В Сеуле, где проходит очередная азиатская конференция Валдайского клуба, царит своеобразное настроение. На вступительном ужине один из руководителей МИД Республики Корея нагнал ужасного пессимизма. Он уверял, что в Сеуле вообще не понимают намерений Пхеньяна, поэтому готовы к самому худшему. Довершило погребальное впечатление обращение оратора к фигуре австрийского писателя Стефана Цвейга, который не верил в возможность мировой войны, а когда она-таки случилась, бежал из Европы, впал в депрессию и в итоге покончил с собой. Что имел в виду высокопоставленный дипломат применительно к Корейскому полуострову можно гадать, но атмосферу он определил. Конечно, не все корейские собеседники звучали столь мрачно, но общее состояние растерянности заметно.
Понять можно. Невесело находиться на передовой вероятного фронта и соответственно рисковать самыми тяжелыми потерями в случае войны, но не иметь серьезной возможности повлиять на тех, кто эти боевые действия будет вести. За годы раскола Кореи можно было бы привыкнуть. Да, но в последнее время относительно стабильная модель сосуществования утратила баланс.
С одной стороны, многолетние усилия КНДР по созданию потенциала ядерного сдерживания увенчались успехом. Специалисты все спорят, каковы на деле возможности Пхеньяна, есть скептики (они же оптимисты), которые считают, что режим сознательно раздувает собственную опасность. Но даже если это так, проверять ни у кого желания нет - а вдруг не блефуют? То есть политический образ ядерной державы создан, военные склонны в это верить, а технологические сомнения - удел узкого круга гурманов. Восприятие Северной Кореи в ядерном качестве создает совершенно иную ситуацию в Восточной Азии.
С другой стороны, Сеул, как и другие союзники США, пребывают в недоумении относительно намерений патрона. Специфика президента Трампа и взаимоотношения внутри системы американского управления ведут к тому, что последовательной линии не получается, а зигзаги делают ситуацию крайне нервной. «Жест доброй воли» Ким Чен Ына, который неформально согласился в сентябре сделать паузу в провокационных действиях, не получил ответа со стороны Соединенных Штатов, хотя знак о готовности поддержать «перемирие» был дан. Как бы то ни было, внешним партнерам все менее понятно, чего ждать.
Президент Южной Кореи Мун Чжэ Ин в начале июля в Берлине по пути на саммит «Двадцатки» он выдвинул серию инициатив по снижению напряженности, апеллируя к опыту Германии. Мол, если только Пхеньян прекратит провокации, мы готовы применить метод «Восточной политики» Вилли Брандта в конце 1960-х годов, то есть экономическое и политическое сотрудничество с КНДР (в германском случае - с ГДР) при сохранении базовых противоречий и цели объединения.
Параллель сразу прозвучала довольно странно - будь Германская Демократическая Республика ядерным государством, ее судьба, скорее всего, сложилась бы иначе. Но даже если отложить в сторону данный фактор, сама Южная Корея не имеет и того пространства для маневра, которым обладала ФРГ в разгар холодной войны. Западная Германия тоже являлась потенциальным полем боя внешних сил, однако пользовалась некоторым влиянием на Вашингтон, что демонстрировали все канцлеры, особенно начиная с Брандта. Постоянно подчеркивая стопроцентную лояльность американцам, западногерманские лидеры использовали это для расширения окна возможностей с СССР и ГДР.
Сеул подобным похвастаться не может, по причинам как объективного, так и субъективного характера его зависимость от политики США почти абсолютна. Упрекать за это Южную Корею, находящуюся в том военно-стратегическом положении, в котором она находится, язык не повернется, но обстоятельства не позволяют рассчитывать на ее особую роль и самостоятельность.
Для гурманов -
доклад Валдайского клуба - три сценария развития Азии до 2037 года. Включая и перспективы корейской проблемы.