Ипполитов "Особенно Ломбардия"
Эрмитажный хранитель Аркадий Ипполитов выпустил роман-энциклопедию «Особенно Ломбардия. Образы Италии XXI» - книгу о том, как правильно сбежать из России
Меньше всего книга Аркадия Ипполитова похожа на путеводитель, хотя именно путеводителем она старательно притворяется. Не читайте ни в коем случае, если действительно собираетесь в Италию: пусть дождется вас на полке, пусть улягутся впечатления, пусть посмеются над вами друзья и знакомые, уже одурманенные этим ипполитовским наркотиком, - беритесь за «Ломбардию» только после Италии или вместо нее, иначе потеряете и Италию, и Ипполитова. Последнее особенно обидно - книги такого масштаба в русской литературе случаются нечасто.
Ключевое слово здесь - «вместо». Альбом с «видами», дряхлый советский предок путеводителя, был рассчитан на тех, кто эту самую заграницу никогда не увидит. Для путешественников девяностых и нулевых работала уже целая индустрия - без книги в мягком переплете, нашего русского бедекера, оббегать достопримечательности Европы уже давно неприлично, да и сам Аркадий Ипполитов в этом жанре успел прославиться - его «Венеция» десятилетней давности один из лучших русских путеводителей, какие вообще есть. Теперь, после «Ломбардии», понятно, что жанр закрыт: писать и печатать путеводители, конечно, не перестанут, но шедевров среди них ждать не приходится. На смену книгам о достопримечательностях пришла книга-достопримечательность, книга вместо достопримечательностей, ее чтение никакого отношения к перемещениям в пространстве не имеет, так что хоть едь в Италию, хоть не едь - «Ломбардию» все равно будешь читать на диване (Пруст «признавался, что поездки в Парму, Флоренцию и Венецию даже и не обязательны, так как одно произнесение имени города делает картину осязаемой», проговаривается Ипполитов уже в первой главе, впрочем, он там вообще все время проговаривается). Литература взяла у прикладного справочника для путешественника все, что на сегодняшний день можно, и спустила сам справочник в масскульт. Там ему пока - может, на десять лет, может, на все сто - и место.
Как описать этот путь от «Венеции» до «Ломбардии»предельно кратко? Все просто: дело в интонации самого путеводителя. Там, где советский альбом учил только восхищаться, путеводитель подсказывает, как одновременно восхищаться и иронизировать над своим восхищением. Аркадий Ипполитов всего лишь довел эту конструктивную черту жанра до предела - его постпутеводитель остается книгой о Ломбардии (Милан, Брешия, Комо, кастелло Сфорцеско, шопинг на виа Монтенаполеоне, Бергамо, Труффальдино, посмотрите налево, посмотрите направо), но книгой предельно личной. Италия вообще, Ломбардия особенно становятся для автора интимным переживанием, историей собственного не то становления, не то разрушения. Дистанция между тем, кто говорит, и тем, о чем говорится, все эта болтовня вперемежку с признаниями, комплексами, любовью и раздражением, что любовь нужно выставлять на обозрение и делить с другими, и есть главный предмет речи в книге Аркадия Ипполитова. Скажете, не роман?
Ипполитов пишет оммаж великому Павлу Муратову - первый том муратовских «Образов Италии», настольной книги русского декадента, вышел ровно сто лет назад. Но дело не только в красивой перекличке дат. «Образы Италии XXI» и по существу представляют собой попытку высказаться от имени нового поколения русских декадентов, они же креативный класс. Мы думали, самое сегодняшнее - это о митингах и разгневанных наблюдателях, а получается, максимально точный наш портрет выходит, когда речь идет о Ла Скала и Леонардо. То, что написалось у Аркадия Ипполитова, пока остается главной эскапистской книгой года (может, и десятилетия, как пойдет). Да, делать нам здесь нечего, пора валить, но куда же убежишь от себя, от всего русского-советского, если и Леонардо у нас свой, с Мережковским и «Зеркалом» Тарковского, и Труффальдино нам не Труффальдино, а Костя Райкин, и если зачем-то нам и ехать в Италию, так только затем, чтобы, как Гоголь, в ней тосковать о России и, как Гоголь же, с ума сойти. Энциклопедия русской жизни и русских страхов, манифест поколения, которое знает слишком много, путевой дневник Онегина, который дожил до наших дней, пошел служить в Эрмитаж и сделался литератором. Роман, одним словом, как и было сказано.
Этот роман, кстати, прилежно усвоил все уроки XX века, недаром Пруст у Ипполитова помянут чуть ли не на первой странице. Путешествие по Ломбардии с русском акцентом - это еще, конечно, и поиск пути в потоке ассоциаций. Если сказано, к примеру, что смерть Италии не к лицу, значит, непременно рядом будет и Мерил Стрип, и фильм «Смерть ей к лицу», и кое-что о гламурных дамочках и играющих их актрисах, и экскурс в историю шопинга, и снова улыбка Леонардо в наимоднейших миланских бутиках, с которой все и начиналось. Если есть спина рубенсовской Венеры, в рифму ей непременно должна появиться какая-нибудь другая обнаженная спина - после травелогов Петра Вайля мы уже ничего не имеем против, чтобы это была спина героини из фильма «Большая жратва», но ведь Ипполитов непременно должен пойти дальше и к двум итальянским спинам прибавить русскую, «широкую и могучую» спину любовницы Иудушки из «Господ Головлевых» Салтыкова-Щедрина. В самом деле, что еще остается умному человеку в России - только ходить в Эрмитаж да играть в бисер.
Меньше всего книга Аркадия Ипполитова похожа на путеводитель, хотя именно путеводителем она старательно притворяется. Не читайте ни в коем случае, если действительно собираетесь в Италию: пусть дождется вас на полке, пусть улягутся впечатления, пусть посмеются над вами друзья и знакомые, уже одурманенные этим ипполитовским наркотиком, - беритесь за «Ломбардию» только после Италии или вместо нее, иначе потеряете и Италию, и Ипполитова. Последнее особенно обидно - книги такого масштаба в русской литературе случаются нечасто.
Ключевое слово здесь - «вместо». Альбом с «видами», дряхлый советский предок путеводителя, был рассчитан на тех, кто эту самую заграницу никогда не увидит. Для путешественников девяностых и нулевых работала уже целая индустрия - без книги в мягком переплете, нашего русского бедекера, оббегать достопримечательности Европы уже давно неприлично, да и сам Аркадий Ипполитов в этом жанре успел прославиться - его «Венеция» десятилетней давности один из лучших русских путеводителей, какие вообще есть. Теперь, после «Ломбардии», понятно, что жанр закрыт: писать и печатать путеводители, конечно, не перестанут, но шедевров среди них ждать не приходится. На смену книгам о достопримечательностях пришла книга-достопримечательность, книга вместо достопримечательностей, ее чтение никакого отношения к перемещениям в пространстве не имеет, так что хоть едь в Италию, хоть не едь - «Ломбардию» все равно будешь читать на диване (Пруст «признавался, что поездки в Парму, Флоренцию и Венецию даже и не обязательны, так как одно произнесение имени города делает картину осязаемой», проговаривается Ипполитов уже в первой главе, впрочем, он там вообще все время проговаривается). Литература взяла у прикладного справочника для путешественника все, что на сегодняшний день можно, и спустила сам справочник в масскульт. Там ему пока - может, на десять лет, может, на все сто - и место.
Как описать этот путь от «Венеции» до «Ломбардии»предельно кратко? Все просто: дело в интонации самого путеводителя. Там, где советский альбом учил только восхищаться, путеводитель подсказывает, как одновременно восхищаться и иронизировать над своим восхищением. Аркадий Ипполитов всего лишь довел эту конструктивную черту жанра до предела - его постпутеводитель остается книгой о Ломбардии (Милан, Брешия, Комо, кастелло Сфорцеско, шопинг на виа Монтенаполеоне, Бергамо, Труффальдино, посмотрите налево, посмотрите направо), но книгой предельно личной. Италия вообще, Ломбардия особенно становятся для автора интимным переживанием, историей собственного не то становления, не то разрушения. Дистанция между тем, кто говорит, и тем, о чем говорится, все эта болтовня вперемежку с признаниями, комплексами, любовью и раздражением, что любовь нужно выставлять на обозрение и делить с другими, и есть главный предмет речи в книге Аркадия Ипполитова. Скажете, не роман?
Ипполитов пишет оммаж великому Павлу Муратову - первый том муратовских «Образов Италии», настольной книги русского декадента, вышел ровно сто лет назад. Но дело не только в красивой перекличке дат. «Образы Италии XXI» и по существу представляют собой попытку высказаться от имени нового поколения русских декадентов, они же креативный класс. Мы думали, самое сегодняшнее - это о митингах и разгневанных наблюдателях, а получается, максимально точный наш портрет выходит, когда речь идет о Ла Скала и Леонардо. То, что написалось у Аркадия Ипполитова, пока остается главной эскапистской книгой года (может, и десятилетия, как пойдет). Да, делать нам здесь нечего, пора валить, но куда же убежишь от себя, от всего русского-советского, если и Леонардо у нас свой, с Мережковским и «Зеркалом» Тарковского, и Труффальдино нам не Труффальдино, а Костя Райкин, и если зачем-то нам и ехать в Италию, так только затем, чтобы, как Гоголь, в ней тосковать о России и, как Гоголь же, с ума сойти. Энциклопедия русской жизни и русских страхов, манифест поколения, которое знает слишком много, путевой дневник Онегина, который дожил до наших дней, пошел служить в Эрмитаж и сделался литератором. Роман, одним словом, как и было сказано.
Этот роман, кстати, прилежно усвоил все уроки XX века, недаром Пруст у Ипполитова помянут чуть ли не на первой странице. Путешествие по Ломбардии с русском акцентом - это еще, конечно, и поиск пути в потоке ассоциаций. Если сказано, к примеру, что смерть Италии не к лицу, значит, непременно рядом будет и Мерил Стрип, и фильм «Смерть ей к лицу», и кое-что о гламурных дамочках и играющих их актрисах, и экскурс в историю шопинга, и снова улыбка Леонардо в наимоднейших миланских бутиках, с которой все и начиналось. Если есть спина рубенсовской Венеры, в рифму ей непременно должна появиться какая-нибудь другая обнаженная спина - после травелогов Петра Вайля мы уже ничего не имеем против, чтобы это была спина героини из фильма «Большая жратва», но ведь Ипполитов непременно должен пойти дальше и к двум итальянским спинам прибавить русскую, «широкую и могучую» спину любовницы Иудушки из «Господ Головлевых» Салтыкова-Щедрина. В самом деле, что еще остается умному человеку в России - только ходить в Эрмитаж да играть в бисер.