Эссе по Чеховскому "Учителю словесности"
Сразу же в самом начале этого эссе хочу признаться читателю вот в чем - в своем послевкусии Чеховского «Учителя словесности».
Пресное.
По эмоциональному накалу по шкале от 1 до 5 - единица.
Ровное.
В некой мере даже привкус разочарования.
Нет эмоционального и морального удовлетворения.
Отсутствие ярких контрастов.
Нет накала страстей.
Следовательно, не грянет и разрядка.
При всей такой бурной внешней экстравертной жизни, герои Чехова - замкнуты в себе и на себе интроверты, сомневающиеся и постоянно ищущие.
Нет конечного результата.
Постоянные внутренние смятения, неуверенность в жизненном предназначении, нет борьбы и нет динамики.
И как сказали бы яготки-кружковцы последовательки учителя Яготовой - нет четкой линии развития конфликта.
Вот хотелось мне, как читателю, ввернуть в «учительский» сюжет чего-то острого, какого-то пороху, чтобы запахло в воздухе бурей перед затишьем или хотя-бы жареным луком, как в «Ионыче». Вместо этого - слащавый запах акации и сирени, зеленые рожь с пшеницей, кроткие и уютно разбросанные по небу облака, блаженный писк сусликов с грачами в поле и на обочине кладбища - мертвые яблоньки белеющие одиноко в даль багрового заката.
С одной стороны, вроде как намек на запах «пороха» подает надежды некого динамичного развития событий в самом начале рассказа: лошади, кавалькада, встречные солдаты, офицеры-гимназисты и даже военный доктор, но с другой стороны - в мирной атмосфере жители очередного провинциального городишка N попили сельтерской воды, посмотрели на дубовый сад с молодой листвой, обменялись приветствиями со скучающими всадниками и их дамами под звуки оркестровой музыки и разъехались по домам пить чай под самовар да закусывать масляными сухарями с вареньем. Вот такая очередная, скучная обывательская жизнь Чеховских героев.
Вечерние чтения.
Рояль.
Кусты.
Сад/ы.
Домашний театр с настольными играми.
Прогулки на лошадях.
Свадьба.
Крестины.
Похороны.
Поминки.
Как говорят евангелисты Матфей и Лука /кстати тоже земский врач/: ели, пили, женились, замуж выходили, о душе не думали, а потом пришел Ной с потопом.
Так и наши чеховские герои - фокус на внешнем/внешней жизни, а тем временем - первичнее надо о душе думать по системе душегуба Достоевского и Бога искать по системе графа-газонокосильщика Толстого.
Но, видимо, тем и отличается доктор человеческих душ Чехов от Феди и Льва - тонкой иронической «психолоджи» над человеческими пороками и слабостями. Ключевое слово - иронической. Антона Павловича сравнить бы, пожалуй, только с тонким знатоком ироничности слова и психологии - с Александром Сергеевичем, который по словам самого автора человеческих обывательских душ утверждает, что Пушкин был психологом и ему в Москве памятник поставили.
Поэтому, если гулять вдоль и поперек Чеховских душ - конца края можно так и не найти, а только дойти….. до ручки со словами: «Бежать отсюда, бежать сегодня же……. Нет ничего страшнее, оскорбительнее, тоскливее пошлости. ……Скучные, ничтожные люди, горшочки со сметаной, кувшины с молоком, тараканы, глупые женщины... ……….иначе я сойду с ума!»
Но читатель и Роботов, надеюсь что и Роботов, ждут в первую очередь от меня хоть какого-то сочинения-анализа «учителя словесности». Если же вы не ждете, прошу поднять руку и я буду знать, что могу писать в АНТИ_классическом жанре нашего комитета АНТИ_классиков так, как я хочу. Спасибо.
Но возвратимся к Чеховскому тексту «учителя» и «словесности». А точнее - к его героям. Главным. Потому что героев других там много. Чехов любит пичкать свои коротенькие рассказики обильными героями второстепенной жизненной важности. Которые, следует, конечно, отметить, не нагружают и не отвлекают читателя от основных ключевых героев, а добавляют только обывательского шарма и пошлости в общую жизненную картину местячкового бомонда. Которые, не претендуют на гениальность и величие, но, впрочем, и не лишены таланта писать, играть и развлекаться жизнью. Такой себе литературный дачный кружок постановщицы-сценаристки имени Скучающей Выстрелом Жуази. Вроде, как и весело, и задорно, и талантливо по всем правилам учительской словесности, но тут же - бездарно-посредственно, уныло, пошло и скуШно. И хочется то ли чаю попивать из самовара, скромно-стыдно опустив глаза в пол, то ли повеситься, задорно и с иронией.
Но в Чеховской «словесности» герои, в отличие от Жузиных, не вешаются. С ними что-то происходит. Как сказал бы психолог на подобии Пушкина: чеховские герои претерпевают внутреннюю трансформацию. Ключевое слово «претерпевают», мои уже любимые, классические экзистенциальные страхи. Вот мы в «учителе» наконец-то к ним и подобрались.
/неоконченное эссе, найду в записях, опубликую/