О чем рассказывает Список политзаключенных
Онлайновое издание «Новая Хроника текущих событий» выпустило очередной Список политзаключенных Российской Федерации. Предыдущий выпуск был в марте, так что есть возможность сравнить, и лучше всего картину происходящего в стране описывают цифры. В августовском списке 217 человек, в мартовском их было 181 - рост на 20% (в октябрьском было 114, увеличение почти вдвое за неполный год).
С учетом людей, исключенных из списка по разным причинам (окончание срока, амнистия, получение политического убежища за границей и пр.), новые дела были возбуждены против 61 человека, то есть в среднем каждый месяц под молоток репрессий попадают 12 человек. Средний срок лишения свободы по приговорам также вырос - с 5 лет 10 месяцев до 6 лет 2 месяцев (в прошлом октябре он был 4,5 года).
Еще одно сравнение - историческое. В последнем списке советских политзаключенных, составленном правозащитником Кронидом Любарским перед «горбачевской амнистией» (1986 год), было чуть более 280 имен. Однако сравнивать напрямую некорректно: в списке Любарского были представлены политзеки со всего СССР, а значит, по числу политзаключенных на душу населения Путину уже легко удалось перескочить советскую планку.
На более глубоком уровне за цифрами скрываются еще более интересные процессы. В том же 1986 году в СССР прошел последний процесс, на котором человека осудили «за разговоры». Рижанин Михаил Бомбин поспорил с попутчиками в поезде на тему войны в Афганистане - и на вокзале в Москве его уже встречали агенты КГБ. С тех пор никого «за разговоры» в стране не судили. Не судили до нынешнего года, пока крымчанин Мустафа Ягъяев не выразил несогласие с аннексией Крыма с беседе с сотрудницами бухгалтерии. Суд легко обнаружил в речах Ягъяева «разжигание межнациональной розни» и выдал ему условный срок с запретом «заниматься деятельностью, связанной с передачей и распространением любой информации» - то есть формально Ягъяеву запретили впредь вообще открывать рот. А житель Старой Руссы Антон Изокайтис был осужден за разговоры, которые вел с полицейскими, которые в новогоднюю ночь привезли его в отделение с улицы. Нетрезвый монолог Изокайтиса в «обезьяннике» потянул на два года колонии-поселения.
Ощущение «машины времени» становится еще более явным при ознакомлении с другими делами. В 1978 году двое жителей Куйбышева были осуждены за попытку подорвать бюст министра обороны Устинова. Их судили за «диверсию». А крымских узников Афанасьева, Кольченко и Сенцова суд приговорил уже за «терроризм» в составе «террористической группы». И «терроризм», и дикие срока приговора вызывают еще более давние ассоциации - со сталинскими процессами, где не мелочились и выдавали по 10-20 лет за те же мифические «терроризм» и «шпионаж».
«Шпионы» в новом списке также представлены изобильно. Это вообще новая после сталинских времен категория политзаключенных. Они не были оппозиционерами или гражданскими активистами и даже не делали перепостов в соцсетях. Вполне лояльные и благополучные интеллигенты в одно неприятное утро просыпались от звонка в дверь и узнавали, что стали подозреваемыми в «государственной измене». Как им удалось «изменить», не всегда даже точно известно: эти дела засекречены, информация о них обычно отрывочна. Известно, что радиоинженер Геннадий Кравцов отправил имейл со своим резюме в шведскую фирму - и этого оказалось достаточно. Питерские ученые Валентин Афанасьев и Святослав Бобышев сотрудничали с китайской фирмой - вполне открыто, по официальному контракту, и вся передаваемая китайцам информация визировались ФСБ. Вдруг, как по взмаху волшебной палочки недоброй феи, задним числом эта информация оказалась засекреченной - а Бобышев и Афанасьев получили по 12 лет лагерей. Шестидесятидвухлетний Бобышев там и находится до сих пор, Афанасьев уже умер.
«Машина времени» двигается еще дальше вглубь истории. Политические дела в позднем СССР обычно заканчивались приговором к лишению свободы. Однако так было не всегда: в 1920-е годы, еще до ГУЛАГа, «контрреволюционеры» обычно сначала получали «минус» - запрет на жительство в крупных городах. Через несколько лет их переводили еще дальше, потом в ссылку, еще через какое-то время сажали, 1937 год мало кто из них пережил. Происходило то, что Солженицын назвал «большим пасьянсом» - людей, как карты, перекладывали из одной колоды в другую, пока, наконец, пасьянс не складывался - и все «карты» не летели под стол.
В сегодняшних дела заметно значительное число приговоров к условному лишению свободы. И снова кто-то раскладывает «пасьянс»: эколог Евгений Витишко получил условный срок, но через какое-то время оказался в колонии-поселении, осужденному в апреле 2014 года краснодарскому профессору Михаилу Савве весной этого года суд заменил условный срок на реальный. Хорошо что Савва успел к тому времени скрыться за границу, где попросил политического убежища. «Надеяться на правосудие в современной России - это достаточный признак слабоумия. Я уехал», - так очень доходчиво объяснил он свой поступок.
За вычетом дел блогеров, использовавших в «преступных целях» интернет, которого в СССР не было, все прочие дела точно укладываются, как на полочку, в традиции советской юстиции. За распространение листовок под уголовное дело попала жительница Таганрога Лиза Цветкова, за отказ от службы в армии - контрактники майкопской части 22179 (в списке только пять их имен, хотя, по информации «Новой газеты«, таких дел в этой части может быть 23), уже второй год под уголовным делом ходят члены общины свидетелей Иеговы из Таганрога. Все эти люди точно также могли бы стать и «клиентами» КГБ СССР. В 1980-е годы в СССР сажали безобидных кришнаитов - сейчас ожидает суда последователь китайского эзотерического учения фалуньгун из Ижевска.
Точно так же, как в СССР, прогрессирует степень юридического абсурда. По «делу бейсджамперов» прокурор затребовал по три года лагерей всем пяти подсудимым, которые, по версии обвинения, «будучи мотивированными политической ненавистью», спрыгнули с высотки на Котельнической набережной. Кафка он рыдал бы от зависти - мем «прыгать с крыши из ненависти» даже его мрачная фантазия не могла бы изобрести.
Еще одна характерная примета времени: все чаще исходной точкой уголовных дел становятся доносы. Их пишут православные фундаменталисты, функционеры «Единой России», по старой привычке пишут коммунисты и даже простые бухгалтерши, которые посадили Ягъяева. На следствии по делу бывшего нацбола Дмитрия Бычкова инкриминирующие показания дали его соратники - причем из чисто идейных соображений: Бычков разошелся с «линией партии» по вопросу войны с Украиной.
И совсем зловещей новацией стало появление во многих делах «секретных свидетелей» - или попросту говоря, сотрудников ФСБ: их показания по определению опровергнуть невозможно.
Список политзаключенных - это точный градусник, который определяет состояние «организма» страны. Мы просыпаемся утром, пьем кофе, едем на работу, проводим вечера с семьей или друзьями, и кажется, что жизнь проходит если не совсем счастливо, то хотя бы спокойно. Но, как писал Солженицын о другом времени, «в обернутой дали 1927 год воспринимается нами как беспечный сытый год еще необрубленного НЭПа». А тогда до процессов «вредителей» оставались считанные месяцы, и тогда же начинают ссылать историков и биологов, сажать сионистов, чуть позже - экономистов, которых будут «рассовывать» по разным процессам и мифическим «партиям», а после убийства Кирова всю страну накроет мрак большого террора. Точно такой же поворотной точкой может оказаться и 2015 год.
Полных исторических аналогий не существует, и пока снова не опустился «железный занавес», мы находимся в сравнительной безопасности. Надо признать, что сегодня мы пользуемся такой свободой, которой у граждан СССР не было никогда. Но ведь и 1920-е годы были самой «свободной эпохой» той страны.
Однако, как и в 1920-е годы, в самой стране сегодня нет сил, которые могли бы остановить разгоняющийся маховик репрессий. А это значит, что никто не гарантирует нам безопасности в ближайшие годы. Более того, в отличие от СССР, где внесудебное насилие было редкостью, мы каждую неделю читаем о нападениях на вроде бы неприметных гражданских активистов, заканчивающихся иногда тяжкими телесными повреждениями. Это еще один красный флажок, который должен сигналить каждому, что отсидеться на диване, возможно, и не получится.
Просыпаясь каждое утро, мы привычно ждем безрадостных новостей, вызывающих у кого ярость, у кого депрессию. Это объяснимая, хотя, наверное, и чуть подростковая реакция: время паниковать еще не пришло. Однако это самое время составлять планы. План А: «Что я могу сделать, чтобы помочь репрессируемым? Что я могу сделать, чтобы притормозить несущийся к пропасти вагон?» И план Б: «Что делать, если…»
Возможно, это самый главный сигнал, который несет в себе список политзаключенных. Для каждого.
(опубликовано на сайте новой Хроники текущих событий ixtc.org)