к стене за длинный металлический крюк, вбитый в пол. Увидев его впервые, Петька догадался, куда исчез его предшественник.
Сквозь сон Петька как-то вяло отметил, хоть и смутно, перед своим внутренним взором, высокий сугроб у детской площадки, примыкающей к старому деревянному зданию, где раньше был Дом культуры имени Калинина. Только потом он сообразил, чей это был сугроб. Петька знал многих ребят из их компании, пытающихся забыть старые клички и раздать их новому поколению. Су-гроб, вот как. Еще недавно в силу своей профессии он хорошо знал всю биографию одноклассников, и теперь эта информация всплывала в его памяти, расплывчатая и нечёткая, словно мультфильм, снятый на скорости один кадр в одну секунду.
Странно, подумал Петька. По всем признакам сугроб был его собственным, однако он видел его словно со стороны, с чужими знаниями и сведениями, приобретенными в другом месте. Подъезд был всё тот же - такой же облезлый, такой самый грязный, только вещи вроде счетчиков и радиаторов парового отопления были другими. Фонарь над лавкой во дворе тоже казался старинным. Люди не менялись, время над ними было не властно, а над Петькой особенно, - все те тени, следы на стекле, часть которых он замечал мельком и никак не мог разобрать, рассосались, осталось только туманное воспоминание, выцветшее и расплывшееся. К нему приходили откуда-то, приходили не в гости, этого Петька не понимал и не хотел понимать. Постепенно менялись и события, связанные с прошлым. Потом исчезли запахи, потом звук, звуки стали исчезать вместе с вещами и памятью о них. Зато появилось совершенно незнакомое чувство: будто все это было когда-то с ним самим.
Решив оторопеть прямо во сне, Петька перестал думать про такое. Через пару минут он действительно онемел от изумления, но не от страха, который и раньше нередко омрачал его сны. Сны пугали его, он всегда просыпался в холодном поту, от приступа паники, пережитого во время сновидения. Так было всегда. Страх перед смертью, какая-то безумная обреченность, смешанная с мрачными предчувствиями, бросали его во все стороны сразу - казалось, весь интернет, населенный его виртуальными созданиями, был чем-то вроде зеркала, в которое он гляделся со своей одинокой горы. Но несмотря на всю эту растерянность, сон уже перестал быть ночным кошмаром. Что-то изменилось, хотя Петька ничего не чувствовал.
Он понял, что оторопел и начал вспоминать неизбывные истины марксизма: равнодушие, стремление к одиночеству, вездесущность материи, ее неустойчивость и нелинейность, взаимодействие материи и сознания. Спохватившись, стал искать эту нелинейность и неустойчивую материальность. Сквозь сон он двигался по ней, глядя под ноги. Потом поднял глаза и посмотрел в небо. Оно было белесым и рыхлым. Петька подумал, какова же в сущности его жизнь, если вся картина мира, заключенная в ней заключена всего лишь в этих странных синюшных облаках. Он смотрел, смотрел и понял вдруг, отчего так отличается пространство, составляющее его мир, этот мир: в нем нет притяжения ни в одном из измерений, нет никакой необходимости в приливе энергии и тому подобное. И, как ни странно, было ясно, откуда в небе эта невыразимая синева.