(no subject)
Владимир Мединский, министр культуры. Поверьте, значительно проще мне было бы принять все решения за закрытыми дверями, а вы бы узнали о них из приказа, вывешенного на входе. Мне прийти сюда и провести этот разговор тяжелее, чем этого не делать.
Владимир Толстой, советник по культуре президента России. Надо отдать должное мужеству Владимира Ростиславовича Мединского, который сюда пришел.
Алексей Бартошевич. Не думаю, что наше собрание должно выдерживать какую-то оправдывающуюся интонацию. Мы здесь совсем не для того, чтобы просить министерство о пощаде. Начну с очевидного: интеллектуальная культура нации неразделима. В нее на равных правах входит совокупность точных и гуманитарных наук. Так что без развития гуманитарной мысли никакого «Сколкова» мы не дождемся.
Владимир Мединский. Я вам приведу две цифры для начала. Из всего объема научно-исследовательских работ, которые заказывает министерство как генеральный заказчик, в 2011 году все пять вместе взятых НИИ Минкультуры освоили 11%. 86% было заказано на стороне. Дослушайте до конца. В 2012 году этот объем упал до 8%. Это говорит о полном отрыве заказчика в лице министерства от работы, которая ведется в институте. Я прекрасно знаю, какой ценный научный коллектив представляет собой Государственный институт искусствознания. Я знаю, что здесь удалось сохранить уникальных ученых. Мне тут подготовили целую справку о том, что вы делаете. Начиная со свода памятников, который мы, министерство, заказываем на стороне. Многотомная история искусства. Я вчера внимательно посмотрел 1-й и 14-й тома. Это замечательная работа. У меня возникает вопрос, почему до сих пор не изданы тома со 2-го по 13-й. Говорят, пять из них готовы. Ах, денег нет? Так вот, возвращаемся к первому вопросу: 90% ваших денег уходит на сторону.
Владимир Сарабьянов. Не знаю, честное слово, какая у меня, у полставочника, здесь зарплата. 8 тысяч? 6 тысяч? Это же палка о двух концах: министерство не платит деньги, сотрудники института заняты работой на стороне. Как в итоге все это работает? Смотрите: мы готовили первый том «Истории русского искусства» в 2005-2006 годах. Схемы движения финансов все время менялись. Часть тиража в результате застряла в типографии, ее не то что выкупить - ее найти до сих пор никто не может.
Инна Соловьева. Очень кстати здесь показали книгу о лицевом шитье Древней Руси. Наука, как и шитье, это то, что делается медленно. Не представляю, чтобы царица Ирина шила покров на гроб князя Всеволода в Пскове, а ее поторапливали: «Давай, лапочка, давай, миленькая, быстрее». Это медленная работа. Это святая работа. Как и та, которой занимаются в этих стенах.
Владимир Мединский. Не знают о вашей работе. Не то чтобы в обществе плохо знают - в министерстве не знают. Это неправильно. Это, коллеги, ваши, проблемы. Нет, слушайте, вы можете пыжиться и изъясняться метафорами. Но когда о моей работе не знает президент - это моя проблема. А когда о вашей работе не знают в министерстве - это ваши проблемы.
Алексей Бартошевич. Гуманитарная наука абсолютно самоценна. И смысл ее не в том, чтобы обслуживать какие бы то ни было организации, а в том, чтобы саморазвиваться. Какая уж там башня из слоновой кости.
Владимир Мединский. А министры культуры сюда часто заходили? Авдеев был? Или только Фурцева? Или Луначарский?
Наталья Сиповская. Я сейчас о Ване Демидове, который, услышав, что издается Мусоргский и кому это типа надо, говорит: «А вот немецкое издательство хочет купить. Оптимизация, сейчас продадим». Это чтобы у нас в консерватории играли Мусоргского и деньги платили немецкому издательству?
Полина Вайдман. Посмотрите, что заместитель министра Григорий Ивлиев в «Российской газете» написал: «шестьдесят томов о Чайковском». Это не о Чайковском, это первое выверенное собрание самого Чайковского. Что мы сейчас будем выяснять, почему Лев Толстой 90 томов написал? Ну написал столько, что мы теперь будем делать?
Юрий Богомолов. Вы, правда, не понимаете разницу между академической, фундаментальной наукой и заказами министерства? Все-таки не наука существует для министерства, а министерство для науки.
Владимир Мединский. Теперь про издание Мусоргского. Это связано в дальнейшем с оплатой при исполнении произведения? Связано, да? Вот вам яркое подтверждение того, когда интересы ученых совпадают с интересами государства. И это не теоретическое, это прикладное исследование. Ладно, называйте его как вам нравится, но мы его поддержим, потому что это нужно государству. Вне всякого сомнения.
Михаил Каменский. Каким этот институт видится глазами общества? Раньше понятно было, что это основная площадка, где формировались взгляды на искусство, в том числе и современное. Сегодня об этом институте знают лишь немногие. К современной жизни и современному искусству он не имеет никакого отношения. А люди, которые здесь работают, продолжают существовать в формате 1980-х годов. Это не значит, что то, что они делают никому не нужно. Не значит, что их работа некачественная. Это, может быть, даже сверхкачественно. Но чтобы донести эти результаты до общества и до власти, чтобы власть была заинтересована ученых поддерживать, а общество относилось с уважением к плодам научных трудов, нужно проводить специальную работу, проще говоря, пиар.
Владимир Мединский. Очень здорово, что этот институт основан в 1943 году. А теперь представьте себе, что было бы, если бы в 1943 году руководитель института в газете «Правда» вступил в публичную дискуссию с руководством страны на тему того, как надо работать.
Михаил Лифшиц. Вы пришли в министерство и ни разу не собрали Научно-методический совет по острейшим проблемам нашей отрасли. Древнерусские памятники, да не только древнерусские, в тяжелейшем, катастрофическом состоянии. Министерство этим не занимается. Мы вынуждены просить о том, чтобы министерство собрало свой совет. Министерство не принимает нас. Не дозвонишься, не достучишься.
Владимир Сарабьянов. Не о чем говорить, просто не о чем. Для наших чиновников всегда неожиданность, что в каком-то соборе сохранились фрески. Они не знаю памятников. Они их не видели. Они не знают ничего. Они сидят в своих кабинетах, перекладывают бумажки и распоряжаются судьбами ценнейших вещей, о которых они понятия не имеют.
Владимир Мединский. Я получил справку. Пока здесь сидел, ждал вас. Не просто так ковырялся в айпэде, потому что мне неинтересно, что вы говорили, а все время запрашивал информацию. Вот для начала о зарплате. Средняя зарплата по вашей бухгалтерии составляет, 14,5 тыс. рублей. Много это или мало? Конечно, на эти деньги прожить в Москве непросто. В порядке эксперимента можно, но непросто.
Надя Плунгян. Я борюсь не за зарплату в 9 тысяч, я борюсь за право заниматься наукой.
Владимир Толстой. Не может ученый сам определять направление своей деятельности.
Алексей Бартошевич. Не думаю, что это какая-то странная ошибка. Думаю, напротив, что это последовательная политика вытеснения художественной культуры. Потому что сама художественная культура прямо связана со свободомыслием. С самоощущением людей как свободных граждан.
Владимир Мединский. Если позволите, я без метафор, без ерничанья и демонстрации взаимного остроумия. По делу. Если позволите, попросил бы не перебивать, потому что говорить в научной среде, когда тебя перебивают, неприятно. Мне тоже, извините, как доктору наук.
Владимир Толстой, советник по культуре президента России. Надо отдать должное мужеству Владимира Ростиславовича Мединского, который сюда пришел.
Алексей Бартошевич. Не думаю, что наше собрание должно выдерживать какую-то оправдывающуюся интонацию. Мы здесь совсем не для того, чтобы просить министерство о пощаде. Начну с очевидного: интеллектуальная культура нации неразделима. В нее на равных правах входит совокупность точных и гуманитарных наук. Так что без развития гуманитарной мысли никакого «Сколкова» мы не дождемся.
Владимир Мединский. Я вам приведу две цифры для начала. Из всего объема научно-исследовательских работ, которые заказывает министерство как генеральный заказчик, в 2011 году все пять вместе взятых НИИ Минкультуры освоили 11%. 86% было заказано на стороне. Дослушайте до конца. В 2012 году этот объем упал до 8%. Это говорит о полном отрыве заказчика в лице министерства от работы, которая ведется в институте. Я прекрасно знаю, какой ценный научный коллектив представляет собой Государственный институт искусствознания. Я знаю, что здесь удалось сохранить уникальных ученых. Мне тут подготовили целую справку о том, что вы делаете. Начиная со свода памятников, который мы, министерство, заказываем на стороне. Многотомная история искусства. Я вчера внимательно посмотрел 1-й и 14-й тома. Это замечательная работа. У меня возникает вопрос, почему до сих пор не изданы тома со 2-го по 13-й. Говорят, пять из них готовы. Ах, денег нет? Так вот, возвращаемся к первому вопросу: 90% ваших денег уходит на сторону.
Владимир Сарабьянов. Не знаю, честное слово, какая у меня, у полставочника, здесь зарплата. 8 тысяч? 6 тысяч? Это же палка о двух концах: министерство не платит деньги, сотрудники института заняты работой на стороне. Как в итоге все это работает? Смотрите: мы готовили первый том «Истории русского искусства» в 2005-2006 годах. Схемы движения финансов все время менялись. Часть тиража в результате застряла в типографии, ее не то что выкупить - ее найти до сих пор никто не может.
Инна Соловьева. Очень кстати здесь показали книгу о лицевом шитье Древней Руси. Наука, как и шитье, это то, что делается медленно. Не представляю, чтобы царица Ирина шила покров на гроб князя Всеволода в Пскове, а ее поторапливали: «Давай, лапочка, давай, миленькая, быстрее». Это медленная работа. Это святая работа. Как и та, которой занимаются в этих стенах.
Владимир Мединский. Не знают о вашей работе. Не то чтобы в обществе плохо знают - в министерстве не знают. Это неправильно. Это, коллеги, ваши, проблемы. Нет, слушайте, вы можете пыжиться и изъясняться метафорами. Но когда о моей работе не знает президент - это моя проблема. А когда о вашей работе не знают в министерстве - это ваши проблемы.
Алексей Бартошевич. Гуманитарная наука абсолютно самоценна. И смысл ее не в том, чтобы обслуживать какие бы то ни было организации, а в том, чтобы саморазвиваться. Какая уж там башня из слоновой кости.
Владимир Мединский. А министры культуры сюда часто заходили? Авдеев был? Или только Фурцева? Или Луначарский?
Наталья Сиповская. Я сейчас о Ване Демидове, который, услышав, что издается Мусоргский и кому это типа надо, говорит: «А вот немецкое издательство хочет купить. Оптимизация, сейчас продадим». Это чтобы у нас в консерватории играли Мусоргского и деньги платили немецкому издательству?
Полина Вайдман. Посмотрите, что заместитель министра Григорий Ивлиев в «Российской газете» написал: «шестьдесят томов о Чайковском». Это не о Чайковском, это первое выверенное собрание самого Чайковского. Что мы сейчас будем выяснять, почему Лев Толстой 90 томов написал? Ну написал столько, что мы теперь будем делать?
Юрий Богомолов. Вы, правда, не понимаете разницу между академической, фундаментальной наукой и заказами министерства? Все-таки не наука существует для министерства, а министерство для науки.
Владимир Мединский. Теперь про издание Мусоргского. Это связано в дальнейшем с оплатой при исполнении произведения? Связано, да? Вот вам яркое подтверждение того, когда интересы ученых совпадают с интересами государства. И это не теоретическое, это прикладное исследование. Ладно, называйте его как вам нравится, но мы его поддержим, потому что это нужно государству. Вне всякого сомнения.
Михаил Каменский. Каким этот институт видится глазами общества? Раньше понятно было, что это основная площадка, где формировались взгляды на искусство, в том числе и современное. Сегодня об этом институте знают лишь немногие. К современной жизни и современному искусству он не имеет никакого отношения. А люди, которые здесь работают, продолжают существовать в формате 1980-х годов. Это не значит, что то, что они делают никому не нужно. Не значит, что их работа некачественная. Это, может быть, даже сверхкачественно. Но чтобы донести эти результаты до общества и до власти, чтобы власть была заинтересована ученых поддерживать, а общество относилось с уважением к плодам научных трудов, нужно проводить специальную работу, проще говоря, пиар.
Владимир Мединский. Очень здорово, что этот институт основан в 1943 году. А теперь представьте себе, что было бы, если бы в 1943 году руководитель института в газете «Правда» вступил в публичную дискуссию с руководством страны на тему того, как надо работать.
Михаил Лифшиц. Вы пришли в министерство и ни разу не собрали Научно-методический совет по острейшим проблемам нашей отрасли. Древнерусские памятники, да не только древнерусские, в тяжелейшем, катастрофическом состоянии. Министерство этим не занимается. Мы вынуждены просить о том, чтобы министерство собрало свой совет. Министерство не принимает нас. Не дозвонишься, не достучишься.
Владимир Сарабьянов. Не о чем говорить, просто не о чем. Для наших чиновников всегда неожиданность, что в каком-то соборе сохранились фрески. Они не знаю памятников. Они их не видели. Они не знают ничего. Они сидят в своих кабинетах, перекладывают бумажки и распоряжаются судьбами ценнейших вещей, о которых они понятия не имеют.
Владимир Мединский. Я получил справку. Пока здесь сидел, ждал вас. Не просто так ковырялся в айпэде, потому что мне неинтересно, что вы говорили, а все время запрашивал информацию. Вот для начала о зарплате. Средняя зарплата по вашей бухгалтерии составляет, 14,5 тыс. рублей. Много это или мало? Конечно, на эти деньги прожить в Москве непросто. В порядке эксперимента можно, но непросто.
Надя Плунгян. Я борюсь не за зарплату в 9 тысяч, я борюсь за право заниматься наукой.
Владимир Толстой. Не может ученый сам определять направление своей деятельности.
Алексей Бартошевич. Не думаю, что это какая-то странная ошибка. Думаю, напротив, что это последовательная политика вытеснения художественной культуры. Потому что сама художественная культура прямо связана со свободомыслием. С самоощущением людей как свободных граждан.
Владимир Мединский. Если позволите, я без метафор, без ерничанья и демонстрации взаимного остроумия. По делу. Если позволите, попросил бы не перебивать, потому что говорить в научной среде, когда тебя перебивают, неприятно. Мне тоже, извините, как доктору наук.