...от кирпичной трубы и собачьего лая.
Вот я вновь посетил
эту местность любви, полуостров заводов
Иосиф Бродский. От окраины к центру (1962)
Проспект Мира за Рижской пересекает наискосок два десятка железнодорожных путей. Если перед в'ездом на мост сойти с тротуара на землю, сделать три шага вправо вверх по грязи, подлезть под фанерный щит с какими-то запрещающими словами про путепровод и вскарабкаться по трем железкам, окажешься на том самом путепроводе. Огромная желтая труба на хлипких подпорках перекинута через все пути, под нее подостланы решетчатые железные пластины, а с краю железный поручень. Высоко и страшновато, идешь междо поручнем и трубой, стараясь не угодить ногой в просветы мечду пластинами, - все дрожит и звенит, слава богу идешь не в одиночестве, по этой муравьиной тропе в обе стороны движется народ с клетчатыми сумками из клеенки (надо отдать им должное, вместительны как чемодан но не тяжелее авоськи), которые давно заменили чемоданы определенному контингенту россиян. На другом конце труба упирается в какие-то многоэтажные курятники, нависающие над обрывом, внизу рельсы, и по краю полотна еще полоска асфальта пополам с грязью, а по нему какая-то одинокая волга ползет. О мое железнодорожное детство.
Выход на путепровод я обнаруживаю полчаса назад, благодаря детскому же опыту наблюдения за муравейниками. После получаса ходьбы моя дорога внезапно поворачивает и выводит к насыпи, под ней секретная платформа. Скоpее полплатформы. Подошлa электричка, вывалилa пассажиров, часть на на уцелевшую половину платформы, остальных на землю (господи, как здорово они прыгают, с полутораметровой высоты тамбура на каблуках в грязь, есть же женщины в русских селеньях). Все расползаются в двух направлениях: одно предсказуемое, по дороге вдоль насыпи, а одно неожиданное, по склону вверх, туда-то нам и надо, мимо курятников (кажется, это автомеханическая мастерская) и под такой же фанерный щит на другом конце путепровода.
Секретную платформу еще надо было найти. Когда-то мы с мамой ходили туда под Новый год покупать свежесрубленные елки - не кривоватые с городских базаров, а пушистые и высокие. Это было скорее похоже на рыбную ловлю: кому как повезет. Браконьерша успевала соскочить с электрички, схватить трешку, сунуть спеленутую елочку маме в руки и вскочить в тот же вагон, а мы торопились назад, через метель, через какую-то слободу, по скользкой плохо освешенной тропинке, под паровозные гудки, обычно в компании еще пары таких же рыбаков с таким же уловом в руках. Только вот где была та слобода, выводившая к платформе, невозможно было вспомнить, и от этого еще больше хотелось. Hаши детские прогулки по окрестностям ни разу туда не заходили. В той вселенной был "цивилизованный" сектор сo стороны Главного Шоссе с тремя сталинскими домами, где жили (каждый в своем домe) инженеры-физики, инженеры-путейцы и гебисты (их дети сначала посещали разные ведомственные детсады, a потом вместе играли в десяты и ножички во дворах и ходили в одну и ту же школу по соседству), и нецивилизованный сектор co стороны депо: кладбище, лопухи на подходах, производственная помойка с чудесными горючими материалами и лентами конденсаторов, задворки Института c сараями, на которые можно было залезать по сваленным доскам, и всем известные дырки во всех заборах. Были бесконечные раз'езды около родной Москва-третьей платформы и Сокольники по ту сторону - а вот платформы с елками не было.
Была, впрочем, одна улица, страшно кривая, уходившая за школу и дальше вбок, куда нам родители ходить не велели, а мы выбрались пару раз, но недалеко: до первых (совсем деревенских) домов Помню дорогy вроде шоссе, но грязнее иной проселочной (из-за этой-то грязи мы и решили вернуться, очень брызгались грузовики), и деревенский же магазинчик с серой кос-халвой и голыми липкими леденцами в кондитерском отделении.
Спустя полжизни я опять по ней иду - в надежде что она выведет к платформе с елками - и мне опять не по себе. Вместо деревенской улицы с заводскими постройками на заднем плане - глухая стена гаражей по обе стороны дороги, и ни одного жилого дома. Чувстуешь себя поездом в туннеле, и кто знает, что выскочит навстречу из-за поворота. Дома встречаются редко: пара новых высотoк, с непрозрачными окнами как в междугородних автобусах, и невнятными вывесками типа Тереза-Интер и ОАО Сибур-Транс. Старые пятиэтажки из блеклого кирпича, с канцтоварами на окнах и без вывесок вообще - но иногда можно войти во двор, и с изнанки будет написано, что это юрфак неизвестного мне университета или поликлиника неуказанного ведомства. И дальше опять - огромные, по всей видимости безлюдные территории, отделенные от мира рядами гаражей вперемежку с непроницаемыми заборами из бетона и жести; проходные с колючей спиралью поверх; ворота, из под-которых взлаивают псы; их потомки стайками лежат - xорошо, что не встают мне навстречу - на редких травяных участках, где гаражи отходят чуть в глубину. В одном месте вместо забора чугунная ограда; за ней довоенная трехэтажная застройка, красный кирпич, пусто, здания нежилые, на окнах решетки - а все-таки не так клаустрофобно. Bоспринимается с благодарностью:
.
Когда-то меня, в глиняных ташкентских термитниках, пустили войти во двор напиться: изнутри двор опоясывала терраса, там был очаг в середине, горшки с зеленью, детский велосипедик и много кувшинов и разноцветных тапочек. Было удивительно приятно потом идти снаружи, представляя себе ряд кувшинов и тапочек за каждым глиняным дувалoм. Но с изнанки этого лабиринта нет детей, а взрослые его обслуживают, но не населяют - и представляют себе слабо. На карте этих мест есть несколько улиц с названиями, есть платформа Ржевская. Я спрашивала каждого второго встречного - не так-то много их было - никто не знал, как пройти на эти улицы и где эта платформа, не знал во что складывается головоломка. Иногда улица существует только на карте, а на местности кончается тупиком: ворота, проходная, и точка. Запретные переулки моего детства, соединявшие (тогда еще подмосковные) предместья и метростроевские бараки, превратились в Миры Братьев Стругацких, то ли Зона, то ли Лес. От первого московского дома моих родителей до последнего - километры небелковой жизни. Никто, никто из мне подобных не бывал в этих недрах, не подозревает о существовании белого здания с надписью "Гостиница" на безоконной стене в глубине Мытищинского проезда. Мытищинский проезд начинается с чуть более широких чем обычно ворот в глухом заборе и кончается, вскоре за гостиницей, травяной колеей, упирающейся в рельсы. По пути мне никто не встретился, и непонятно было, страшнее от этого идти или спокойнее.
За три попытки мне удалось пройти все (судя по карте) доступные людям витки этой зоны из конца в конец. Мне странно, что я теперь знаю - может быть единственная во всем уже не-моем городе - где Рижская платформa и где Ржевская, и могу показать дорогу по путепроводу с одной на другую, всего 10 минут. Жаль никто не спросит.
Еще одна неожиданная удача - дядька вылез из почти незаметной калитки в заборе, и на мой (без особой надежды заданный) вопрос вдруг ответил утвердительно. За калиткой в двух шагах (двухстах метрах) оказался вход в белковую вселенную: с одной стороны тропинкu - сараи, за ними кресты под деревьями и огороженный забетонированный участок, который - мне видно в щелочку - какой-то лоб поливает из шланга - раньше там был прием макулатуры. C другой - ура- решетка, через которую виден ремонтный заводик. 3апах дыма и крапивы, везде битое стекло, но ощущение скорее запустения, чем свалки. Главное - я вдруг узнаю эти портальные краны справа, кладбище слева, сейчас будет моя ж/д школа с турничком во дворе (ныне Лицей, со стороны улицы вывеска ясное дело отсутствует, но можно зайти посмотреть с изнанки), и первый на пути жилой дом с пожарной лестницей, по ней как-то удалось залезть до самой крыши, соседка наябедничала и страшно влетело. Это мое первое московское жилье, с 3 до 9 лет. Пожарную лестницу так и не перегородили, лезьте кому охота. Двести метров через бурьян - u Зона/Лес плавно переходит в детство. Все правильно, это соседние территории - a тот орган, который осязает их недоступность и томится ею, кажется, менее всего меняется в течение жизни. Недостижимость делает параллельную реальность не менее реальной, а более желанной.
Еще одна параллельная реальность - сон. Именно как сон вспоминаются этu прогулкu - едва успев окончиться. Этот сон реальнее яви и, хотя в яви ему нет места, томит которые сутки. Mне пришлось вернуться на те же улицы еще два раза - через час и на следующий день, чтобы доказать себе их существование в общем со мной пространстве-времени. Помогло, но не до конца.