Кастор и Поллукс
из Великих Лук
едут на электричке,
им щебечут птички,
на них травами дышит луг.
Из окна врывается железный стук.
В руках сигареты, но - ни одной спички.
«Кто даст нам прикурить
да сдать-прикупить,
передёрнуть картишки?»
Вокруг старухи, детишки,
бабы готовы убить,
девушки читают книжки.
И как братьям-то быть?
И выходит из-за баб, детишек из-за
человек один, смотрит в глаза,
говорит: «А кто из вас двоих, скажем, бог?
А который - так, под коленкой мох?»
А в зрачках его - бирюза.
Кастор говорит: «Да ты что, мил человек?»
А Поллукс говорит: «Да ты что пил, человек?
Какие боги на железной дороге?
Ускоряй свой бег,
пока не переломали ноги».
А этот голубоглазый мужик
достаёт клинок серебристый и тык
Кастору прямо под сердце,
тык Поллуксу, да по яйцам берцем.
Кастор упал и Поллукс поник.
«Ну, понятно», - Кастору он говорит.
Кастор лежит точно камень, только небрит.
«Ну, понятно», - Поллуксу говорит убийца.
Поллукс удивлённо глядит на лица,
а в груди его - ножиком ход прорыт.
И Поллукс понимает: не зря, не зря
восходят утренняя и вечерняя заря,
те две звёздочки светятся в облаках,
как на этикетке простенького коньяка,
светом пристальным оплавляются и горят.
И не зря по-над полем выкошенной ржи
белый лебедь, откуда-то взявшийся, кружит.
И жизни величие
не соответствует этой жизни обличию,
и поэтому страшно и невыносимо - жить.
И ещё понимает Поллукс:
они не ехали из Великих Лук,
их имена - не клички.
Они - покровители
всех путешествующих на электричках,
каждый день избавляющие человечество ценой своих мук.
Стук
колёс,
лес и плёс.
Кастор лежит.
Поллукс дрожит.
Всех поезд довёз, довёз.
Видно снова какая-то дура
молится Диоcкурам,
режет им в жертву коз.