Музейный пароход
Удалось тут мне проникнуть на Музейный пароход. Выдавал себя за Пиотровского. Нацепил очки, седину и питерскую интеллигентность. Т.е., когда хватал официанток за жопу, читал им на ухо из Бродского.
Когда подходили к Валааму, метался по борту, размахивал секирой и громкими криками призывал музейщиков готовить мешки и факелы. Но тут заметил, что восемьдесят процентов из них женщины, восемьдесят процентов из которых возраста Пиотровского. А то и старше. Поняв, что лихого набега с такой командой не получится, взем топор под скутом, притворился паломником. Топая за восторженной богомолкой, зыркал по сторонам из-под капюшона, примечая всё ценное. Особенно постарался запомнить все амбары, на которых замки побольше. К ним в следующий раз нужно будет метнуться в первую очередь.
Услышав, что на остров приходят лоси, оживился, поглаживая топор под хламидой. А когда рассказали, что вслед за лосями по льду приходят и рыси, отыскал глазами самую почтенную музейную даму в нашей группе, и больше от неё не отходил. Особо стараясь идти так, чтобы она всегда была между мной и высокими деревьями. Чтоб объяснить такую близость, а главное, не дать ей углядеть раньше меня прыгающую рысь, гладил её по руке и обещал взять работать в Эрмитаж. На должность специалиста по связям с общественностью. Общаться со всеми недовольными выставкой Фабра.
Так и не встретив ни лосей, ни рысей, немного расстроенный и голодный вернулся на пароход. Тут же бросил самую почтенную даму в нашей группе и метнулся на камбуз к уже красноухой официантке. По пути обнаружил, что читал ей не Бродского, а Губермана. Размахивая топором, красочно описывал отбитую мною атаку двухсоткилограммовой рыси. Ещё раз ущипнув мою падкую до поэзии Амальтею, прихватив кусок сливочного мала, быстро ретировался под недобрым взглядом повара.
Ночью, подперев дверь в каюту топором, поедал под одеялом упёртое масло. Утром чертил по памяти карту Валаама, щедро расставляя по ней крестики и отмечая приметные места вроде скелета пирата. Захотел запечатать её в бутылку и предать речным волнам. Метнулся за бутылкой на кухню, но увидев в коридоре повара с ножом, почему-то передумал, и вернулся обратно в каюту, дабы в стихах изложить вчерашнюю мою битву со стаей рысей и лосями-людоедами. Сим утомительным занятием был занят до Петрозаводска. Когда с корабля на берег бросили сходни, радостно схватив мешок и научного сотрудника артиллерийского музей, побежал в ближайший магазин за местными водками, настойками и наливками. На обратно пути расспрашивал его, почему он не видел моей вчерашней обороны Валаама от нападения армии мутантов и почему в тот героический день молчали его батареи?
Вернувший на борт обнаружил удивительный факт, что светлые идеи приходят не только в мою гениальную голову. Многие пассажиры повторили мой маршрут, и теперь вызывали подозрение, что они как и я самозванцы. Часть выдала себя с головой, яростно исполнив серию варварских песен на европейских языках, аккомпанируя себе на губной гармошке и контрабасе. Я громче всех призывал линчевать негодяев, так долго выдававших себя за работников культуры, а чучела их выставить в Рыцарском зале. Подскакивал к ним с топором. Оттащили. Коллегиально приняли решение не выбрасывать музыкантов за борт, а оставить играть для скромных танцев музейных работников.
Ночь прошла в беспамятстве.
На следующий день корабль прибыл в Мандроги. Хмуро смотрели музейные работники на музей водки, больше напоминавший южно-американский храм для человеческих жертвоприношений. Местное жлобьё, презрев славное музейное братство, требовало за посещение с дегустацией 350 рублей.
- А где твой топор? - слегка треснувшим голосом спросил давешний артиллерист, скорбно рассматривая нахально выставленные в окна бутылки с целительным ядом.
- А где твои гаубицы? - огрызнулся я (топор был случайно обронен за борт, когда ночью меня на палубе неожиданно встретила самая почтенная музейная дама из нашей группы).
Так и не расчувствовав пошлых коммерсантов выдававших себя за славных музейных работников, снова погрузились на борт.
Питер встретил всех редким солнцем и досмотрами в метро. Участники семинара расходились и разъезжались, стараясь друг на друга не смотреть.
- А где музыканты? - спросил я артиллериста.
- Вроде, в Эрмитаж поехали. На выставку Фавра.
Когда подходили к Валааму, метался по борту, размахивал секирой и громкими криками призывал музейщиков готовить мешки и факелы. Но тут заметил, что восемьдесят процентов из них женщины, восемьдесят процентов из которых возраста Пиотровского. А то и старше. Поняв, что лихого набега с такой командой не получится, взем топор под скутом, притворился паломником. Топая за восторженной богомолкой, зыркал по сторонам из-под капюшона, примечая всё ценное. Особенно постарался запомнить все амбары, на которых замки побольше. К ним в следующий раз нужно будет метнуться в первую очередь.
Услышав, что на остров приходят лоси, оживился, поглаживая топор под хламидой. А когда рассказали, что вслед за лосями по льду приходят и рыси, отыскал глазами самую почтенную музейную даму в нашей группе, и больше от неё не отходил. Особо стараясь идти так, чтобы она всегда была между мной и высокими деревьями. Чтоб объяснить такую близость, а главное, не дать ей углядеть раньше меня прыгающую рысь, гладил её по руке и обещал взять работать в Эрмитаж. На должность специалиста по связям с общественностью. Общаться со всеми недовольными выставкой Фабра.
Так и не встретив ни лосей, ни рысей, немного расстроенный и голодный вернулся на пароход. Тут же бросил самую почтенную даму в нашей группе и метнулся на камбуз к уже красноухой официантке. По пути обнаружил, что читал ей не Бродского, а Губермана. Размахивая топором, красочно описывал отбитую мною атаку двухсоткилограммовой рыси. Ещё раз ущипнув мою падкую до поэзии Амальтею, прихватив кусок сливочного мала, быстро ретировался под недобрым взглядом повара.
Ночью, подперев дверь в каюту топором, поедал под одеялом упёртое масло. Утром чертил по памяти карту Валаама, щедро расставляя по ней крестики и отмечая приметные места вроде скелета пирата. Захотел запечатать её в бутылку и предать речным волнам. Метнулся за бутылкой на кухню, но увидев в коридоре повара с ножом, почему-то передумал, и вернулся обратно в каюту, дабы в стихах изложить вчерашнюю мою битву со стаей рысей и лосями-людоедами. Сим утомительным занятием был занят до Петрозаводска. Когда с корабля на берег бросили сходни, радостно схватив мешок и научного сотрудника артиллерийского музей, побежал в ближайший магазин за местными водками, настойками и наливками. На обратно пути расспрашивал его, почему он не видел моей вчерашней обороны Валаама от нападения армии мутантов и почему в тот героический день молчали его батареи?
Вернувший на борт обнаружил удивительный факт, что светлые идеи приходят не только в мою гениальную голову. Многие пассажиры повторили мой маршрут, и теперь вызывали подозрение, что они как и я самозванцы. Часть выдала себя с головой, яростно исполнив серию варварских песен на европейских языках, аккомпанируя себе на губной гармошке и контрабасе. Я громче всех призывал линчевать негодяев, так долго выдававших себя за работников культуры, а чучела их выставить в Рыцарском зале. Подскакивал к ним с топором. Оттащили. Коллегиально приняли решение не выбрасывать музыкантов за борт, а оставить играть для скромных танцев музейных работников.
Ночь прошла в беспамятстве.
На следующий день корабль прибыл в Мандроги. Хмуро смотрели музейные работники на музей водки, больше напоминавший южно-американский храм для человеческих жертвоприношений. Местное жлобьё, презрев славное музейное братство, требовало за посещение с дегустацией 350 рублей.
- А где твой топор? - слегка треснувшим голосом спросил давешний артиллерист, скорбно рассматривая нахально выставленные в окна бутылки с целительным ядом.
- А где твои гаубицы? - огрызнулся я (топор был случайно обронен за борт, когда ночью меня на палубе неожиданно встретила самая почтенная музейная дама из нашей группы).
Так и не расчувствовав пошлых коммерсантов выдававших себя за славных музейных работников, снова погрузились на борт.
Питер встретил всех редким солнцем и досмотрами в метро. Участники семинара расходились и разъезжались, стараясь друг на друга не смотреть.
- А где музыканты? - спросил я артиллериста.
- Вроде, в Эрмитаж поехали. На выставку Фавра.